Невероятные приключения капитализма в России

Больше всего я опасалась, что Александр Волошин в последний момент одумается и не приедет в Лондонский суд, где судятся Березовский и Абрамович. Потому что если бы такое неожиданно с ним приключилось, то мы бы так и не узнали из первых уст, то есть со стороны государства, что, по сути, в российской истории был не один протокол № 6, а два. Что не один раз государство в далеком 2000 году откровенно вмешалось в свою пользу в медийный бизнес, а дважды.

Напомню, что протокол № 6 — это та самая официальная бумага, которую сидящий в тюрьме владелец НТВ Владимир Гусинский подписал вместе с министром печати Лесиным и без которой его бы из этой тюрьмы не выпустили. Бумага гарантировала его свободу и безопасность в обмен на уступку канала «Газпрому» по цене «Газпрома».

В случае же с ОРТ вмешательство было еще более циничным, поскольку вообще чисто политическим, там даже не пытались создать видимость «спора хозяйствующих субъектов». Просто вот так: отдай, Боря, канал, «концерт закончен». Неважно, что речь идет о владельце 49% или 49% – 6,5% (в залоге у ВЭБ, по данным Волошина), то есть в любом случае об одном из двух основных акционеров канала. Неважно, что государство, которое держало контрольный 51% (то есть власть, провозгласившая «диктатуру закона»), не пошло в суд, чтобы заявить свои претензии ко второму по величине, частному акционеру и попытаться цивилизованным образом выкупить у него акции. Неважно, что впоследствии те самые 49% в результате сложных схем размывались между «своими» олигархами. Неважно, что и через 11 лет после «окончания концерта» схема владения Первым каналом остается не до конца ясной и прозрачной. Все это меркнет перед совершенно феерическим по откровенности и, я бы сказала, непристойности рассказом в лондонском суде бывшего чиновника высокого ранга о том, как это делается в России.

Конечно, судья Глоссер уже вполне закаленная дама. Ее и сейчас, а к концу разбирательства тем более, не удивишь тем, что у российских компаний могло не быть совета директоров, что встречи друзей и партнеров в аэропорту втихаря писались на пленку, что миллионы долларов переносились в сумках. Она выучила неведомые русские слова типа «крыша» и поняла, как сложно российским олигархам доставалась их собственность. Она после этого суда вполне может выступать экспертом по истории капитализма в России. Да и скандалами с медиамагнатами никого в Англии после истории с Мердоком не удивишь. Но Мердока заслушивали в парламенте, он публично отвечал на упреки в адрес своей медиаимперии, он в ходе открытых слушаний отказывался взять на себя ответственность за противоправные действия своих журналистов, он закрыл газету, из-за скандала лишился должности глава Скотленд-Ярда. Это невероятный скандал, но представить себе, что британский или американский лидер (чьим прямым оппонентом является Мердок с его каналом Fox News) и шефы их администраций скажут Мердоку: «Отвали», — полагаю, ей довольно сложно.

И британская судья совершенно не обязана знать, что всего-то за несколько месяцев до этого разговора в кабинете Путина, когда Березовому объяснили про конец концерта, тот же канал закатывал такие «концерты» в пользу кандидата в президенты Путина, которые не снились ни одному кандидату ни в одной стране мира. И слава богу. Но тогда, например, рассказ о проблемах со здоровьем соперника Путина Евгения Примакова не считался использованием трагедии в личных целях, а позднее сюжеты о «Курске» и интервью с вдовами моряков будут расценены Волошиным как «Березовский использовал страшную трагедию в личных целях». После чего его просто взяли и одним словом освободили от роли акционера: «Ни о каких акциях речи не шло. Уже неделей позже у нас проблем не было: он лишился влияния и уже не мог его вернуть». И вот буквально так и говорит правая (или левая — не важно) рука президента Путина в том 2000-м году. И рассказывает дальше: «Президент подтвердил, что Березовский больше не может влиять на ОРТ, и журналистов тоже поставили в известность. Ситуация была понятна, Березовский был просто проинформирован о принятом решении. Березовскому это решение не нравилось. Ну, это его проблемы». И все попытки адвоката выяснить, а как же акции, право выдвигать людей в совет директоров — типа, как же с бизнесом-то? — все это не имеет никакого значения, надо было просто убрать Березового, а там уже руководитель ОРТ Эрнст сам с удовольствием и облегчением заработал на государство.

Браво! Волошин и Путин выступили в истории с ОРТ и Березовским как коллективный Лесин в истории с Гусинским, только хитрее, поскольку никаких протоколов не подписывали. И еще более цинично по бизнесу, поскольку даже не предложили выкупить его акции хотя бы по той цене, которую они же сами и назначат. Волошин, правда, как выяснилось, вообще не помнит, что Гусинский что-то подписывал в тюрьме. И не помнит, чтобы Лесин что-то подписывал. Понимаю. Временная амнезия. Бывает.

Березовский, Волошин и Путин — единственные свидетели этой невероятной, с точки зрения любого нормального человека, истории. Словам Березовского, предположим, не доверяют, он рассказывал ее, и не раз. Фактом этот способ взятия под полный госконтроль Первого канала стал в лондонском суде. У этой истории есть только одна составляющая — политическая. Волошин, как человек, который занимался некоторое время бизнесом, вряд ли не понимает, что решение просто убрать акционера с 49% — это нонсенс. Но самое парадоксальное, что он выступил как человек, для которого это совершенно нормально. Он так категорически не касался бизнес-составляющей этого решения, что бессмертное, видимо, на Руси «по понятиям» выползло, расправило плечи и показалось в полной красе на самом высоком уровне главы государства и главы его администрации.

Теперь объясните мне, какая непреодолимая сила заставила Волошина приехать в Лондонский суд и сделать это признание? Ради чего он потерял лицо, образ человека, понимающего про бизнес, поддерживающего бизнес и даже в известной степени имеющего к нему и сейчас отношение? Зачем ему надо было подтверждать, что он с Путиным вот так это провернул? Оставим в стороне дальнейшие показания по поводу Глушкова, которого, конечно же, взяли в заложники, потому что Береза спокойно мог бы сказать: «А идите вы, ребята! Мои 49%, и, пока они мои, я буду на сумму этих своих процентов влиять, как считаю нужным. Или выкупите у меня это право вместе с процентами, и давайте поторгуемся по цене». А когда у тебя сидит товарищ, то торгуешься уже только за его освобождение.

Я искренне не понимаю Александра Стальевича. О-кей, у бизнесменов есть о чем спорить. Как они выглядят в этом споре — их проблемы. Но как же хреново выглядит в этой ситуации государство, его бывший и будущий президент и его бывший глава администрации. Поскольку Волошин человек умный, то я могу лишь предположить, что он пошел на самопожертвование, чтобы мир наконец узнал всю правду о том, как решают вопросы в России и сколь бесперспективно при жизни по понятиям создание международного финансового центра, которое, собственно, ему и поручено.