Страус-ТВ

Начну издалека — и во времени, и в пространстве. Дело было еще при советской власти. Летом 1989 года я поехал на две недели спецкором советского телевидения в Израиль. СССР тогда — даже не верится теперь! — не имел с Израилем дипломатических отношений, и я выступал в роли первооткрывателя этой страны для нашей аудитории.

Это была одна из самых потрясающих командировок в моей жизни. Когда-нибудь я подробно расскажу о ней, в этой истории было множество интересных, забавных эпизодов, но сейчас мне важно вспомнить только один.
Во второй половине 80-х информационное телевидение во всем мире переходило с кино на видео. У нас, в главной редакции информации ЦТ, еще снимали второстепенные сюжеты на кинопленку, но это отнимало массу времени: пленка требовала проявки, обработки, при монтаже на специальном монтажном столе — склеек в прямом смысле этого слова (пленка ушла, а слово «склейка» в значении монтажного стыка между двумя кусками исходного видеоматериала осталось). К тому же кодаковская пленка была дорогой и дефицитной, на одну съемку выдавали считанные метры, которых просто не хватало порой, чтобы снять обстоятельный репортаж или подробное интервью.

Поэтому все мы так радовались появлению новомодных видеокамер формата «Бетакам». Они были тогда еще не цифровые — аналоговые, тяжелые и громоздкие, но позволяли корреспонденту, вернувшись со съемки, сразу мчаться в аппаратную видеомонтажа — отсматривать снятый материал и тут же его монтировать.
Каково же было мое изумление, когда я обнаружил, что в Израиле, где на каждом шагу ты встречался с чудесами технологического прогресса вроде новейших графических компьютеров, позволявших верстать цветные газеты и журналы без бумаги, или управляемых компьютерами же систем капельного орошения, благодаря которым в жаркой пустыне росли диковинные фрукты, телевизионщики по старинке снимают все только на кинопленку.

Но вот что самое интересное: оказалось, что это происходит по вине местного профсоюза. Он попросту заблокировал переход с кино на видео, потому что это предполагало сокращение части персонала (проявка-то больше не нужна, да и освещение для съемки на видео уже требуется не такое, на этом тоже можно сэкономить), переобучение тех, кто остается, — операторов и монтажеров, выплату выходных пособий тем, кто будет уволен, либо их трудоустройство на другом участке работы и т. д. Профсоюз никак не мог договориться об условиях всего этого с руководством телевидения (а тогда в Израиле, как и у нас, было только одно, государственное телевещание), а без согласия профсоюза телевидение по закону не имело право ничего менять. Израильские теленачальники кусали локти, глядя, какими чудовищно старомодными и провинциальными выглядят их новости, снятые на кино, но сделать ничего не могли. Конфликт тянулся несколько лет, пока требования профсоюзников не были удовлетворены.

К чему я все это так подробно рассказываю? Да к тому, что у нас на телевидении представить себе подобное совершенно невозможно. Как в прошлом руководитель телекомпании, я прекрасно понимаю нынешних начальников любого канала, где повсеместно исповедуется с небольшими вариациями один и тот же принцип: телевидение — организация полувоенная, никаких разговорчиков в строю, все указания должны исполняться, как на флоте, бегом и с радостью. И никаких профсоюзов, никаких союзов журналистов! Ишь чего захотели!

Но к этому начинаешь относиться совершенно иначе, когда перестаешь быть начальником.

Я не собираюсь утверждать, что положение работников предприятий мясомолочной промышленности или строительных трестов принципиально отличается от положения работников телевидения. Вполне вероятно, что они столь же бесправны, как и телевизионщики, — последние хотя бы лучше зарабатывают. Во всяком случае, в среднем звене — точно.

Проблема отсутствия в стране по настоящему сильных, независимых профсоюзов — это проблема общая для всей страны, я говорю о телевидении только потому, что оно мне ближе. Но, главное, телевидение у нас такое, какое оно есть: вызывающее критику, раздражение, упреки во все возрастающем примитивизме и антиинтеллектуализме — в том числе потому, что права журналистов и других телевизионных профессионалов некому защищать.

А сами за себя бороться им охоту давно отбила печальная судьба бывших журналистов НТВ — ТВ-6 — ТВС, некоторые из которых до сих пор не могут найти себе работу, а некоторые вместо прежнего благополучия вынуждены подрабатывать в двух-трех местах. Впрочем, даже еще большее впечатление на профессиональный цех произвела история с закрытием программы «Намедни» и увольнением Леонида Парфенова.

Новое руководство НТВ недрогнувшей рукой зарезало курицу, несущую золотые яйца, — сняло с эфира самую успешную программу канала, его флагман, отказалось от услуг одного из самых талантливых журналистов за всю историю отечественного телевидения.

