Демократия желудка

Вроде бы вполне проходное исследование «Левада-центра» под названием «Россияне об изменении выборного законодательства» обнаружило тоску населения по реальным выборам, скорее всего, спровоцированную кризисом. Согласно результатам опроса, за возвращение прямых выборов губернаторов – 57% респондентов, против – 20%. За возвращение выборов хотя бы части депутатов Госдумы по одномандатным округам – 42%, против – 18%. А вот снижение избирательного барьера хотя бы до 5% оставляет респондентов почти равнодушными: за – 36%, против – 30%, затруднились с ответом – 34%.

Последние параметры свидетельствуют о равнодушии избирателей к существующей партийной системе, а значит, к выборам в Госдуму представителей партий.

Что на самом деле логично: нынешние парламентские партии почти никого не представляют, а то, что они делают в Думе, философ Валерий Анашвили называет «аудиторной демократией». Телевизор пожестче Берлинской стены отделяет избирателя от своих «избранников», все, что остается «электорату», — наблюдать за политической жизнью, как за реалити-шоу: повлиять ни на что нельзя, зато поглазеть на иной раз забавных, хотя и не безвредных зверьков можно.

Правда, непарламентские партии, с которыми встречался недавно президент Дмитрий Медведев, тоже почти никого не представляют. Поэтому и жест доброй воли президента повис в космическом вакууме имитационной демократии: все это – мимо, мимо, мимо… То есть понятно, что глава государства пытался действовать в границах субститута недействующей партийной демократии и недееспособной парламентской – демократии совещательной, демократии дискуссий. В этом же ключе следует рассматривать его попытки разговаривать с представителями Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека. Но

очаги реальных дискуссий на фоне дискуссий имитационных, где никто никого не слышит, погоды не делают.

Вообще, теоретические споры о демократии последнего времени ведутся между двумя лагерями. Одни говорят, что на повестке дня эффективность, а не демократия (первым делом – самолеты, ну а девушки – потом). Такая позиция содержится в недавнем докладе Института общественного проектирования «Оценка состояния и перспектив политической системы РФ». Другие утверждают, и, на мой взгляд, справедливо, что демократия – это не только цель, но и инструмент (доклад Института современного развития «Демократия: развитие российской модели»). Инструмент достижения эффективности управления. А то ведь, если перефразировать Раймона Арона, как получается: уже девять лет пытаемся достигнуть эффективности без демократии, а на выходе – ни эффективности, ни демократии.

Не менее интересно исследование «Средний класс и модернизация», проведенное известными экономистами Александром Аузаном, Виталием Тамбовцевым и их коллегами Антоном Золотовым и Александрой Ставинской, посвященное анализу «ловушки демократии», ситуации, когда спрос со стороны среднего класса на нее по всем признакам должен быть, но в действительности его нет. Одна из причин – крайне низкий уровень социального капитала, по-простому говоря, доверия. Уровень взаимного доверия между людьми с 1991 года упал почти вдвое. Исследователи выдвинули гипотезу: политические механизмы согласования правил должны быть замещены неполитическими. То есть на первый план выдвигается деятельность неправительственных, некоммерческих организаций, тех самых злополучных НКО, вокруг которых в последнее время было столько «танцев с волками»: «Эффективность неполитических механизмов основывается на доверии, которое им оказывают граждане, и возможности реальной селекции, когда в процессе участвует только наиболее активная часть гражданского общества». Если эти механизмы дополнить снижением барьеров входа на политический рынок и повышения переговорной силы малых партий, то средний класс может предъявить спрос на многопартийность.

Но все это касается особой, говоря на советском сленге, «прослойки». А массовидное явление уловило исследование «Левада-центра»:

граждане готовы голосовать, но только за то, что близко, что они могут потрогать руками и, хотя бы теоретически, призвать к ответу на следующих выборах – депутатов-одномандатников и губернаторов.

Партии на данном этапе массовому избирателю не нужны: он хочет или мстить голосованием против за неэффективную работу, или поощрять голосованием за. Критерии – отнюдь не политические. Не доктрины и идеологии, не взгляды и ценности, а способность накормить. Речь идет о решении социально-экономических проблем политическими средствами, несколько отличными от своеобразной «прямой демократии» Пикалево.

Эта, с позволения сказать, «колбасная демократия», «демократия желудка» снова востребовала механизмы голосования – не все же федеральные трассы перекрывать. Благодаря нужде, конкретной физической нужде, российский народ во второй раз после двадцатилетнего перерыва «дозрел» до демократии, и снова эффективность связывает с выборностью – таково естественное преодоление мнимого противоречия между качественным управлением и демократией.

Вот вам и национальная модель демократии: захочешь есть – потребуешь избирательную урну. Ничего личного, только голая экономика…

Впрочем, вряд ли власть пойдет навстречу пожеланиям трудящихся: пока в ее арсенале есть инструмент показательных порок губернаторов и Дума, всегда готовая выполнить любой приказ, нам предстоит некоторое время жить в декорациях мертвых институтов. Но надо учитывать, что вкус к живым и работающим институтам у широких народных масс пробуждается. А так можно и заново пройти путь от населения к народу, от телезрителя — к гражданину.