Возраст любви

Жена Ирина оставила его, и он ужасно страдает. Ночами не спит. Случайно узнал от свояченицы Гали, что жена проведет выходные на даче, помчался туда, преданно, как собака, двое суток мерз, почти ничего не ел, вернулся в слезах: обманула! не приехала!

Свояченица, которая хотя бы не бросает трубку, когда он звонит, говорит ему: Леша, забудь! она больше не твоя! Он думает, что всему виной один такой Голубев, которого она прежде любила, да он уехал в дальнюю страну Латвию, а вот теперь вернулся, и старая иринина страсть вспыхнула снова, и они где-то, на тайной квартире, радуются друг другу. Он даже звонит матери Голубева, где только телефон взял? – и они жалуются друг другу на непутевую Ирину и податливого Голубева, которые устроили себе личное счастье за их счет.

Потому что так бы Голубев был бы рядом с матерью, и она обрела бы наконец на склоне лет поддержку и опору; а Ирина была бы рядом с мужем, и он был бы обихожен и не мучился бы так ревностью и одиночеством.

Тут надо слегка приоткрыть карты и сообщить, что матери Голубева 92 года, самому Голубеву – 69, Ирине в декабре стукнул юбилей, 70 лет, а муж Леша самый молодой в этой компании, ему всего-то 67. И в Латвии Голубев жил лет тридцать пять примерно, дважды за это время женился и развелся, наплодил деточек, вполне уже самостоятельных латвийских негров, в смысле неграждан; а Ирина подобрала мужа своего Алексея в болезни и печали, выходила его, когда он был прямо-таки при смерти – отравился чем-то псевдоалкогольным. Хотя он-то считает, что, наоборот, именно он скрасил ее незавидную женскую судьбу 25 лет назад.

Как раз на днях был этот юбилей их странной женитьбы, и Леша особенно скверно себя чувствовал. Тем более что по наследственной глазной болезни он стал последнее время слепнуть, и поездка на дачу и обратно в дождливой майской темноте дорого ему далась во всех смыслах. Ну сейчас-то он уже отлежался, ничего.

Причина же всех дрязг и судорог отнюдь не в Голубеве, который, как выясняется, совершенно даже не проводил время с Ириной на тайной квартире, а делал какие-то свои дела по восстановлению гражданства и для удобства ночевал у друзей поблизости от важного государственного окна, где ему выдавали Важную Бумажку. (Хотя, конечно, чувства к Голубеву есть, чего уж тут скрывать, признается Ирина подружкам, да и он поглядывал при встрече так нежно... как прежде прямо...) Ясное дело, Ирина вовсе не шлялась, а была у сестры своей Гали и просто не желала говорить с надоевшим мужем, поскольку он пья-ни-ца. И матом ругается как извозчик.

Пьяница, пьяница, пьяница, говорит Леша. Да, пьяница. Ну и что? Я сорок пять лет пьяница, но надо же иметь человеческое участие! Она же мне жена! Ну что поделаешь, люблю ее, понимаете вы? Ремарк был прав, мы не любим нормальных женщин!

У Леши восемь человек внуков от года до 18 лет и двое детей, но оба родились в первом браке, о котором aut bene, aut nihil. Ирина бездетна по жестокой медицинской оплошности, но окружена полчищами племянников, которые ей как дети, плюс огромный и великолепный цветник на даче, и все эти ирисы и гладиолусы ей тоже как дети, плюс кот Миша, который тоже как ребенок. Еще Ирина возится с неблагополучными детьми в своем же районе – благотворительность на западные и теперь уже русские деньги: обучение языку и манерам, еда, шмотки.

Леша, как всякий русский, – домашний философ, но нечем занять огромный ум, вот и пьяница.

Казалось бы – живи да радуйся хорошей пенсии и налаженному быту-уюту, но нет: кипят жестокие страсти. Ирина, конечно, хотела бы оторвать да бросить – но не может, сердце ж не камень; а Леша и рад бы не пить, да тоже не может.

Не знаю, почему, но мне эта простая история внушает глубокий оптимизм.