Цивилизация
Российско-грузинская война в минувшем августе способствовала оживлению интереса к Организации Объединенных Наций – структуре, которая, как казалось, стремительно смещается на периферию мировой политики. Во-первых,
в Совете Безопасности ООН давно не было столь ярких политических спектаклей – полемика представителей России, США и Грузии напомнила страстные ораторские поединки 1960-х годов.
Во-вторых, драматическое решение Москвы в одностороннем порядке признать Абхазию и Южную Осетию неожиданно превратило ведущие западные державы, включая США, в убежденных приверженцев легитимности Совбеза и связанных с ним процедур. Каких-то полгода назад те же страны убеждали всех, что для признания суверенитета Косова СБ ООН необязателен, теперь, однако, все изменилось.
Наконец, рост общей политической напряженности привлек внимание к очередной сессии Генеральной ассамблеи ООН, куда прибыли многие ключевые участники августовских событий.
О кризисе Организации Объединенных Наций и ее главного политического органа – Совета Безопасности – можно даже не говорить – это уже давно считается аксиомой. Попытки реформирования крупнейшей международной структуры, последняя из которых предпринималась предыдущим генсеком Кофи Аннаном в середине нынешнего десятилетия, закончились безрезультатно. Иначе и быть не могло, ведь
ООН функционирует так, как позволяют составляющие ее государства. И если каждое из них руководствуется исключительно принципом национального эгоизма, то нет никаких оснований ожидать уступок и гибкости во имя повышения эффективности организации.
По этой причине об ООН с некоторых пор принято говорить в весьма уничижительных тонах – она, мол, утратила смысл. Критики, правда, признают, что, помимо Совбеза, а к его деятельности обычно привлечено максимальное внимание, существует множество полезных профильных агентств – от Управления верховного комиссара по беженцам и Всемирной организации здравоохранения до программы развития и миротворческих подразделений. Но с точки зрения управления глобальной политической системой, ситуация практически безнадежна.
С этим трудно спорить. Но, справедливости ради, необходимо отметить один факт.
За последнее время, которое действительно стало периодом упадка ООН, только две страны демонстрировали решительную готовность действовать в обход Совбеза – это Соединенные Штаты и Россия. Вашингтон сделал это дважды – в случаях Ирака и Косова. Москва пока единожды – отказавшись от попыток добиться приемлемой резолюции по Грузии.
При всей огромной важности этих двух держав, нельзя не отметить, что остальные страны – члены ООН, в которых проживает порядка шести миллиардов человек, основополагающих принципов ее Устава не оспаривают. А некоторые ключевые участники большой политики, например, Китай, не устают твердить о необходимости соблюдать нормы международного права и согласовывать интересы в рамках всеобщего гармоничного развития.
Было бы неверно утверждать, что ООН как структура устарела – в ее устройстве нет ничего такого, что препятствовало бы нормальному функционированию. Не хватает сущей безделицы – договоренности ключевых держав о целях и задачах организации. Проблема ООН – не в дефектах административного устройства или недостаточно жестком аудите. Она в неспособности ведущих держав поставить вопрос и начать дискуссию о по-настоящему универсальных правилах поведения, которые должны быть выработаны заново.
«Нового мирового порядка» после окончания холодной войны так и не наступило. Если быть откровенным, то построить его и не пытались. Ведь для этого были необходимы новые институты, отражающие меняющиеся реалии. Прежние институты, обеспечивавшие функционирование мировой системы в эпоху идеологического противостояния, должны были уйти в прошлое вместе с ней и дать жизнь чему-то другому. Но
«новый мировой порядок», который предлагали победители в холодной войне, предусматривал не создание новых структур, а распространение на весь мир прежних западных организаций. Они же – от НАТО до МВФ – оказались попросту не приспособлены к глобальным функциям.
Дебаты, ведущиеся на Западе, и сейчас, по сути, вращаются вокруг одного тезиса – как обеспечить западное (американское) лидерство в новых условиях. Глобальный «концерт держав», предполагающий равноправное участие всех влиятельных игроков в выработке новых правил, пока, в общем, не рассматривается в качестве серьезного варианта. Незападному миру скорее предлагается обсудить условия, на которых они признают западное главенство.
Это вызывает разную реакцию. Китай, например, не втягивается в препирательства, наращивая мощь и выжидая момента, когда он сможет вступить в разговор уже с позиции силы. Спешить Пекину некуда. Москва, напротив, одержима чувством исторического реванша, поэтому торопится заявить свое право на пересмотр статуса-кво. Ряд других существенных стран (например, Индия, ЮАР, Бразилия) недовольны явно несправедливым распределением влияния в Совбезе, но пока не предпринимают активных действий.
Потенциально ООН могла бы стать очень подходящей платформой для серьезного диалога о мироустройстве, более того – другой, собственно, и нет. Крупнейшую международную структуру небезосновательно упрекают в излишней бюрократизации, раздутых сметах и штатах, а также низкой эффективности. Критиковать ООН легко и приятно. Но если смотреть на вещи реалистически, возможен ли прозрачный, компактный и суперэффективный форум в составе почти двух сотен государств? Едва ли. Любая организация такой степени представительности и, соответственно, легитимности обречена на тяжеловесность.
Как только среди ключевых стран возникнет хотя бы тень понимания того, что необходим диалог о принципах мирового устройства, окажется, что ООН очень даже полезна как механизм такого диалога.
Но пока до этого далеко. Мир вступил в финальную фазу распада прежнего устройства, агонизирующего с начала 1990-х годов. Когда и чем завершится эта фаза, никто сегодня предсказать не может.
