Современный мир часто характеризуют как опасный, хаотический и малоуправляемый. Это правда, но увлекаться данным тезисом не стоит. Слишком он удобен для мировых политических лидеров, то есть тех, кому по должности положено искать и находить решения глобальных проблем. Если вокруг неподвластная стихия, то какой спрос с кормчих, пытающихся провести свои утлые челны средь неприступных скал и бурливых валов? Получилось — поясной им поклон, нет — плетью обуха не перешибешь…
Вопрос о качестве управления — одна из острейших международных проблем. Выступая на днях в Москве, Ричард Хаас, глава влиятельного Совета по международным отношениям, настойчиво подчеркивал: нынешняя крайне сложная мировая среда — огромный вызов для всех тех, кто осуществляет политику. На них ложится очень большая ответственность. Ошибочные или даже просто неточные решения, которые в более спокойные времена чреваты локальными осложнениями, в переломные эпохи способны менять общие тенденции развития.
Хаас не в восторге от политики своей страны, перед которой после окончания «холодной войны» открылись небывалые возможности. По его мнению, Клинтон «стремился сделать слишком мало, а Буш — слишком много». В результате первый не использовал представившихся шансов на долгосрочное лидерство, а второй их чуть вовсе не похоронил.
Качество мирового процесса и вправду оставляет желать лучшего. Привычные центры влияния — Вашингтон, Брюссель (как олицетворение европейской политики) и Москву — при всех несомненных различиях поразил схожий недуг. В отечественной традиции его можно назвать «головокружением от успехов», хотя анамнез у трех пациентов не совпадает.
И США, и Европейский союз, и Россию охватило ощущение себя как «незаменимой» или «неизбежной» державы.
Впервые эту формулировку использовала бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт, характеризуя роль своей страны, без которой в мире невозможно ничего. Однако теперь по иным причинам в собственной незаменимости уверились и другие.
Что касается Америки, то ей несколько неожиданное исчезновение противника — СССР — развязало руки. На протяжении 1990-х годов США, по сути, могли строить мир в соответствии со своими представлениями. Пока продолжалось большое идеологическое противостояние, любое действие наталкивалось на противодействие равного соперника.
Баланс сил требовал от обеих сторон осмотрительности и точного анализа последствий любого шага, а выработка правил игры представляла собой изматывающий процесс жесткого торга. Постоянное напряжение поддерживало и политиков, и дипломатов в боевой форме, заставляло искать оптимальные способы достижения результата. (Справедливости ради заметим, что глупостей, конечно, хватало и тогда.)
За последние 15 лет в Вашингтоне как будто привыкли к тому, что оглядываться не на кого. Во-первых, нет страны, сопоставимой с США по совокупной мощи. Во-вторых, идейная победа над коммунизмом в очередной раз убедила американцев в правильности их представлений.
В отсутствие достойных противников современное поколение военно-политических руководителей Соединенных Штатов словно разучилось договариваться и выстраивать сложные схемы.
Раз ты убежден в своей правоте и обладаешь подавляющим преимуществом — зачем тратить силы и время на переговоры? Это ощущение, формировавшееся в 1990-е, усугубилось после терактов сентября 2001 года. Америка почувствовала еще и реальную угрозу, необходимость защиты от которой, казалось, оправдывала любые действия.
Результаты очевидны сегодня.
Имея превосходство по всем параметрам, США утратили многие лидерские позиции, а эффективность их действий не соответствует ожиданиям.
Если причиной неудач Соединенных Штатов стал избыток сил и возможностей, то у Евросоюза другой диагноз. Впечатляющие достижения интеграции создали впечатление невероятной действенности, успешности и в определенном смысле универсальности европейской модели. Выдающаяся притягательная сила ЕС, куда стремятся все соседи, и всеобщие восторги по поводу принципиально новой, «постисторической» Европы, где якобы преодолены извечные пороки «реальной политики», привели к тому, что европейские элиты сами стали воспринимать себя в качестве морально-политического эталона. Они почувствовали бремя «необходимой» державы в том смысле, что всем, мол, нужен такой маяк, указующий, к чему стремиться.
При этом в Европе подзабыли, что уютное благополучие и разрешение вековых конфликтов стали возможны прежде всего благодаря надежному американскому зонтику, который позволял европейцам полвека не ломать голову насчет безопасности.
Свой «вклад» внесла и вторая сверхдержава — наличие СССР обеспечивало консолидирующую угрозу извне, а его крах оставил на обломках империи две дюжины государств, готовых своими восторгами подпитывать красивую европейскую сказку.
Однако в новых условиях ЕС куда менее дееспособен. С трудом удается переварить последнее расширение, а у дверей уже толпится десяток новых желающих приобщиться к прекрасному. Евросоюз хочет выступать их покровителем и наставником, но принимать новые государства он не способен, а без этого вся политика буксует. Сложно складываются отношения и с заокеанским союзником — Старый Свет застрял где-то на полпути.
Он вроде бы уже достаточно силен, чтобы избавиться от американского патроната, но явно слаб, чтобы проводить по-настоящему самостоятельную политику.
В результате имидж бесспорного образца для подражания вступил в противоречие с низкой реальной эффективностью.
Российский случай наиболее простой. Нефтегазовый потенциал позволил стране оправиться от кризисов и унижений предыдущих лет намного быстрее, чем кто-либо мог предположить. Россия ощущает себя сильной, довольной собой и невероятно нужной. У нас есть сырье, за которым охотятся все вокруг, и мы обладаем рычагами, необходимыми для разрешения целого ряда международных проблем.
Политико-экономическая конъюнктура сочетается с психологической жаждой реванша и пониманием тяжелых проблем, с которыми сталкиваются другие ключевые игроки. На выходе весьма самоуверенный подход, в основе которого стремление восстановить историческую несправедливость (временная утрата статуса великой державы), желание использовать трудности других и растущее и политиков, и дипломатов убеждение, что западные рецепты решения мировых проблем попросту не работают. При этом России хочется добиться всего как можно быстрее, но не брать на себя лишнюю ответственность.
Всех описанных международных игроков объединяет общее чувство самоудовлетворения, у каждого свои основания его испытывать.
Всех, без сомнения, ждет неприятное отрезвление. У Америки оно уже наступает и достигнет апогея аккурат к президентским выборам. Европа его предчувствует, но гонит прочь мрачные мысли, пытаясь делать вид, что все в порядке. Россия пока в полной мере наслаждается эйфорией и не желает думать о будущем.
Бороться с похмельем все равно придется вместе.