Цивилизация
Зачем, все-таки, в субботу 14 апреля власти устроили ОМОН-шоу в центре Москвы, а на следующий день в Питере? Зачем нагнали на Пушкинскую площадь столицы тысячи иногородних мордоворотов, которые, войдя в раж, стали лупить дубинками случайных старушек, хватать всех без разбора, женщин, детей, прохожих, которые не собирались ни маршировать, ни митинговать, ни протестовать, а просто пришли погулять в центре города?
Зачем президенту Путину нужно, чтобы газеты и у нас, и на Западе на следующий день пестрили отчетами о «подвигах» ОМОНа? Ему надо, чтобы иностранные телекомпании (свои-то, слава Богу, все под контролем) бесконечно показывали в новостях самые яркие сцены разгона «марша несогласных»? Он что, получает удовольствие, когда представители глав государств и правительств «восьмерки» публично выражают озабоченность и требуют объяснений?
Неужели президент всерьез предполагал, что сторонники «Другой России» собираются нарушать общественный порядок, что-то крушить, кого-то бить, переворачивать и поджигать автомобили? Неужели не проще было, чтобы они мирно, как и хотели, прошли по городу, провели митинг и разошлись по домам? Путин и его свита получили бы мощный аргумент для отражения обвинений в свертывании демократии, а кремлевские пропагандисты могли бы каждый приводить марш в пример того, сколь малочисленными ряды оппозиции?
Может быть, все это случилось помимо воли президента? Ой, едва ли! В том, что Путин был в курсе происходящего, сомнений лично у меня нет. Во-первых, нагнать столько ОМОНа из стольких регионов, устроить демонстрацию силы в центре столицы, в двух шагах от Кремля — без ведома президента? Не верю. Никакой Лужков на это не решится.
Во-вторых, спасибо бывшему итальянскому премьеру Берлускони, который в минувшую субботу был в гостях у своего друга в Питере, и со слов которого итальянские газеты рассказали, что Путин все время разговаривал по телефону с министром внутренних дел.
Так зачем ему все это надо? Я в который раз задаю себе и окружающим этот вопрос. Рационального объяснения, казалось бы, нет. Вот, к примеру, что говорит лидер питерского «Яблока» Максим Резник: «Немотивированный страх, немотивированная злоба, немотивированная агрессия приводят к немотивированным поступкам. Так же сегодня выглядит обколовшаяся, раздолбанная властью нынешняя российская вертикаль».
Так что же, это тот самый случай, о котором я писал в предыдущей своей колонке: чтобы разобраться в действиях власти, нужен не политолог, а психоаналитик? Действительно, паранойя в действиях власти, безусловно, присутствует. Сами придумали жупел «оранжевой» угрозы, да и так здорово, так убедительно, что совершенно искренне стали ее бояться. Действительно, а вдруг на улицы Москвы выйдет не одна, две, три тысячи сторонников «Другой России», а десять, двадцать или тридцать?
Другой психологический фактор, как мне кажется, некий комплекс неполноценности, от которого никак не может избавиться власть. Путин стал президентом, минуя школу публичной политики. Он не участвовал в организации митингов и демонстраций в годы перестройки, не выдвинулся в лидеры одной из родившихся тогда политических партий, не прошел через горнило многочисленных предвыборных кампаний конца 80-х – начала 90-х. Более того, единственные выборы, в которых он участвовал до того, как в один прекрасный день вся страна узнала его имя, были выборы губернатора Петербурга в 1996 году, когда Путин руководил предвыборным штабом Собчака — Собчак проиграл.
Путин был высокопоставленным функционером регионального уровня, на которого обратили внимание в Кремле, когда у ельцинской «семьи» появились сомнения в надежности прежнего руководителя ФСБ, и ему понадобилось найти замену. К нему продолжали присматриваться и, наконец, решили: вот тот, кто нам нужен в качестве преемника. Его выбрали члены «семьи»: Татьяна Дьяченко, Валентин Юмашев, Роман Абрамович, Александр Волошин, сам Борис Николаевич, наконец, — выбрали из нескольких кандидатов, среди которых были и Сергей Степашин, и Николай Аксененко, и, возможно, кто-то еще. Мне, например, приходилось слышать, что в шорт-листе кандидатов в преемники был и Михаил Касьянов – в ту пору министр финансов. Кстати, может быть, этим и объясняется накал монаршей нелюбви к бывшему премьеру?
Дальнейшее было делом политтехнологов и пропагандистской артиллерии крупного калибра: первого и второго телеканалов, в считанные недели раскрутивших Владимира Путина (благо, неплохой потенциал был) до масштабов популярного национального лидера. Не случайно, что Путин, возведенный на пост президента с помощью телевидения, начал свое правление с «зачистки» телевизионного пространства.
Теперь все телеканалы робки и безоговорочно послушны Путину. Никто из них не осмеливается напоминать президенту о неприятных событиях недавнего прошлого. Но невозможно избавиться от ощущения, что президент все равно никак не может забыть историю своего политического возвышения, а из-за этого постоянно испытывает неуверенность в себе.
Вспомните, как Путин реагирует в тех редких случаях, когда журналисты (исключительно иностранные) задают ему неудобные вопросы и даже вступают в спор? Важны даже не слова – важна интонация: раздраженная, враждебная, порой – как в знаменитом случае с обрезанием, которое Путин пообещал устроить одному французскому журналисту — граничащая с истерикой. На самом деле не удивительно: у Путина совершенно отсутствует какой-либо опыт публичной полемики с политическими оппонентами.
