Цивилизация
Канал РТР запустил высококачественный сериал по жестко антисталинистскому роману «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. И, словно бы извиняясь за качество работы режиссера Сергея Урсуляка и литературного материала, испортил впечатление дискуссией в ток-шоу Владимира Соловьева.
В заставке говорилось, что тема «до сих пор раскалывает народ». Но Василий Гроссман никого не раскалывал. Он написал великолепную правдивую книгу, не поленившись обосновать свою позицию романом в 41 авторский лист. В «Жизни и судьбе» все вещи, в том числе и ценности, ставшие лучшими друзьями нашей власти и ее массовки – жесткий политический режим, слепота веры, ксенофобия – названы своими именами. Именно поэтому
Александр Твардовский смог через помощника Никиты Хрущева протолкнуть публикацию «Одного дня Ивана Денисовича» Александра Солженицына, а почти в то же самое время органы изъяли из сейфа «Нового мира» одну из немногих машинописных копий «Жизни и судьбы».
Она была страшнее для советской власти, потому что вскрывала ее, выражаясь сегодняшним языком, анатомию. Какой уж тут раскол: зло – это сталинизм, добро – это нормальные человеческие чувства, которые корежатся сталинизмом.
Публикация произведений Гроссмана, писателя сурового и безжалостного, у которого даже маленькие рассказы словно бы добываются из неподатливого камня, четверть века назад стала серьезным шагом в десоветизации и десталинизации сознания читающей и рефлексирующей публики. Хотя, конечно, главную роль сыграла почти публицистическая по эмоциям повесть «Все течет». «За правое дело» и «Жизнь и судьба» даже для прилежного перестроечного читателя оказались чрезмерно масштабными и эпохальными. Экранизация романа Гроссмана – а значит его популяризация – состоялась почему-то именно в наши дни. Но, вместо того чтобы воспринимать роман как естественную, органическую часть приговора сталинизму, который, вообще говоря, должен был бы стать фундаментом так и не состоявшегося общенационального консенсуса, его используют как повод для дискуссии, снова и снова возбуждающей самые низменные инстинкты. Потому что сталинизм – это один из низменных человеческих инстинктов, отказ от рефлексии, оправдание убийства, сознательные обман и самообман, основа которых — подлость и доносительство.
Почему дискуссии о сталинизме искусственно поддерживаются, в том числе и телевидением? Потому что
Сталин популярен у той части масс, которой мало даже путинского «порядка», но тем самым этот «порядок» оправдывается.
Потому что действительно раскол страны идет и по линии истории. Потому что этот раскол повторяет очертания нынешнего политического ландшафта – вот вам Поклонная за Сталина, вот вам Болотная против Сталина. И им не сойтись никогда.
Но между тем национальный консенсус, в том числе по поводу истории, у нас уже был – в конце 1980-х. И без этого согласия именно по поводу истории Советский Союз никогда бы не развалился – одной экономики и политики мало. Теперь нас убеждают в том, что никакого национального консенсуса быть не может, и роль Сталина надо лишний раз пообсуждать. Например, с участием режиссера Бортко, который истерически кричал, оставив в стороне содержание «Жизни и судьбы», что, «если бы не Сталин, мы бы здесь не стояли». И это неделикатное зрелище происходило при дочери Гроссмана Екатерине Коротковой-Гроссман. Стояли бы, и сидели бы (в хорошем смысле) без всякого Сталина, чья политика на протяжении многих десятилетий оставила такой след в российской демографии, что мы и сейчас живем внутри заданного им в буквальном смысле убийственного тренда.
Словом, «Жизнь и судьба» — снова повод для скандала. Полвека назад роман арестовывали и укоротили его автору жизнь – почти по тому же сценарию травли, что и с Борисом Пастернаком. Полвека спустя после этих событий роман сделали информационным поводом для того, чтобы лишний раз провизжать на всю многомиллионную телевизионную околицу о величии товарища Сталина и русского народа, который только и может называться народом-победителем (вполне в духе соответствующего тоста «за русский народ» товарища Джугашвили).
Гроссман все время оказывается в центре скандалов, потому что спорить с ним трудно, потому что его литературный материал правдив и бьет резко, наотмашь. Именно его произведения всегда вгоняли в ступор советскую власть и ее главного идеолога Михаила Суслова. Сухой и непреклонный Михаил Андреевич действительно сказал Гроссману при личной встрече, что книга может быть опубликована только через 200-300 лет, пообещав взамен пятитомное собрание сочинений. Тот же Суслов спас от сожжения (в буквальном смысле) фильм Александра Аскольдова «Комиссар» по рассказу Гроссмана «В городе Бердичеве». Но при этом, разумеется, не разрешил выпускать его на экран. Александр Яковлевич, который методично бился за свой арестованный фильм, рассказывал мне, как грубоватый завотделом пропаганды ЦК Владимир Степаков дико наорал на него, а потом, по-мужски обняв, сказал: «Неужели ты не понимаешь, что при нашей жизни фильм не выйдет?».
Какие струны затрагивает Гроссман, в какой нерв нашей власти – советской ли, постсоветской — попадает, что вокруг его прозы и ее экранизаций идут нескончаемые тяжелые многолетние позиционные бои?
…Физик Виктор Штрум, вынужденно подписавший подлое письмо, из тех писем, которые теперь с легкостью, без риска для репутаций подписывают то 50 человек, то 55 – все сплошь мастера культуры, кляня себя за слабость, покорность, «страх перед новым разорением жизни», говорит себе: «Каждый день, каждый час, из года в год, нужно вести борьбу за свое право быть человеком, быть добрым и чистым. И в этой борьбе не должно быть ни гордости, ни тщеславия, одно лишь смирение. А если в страшное время придет безвыходный час, человек не должен бояться смерти, не должен бояться, если хочет остаться человеком».
Против этого лома у сталинизма не было приема. Нет и теперь. Потому Гроссман опасен для них даже сейчас.