При этом Леонид Парфенов, казалось, мог рассчитывать на благосклонное отношение начальства, потому что в свое время выступил на НТВ лидером «коллаборационистов» — тех, кто решил «остаться в профессии» и тем самым сохранил важнейший актив для новых собственников. (Вспоминаю об этом не потому, что до сих пор таю на него какую-то обиду, — нет, у меня все обиды давно позади, просто это исторический факт.) Ан нет, стоило ему воспротивиться цензуре — пускай сомнительным для ценителей внутрикорпоративной этики методом, отправив в «Коммерсантъ» приказ начальства снять с эфира политически взрывной материал, — как ему указали на дверь.

Предпринятая вскоре попытка хоть как-то заступиться за Парфенова провалилась: когда несколько членов Российской академии телевидения выступили с предложением принять специальное заявление, осуждающее закрытие программ, каналов, изгнание с телевидения ярких профессионалов и огласить его на очередной церемонии вручения премий ТЭФИ, под этим заявлением подписалось лишь абсолютное меньшинство телеакадемиков.

Кстати, список подписантов решено было не публиковать. Поэтому мне до сих пор интересно: как на самом деле проголосовал президент академии Владимир Познер? На этот счет есть взаимоисключающие версии.

Впрочем, как бы он ни проголосовал тогда, позиция Познера известна: академия — это всего лишь жюри по присуждению профессиональных премий, не более того, и должна быть вне политики.

Но страусова позиция не помогла. Даже единственную мало-мальски влиятельную профессиональную организацию — Академию российского телевидения — кажется, хотят угробить.

Подается это как кризис, вдруг разразившийся в академии: из состава учредителей вышли телекомпании НТВ и ТНТ, а из членов — Татьяна Миткова. Там есть и другие фамилии: Кулистиков, Петренко, но знаковая пока только одна.

Мне жест Татьяны Ростиславовны не нравится, потому что это, увы, выглядит не как ее личный поступок, а как корпоративный демарш с политическим подтекстом. Почему-то многочисленные комментаторы этой коллизии напрочь забывают, что у НТВ и ТНТ один собственник — «Газпром-Медиа». Впрочем, со многим в ее позиции я готов согласиться.

Мне тоже не нравится система решающего голосования, когда все превращено в этакую телеигру — все ради того, чтобы сделать трансляцию церемонии зрелищной в ущерб объективности и справедливости результата.

Мне тоже не нравится, когда невооруженным глазом видно: коллеги-телеакадемики не смотрели ни одной программы, из которых они, ничтоже сумняшеся, выбирают лучшую. Мне тоже не нравится, когда голосуют не за лучших, а за своих. Но еще больше мне не нравится, когда члены академии покидают ее ряды от явной обиды на то, что своих обошли наградами.

НТВ обижаться на самом деле надо на себя.

Было время, когда НТВ из года в год собирала урожай премий ТЭФИ не просто потому, что устанавливало стандарт качества в профессии — лучший репортер, лучший ведущий, лучшая программа новостей, лучшая аналитическая программа, лучшее политическое ток-шоу и т. д. НТВ задавало вектор развития телевидения, его тенденцию. Прежде всего, в информационном вещании. И этот вектор совпадал с представлениями лучших телевизионщиков (а у меня нет сомнений, что в академии собраны действительно лучшие представители цеха) о прекрасном в профессии.
Теперь НТВ тоже задает вектор — оно лидер в области скандальности и желтизны. По-своему очень крепко, профессионально сделанная программа «Максимум» и ее кричащий ведущий с «говорящей» фамилией — эталонный образец того, как изготовить телевизионную версию бульварного таблоида.

Как ни прискорбно для многих, большинство членов академии не разделяют восторга невзыскательных телезрителей и рекламодателей по поводу этого жанра. Многим, мне в частности, гораздо ближе старомодный жанр критического реализма.
НТВ даже в новостях все чаще изменяет этому жанру в пользу демонстрации сдержанности и лояльности. Чем чаще изменяет, тем меньше шансов вновь испытать, как на компанию снова прольется, как в былые времена, дождь почетных наград. Кстати, новостями НТВ, во всяком случае формально, руководит не кто иной, как Татьяна Миткова. Так что виновников неудач НТВ стоит поискать у себя внутри.
А что же касается судьбы Академии российского телевидения, то с ней все на самом деле просто: она, как институт гражданского общества, неминуемо загнется вместе с ним. И все это будет результат чисто политического свойства, как бы ни тешить себя иллюзией, что можно уцелеть, оставаясь вне политики, спрятав голову в песок.