Думаю, что такие же комплексы в еще большей степени должна испытывать и основанная часть его команды, оказавшаяся на вершине власти исключительно благодаря:
а) совместной учебе на юрфаке ЛГУ, либо в разведшколе;
б) совместной службе в питерском управлении госбезопасности;
в) совместной службе в представительстве КГБ СССР в ГДР;
г) совместной работе в питерской мэрии при Собчаке;
д) совместному членству в дачном кооперативе «Озеро» под Санкт-Петербургом.
Посмотрите, какие они все закрытые, непубличные. Отчасти это, конечно, профессиональное чекистское начало в них говорит. Но и неуверенность в будущем, боязнь открытой политической конкуренции — тоже.
Думаю, что в действиях власти есть еще один фактор психологического свойства: культ силы, который явно исповедует президент еще со времен дворового питерского детства, когда приходилось кулаками отвоевывать себе уважение и жизненное пространство. Нельзя быть слабым, слабых бьют – сколько раз это проскакивало в речах и публичных высказываниях Владимира Путина. Отсюда паническая боязнь компромиссов: не дай Бог, кто-то подумает, что я слаб, что власть слаба. Никаких переговоров с врагом, никаких ему послаблений.
Сущая истерика, которая развернулась накануне «марша несогласных», в том числе по поводу Доклада госдепартамента о положении с правами человеке в мире, который публикуется каждый год уже много лет, но впервые вызвал такую неадекватную реакцию (России в огромном докладе на самом деле отведено лишь несколько страниц — примерно столько же, сколько множеству других стран), на самом деле вызывает у меня в памяти 1991 год.
Тогда весной Горбачев, который тоже метался, никак не мог сделать выбор между мирным и силовым вариантом разрешения накопившихся проблем, качнулся в сторону силовиков, впервые с раздражением заговорил «о так называемых демократах», а услужливые подпевалы вмиг подхватили эту тему, заверещали про «агентов влияния», про то, что в Вашингтоне заранее были известны имена тех, кто будет выступать с критикой власти с трибуны съездов народных депутатов.
Тогда еще КГБ демонстративно арестовал, посадил в «Лефортово» Валерию Новодворскую. Потом начали исключать из КПСС наиболее либеральных членов прежнего горбачевского окружения: Шеварднадзе, Александра Яковлева – хотя рационального смысла в этих репрессиях не было никакого. Не удивлюсь, если нечто подобное повторится теперь в ближайшее время. Из «Единой России» исключать не будут, скорее будут увольнять из правительства.
Тогда же пошел накат на СМИ: закрыли программу «Взгляд», потом «До и после полуночи», вынудили уйти из редакции информации ЦТ нескольких лучших, демократически настроенных журналистов (фамилии не называю, потому что ныне они сменили ориентацию), пытались поменять руководство газеты «Известия».
Вот и сейчас на остатки независимой прессы покатилась новая волна: башкирский президент Рахимов грозит засудить НТВ, сменилось руководство на РЕН ТВ и на «Русской службе новостей» — пришли комиссары из государственных СМИ, прокуратура занялась «Эхом Москвы» в связи с интервью Лимонова и Каспарова, по той же причине власть пыталась устроить бойкот газеты «Газета», а ФСБ под предлогом борьбы с терроризмом хочет ужесточить законодательство, чтобы контролировать интернет.
Не исключено, что подобно тому, как тогда активизировалась партия будущего ГКЧП, так и сейчас перешла в очередное наступление «партия третьего срока». Тогда все логично: она просто обязана действовать по принципу «чем хуже, тем лучше».
Жестокий разгон мирных демонстрантов в центре Москвы – верный шаг к «лукашенизации» Путина. Еще разок – другой ОМОНом по оппозиции, и можно будет махнуть рукой на все соображения верности Конституции и нежелание ссориться с Западом. Запад, мол, все равно такого не простит, а что до Конституции, то почему бы ее не подправить, если мы ее и так нарушаем?
Похоже, если в 1999 году главной темой предвыборной кампании Кремля была борьба с чеченскими террористами, а в 2003 году – с олигархами, то во время предстоящей нынешней осенью новой предвыборной кампании главной темой может стать внешняя угроза.
Тут пригодится все: и доклад госдепа, и поправка Джексона – Вэника, которую никак не отменит американский конгресс, и Европейский суд, где наверняка будут какие-то решения не в пользу России, и ПАСЕ, где Москву будут непременно критиковать, и ВТО, куда Россию никак не примут, и американские ракеты ПРО в Польше. Враг на пороге, пятая колонна внутри готовится распахнуть ему ворота. Отсюда – шаг до какого-нибудь нового издания ГКЧП. Чем кончилась та история, все, надеюсь, помнят.
Предчувствие ГКЧП-2 — не единственный результат событий последних дней. Есть и другое ощущение: похоже, оппозиция в широком смысле этого слова приходит в движение. Сразу многие заговорили о том, что симпатии части рядовых сторонников «Яблока», СПС и даже КПРФ начали склоняться на сторону «Другой России». Чем дольше лидеры этих партий будут играть в навязанную им Кремлем игру под названием «нам с радикалами не пути», тем стремительнее пойдет этот процесс.
