Цивилизация
Владимир Путин — германист и потому не слишком хорошо помнит польский опыт демократии. Хотя о нем и докладывала Штази. 14 августа 1980 года на гданьских верфях началась забастовка. 31 августа 1980 года было подписано гданьское соглашение между межзаводским забастовочным комитетом, который представлял Лех Валенса, и властью, переговоры от имени которой вел зампред правительства ПНР Мечислав Ягельский. Стороны договорились о возможности создания независимых самоуправляемых профсоюзов и оспаривания в суде решений цензоров, а также о гарантировании правительством права на забастовки. Возник профсоюз «Солидарность», который в 1981 году насчитывал уже 9 миллионов членов. В 1989 году «круглый стол» правительства и «Солидарности» завершился мирным изменением системы власти в Польше.
Польский сценарий не был благостным: в промежутке были и аресты, и политическая борьба. Но польский механизм согласования интересов остался в истории как модельный. Один из его уроков: рано или поздно противоборствующим сторонам приходится садиться за стол переговоров, а опоздание с ними оказывается гибельным для власти — не для митингующих и бастующих.
Можно, конечно, возразить, что польские рабочие три или два десятка лет тому назад — это не рассерженный средний класс сегодняшней России. И это правда. Как правда и то, что массовые движения, чьей целью является изменение политического и экономического климата в стране, в результате охватывали практически все общественные слои: «Солидарность» была как движением рабочих, так и движением интеллигенции. Почему бы процессу с учетом изменений в структуре современной социальной системы не пойти иным путем — от новой российской интеллигенции к рабочим, в том числе и таким «сознательным», как преданные Путину части Уралвагонзавода.
Готова ли площадь к непосредственному контакту с властью? Учитывая высокий IQ и не менее высокую степень вменяемости руководства оргкомитета митингов и «Лиги избирателей», их немалый авторитет и узнаваемость, можно предположить, что готовы. Сторона переговоров точно есть. Как есть и предмет (—ты). Власть, напротив, не готова идти на отмену результатов парламентских выборов. Но на то и существуют переговоры и модели «круглых столов», чтобы искать компромиссы.
Можно, конечно, рассматривать конспирологические версии, согласно которым Алексей Кудрин заслан Путиным в митинговую среду, но пока все происходящее, включая попытки включиться в посредническую миссию омбудсмена Владимира Лукина, говорит об обратном.
Премьер-министр с падающим, но все еще высоким рейтингом отказывается понимать, зачем ему переговоры.
В своей статье в «Известиях», которая одновременно оказалась вступлением к предвыборной программе, он запальчиво-недоуменно пишет: «Но о чем предлагается договариваться? О том, как устроить власть? Передать ее «лучшим людям» (иронический оборот, отсылающий к фразе ныне ссыльного Владислава Суркова о качественном составе Болотной площади и проспекта Сахарова. — А.К.)? А дальше-то что? Что делать-то будем?»
Бог ты мой, так ведь это и есть предмет переговоров — не с агрессивно-послушным большинством, которому от Путина нужны исключительно бюджетные подачки, а с активным и заинтересованным в развитии страны меньшинством, чье настроение стало мейнстримом в самых разных прослойках среднего, ниже среднего и выше среднего класса.
Путин назвал свою статью-вступление «приглашением к диалогу». Интересно, с кем? С «Народным фронтом», что ли? И на какой площадке? В какой форме? И где он хочет увидеть следы диалога — в проплаченных заметках райтеров со Старой площади, речевках кремлевской молодежи с засорами в головах, комментариях политологов в костюмах от лучших итальянских портных, готовых выполнить любой приказ любого правительства, в заказных телефильмах, которые монтируются со скоростью изготовления фастфуда?
Без площади это диалог в форме монолога глухого, желающего слушать только себя, даже несмотря на то, что ему предъявляются цифры рейтингов, официальных и закрытых, качественного состава поддержки, который чудовищен, и все возрастающие показатели числа участников митингов.
Цифры можно занижать, выдавать комментарии по поводу того, что людей мало. Но сами-то они там, наверху, знают реальные цифры и прекрасно понимают, что для заколдованной спящей России (с исколотой нефтяными инъекциями руками и раздраженными телевизионным кокаином ноздрями) митингующих ошеломляюще много.
Власть выбирает странные площадки и формы диалога. Оказывается, как выяснилось после скандала с вручением правительственных журналистских премий, редакторы оппозиционного толка упустили возможность наладить контакт с начальством, проигнорировав церемонию. Но так — без подготовки и даже без туманных намеков на возможность загадочного контакта — за «круглый стол» не садятся. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Даже если Магомет православного вероисповедания и ФСО его пускает общаться только с проверенным до пятого колена «электоратом».
И кто у нас после всего этого недоговороспособный? Кто не хочет видеть и слышать вторую возможную сторону переговоров даже при наличии заявленной помощи поводырей и шерп в лице авторитетных Кудрина и Лукина? Кто отказывается от дебатов, то есть даже от разговоров с оппозицией Его Величества, которая была безвредной, а теперь неожиданно для себя готовится ко второму туру президентских выборов? Это ведь следствие отсутствия обратной связи, диалога, ротации.
Какие еще доказательства помимо шквалистого роста популярности коммунистов, отправленных на почетную пенсию еще в 1996-м, нужны для понимания необходимости диалога?
«Россия сосредотачивается», — говорит Путин вслед за Горчаковым. Хотя с тех пор, как были написаны эти жовиальные слова, она дососредоточилась до Октябрьской революции, сталинского террора, «холодной войны», брежневского застоя, «величайшей геополитической катастрофы», путинских нефтегазовых заморозков. Не пора ли повернуть зрачки вовне — сколько можно сосредотачиваться на узоре ковра в премьерской зоне Белого дома?
