Снести Лубянку

Я иногда думаю, что тот, кто в августе 1991-го накинул петлю на каменную шею Дзержинского на Лубянке, сознательно или нет, переключил внимание с самой Лубянки на ее символ. И вот так в том августе убрали символ, сохранив то, что он символизировал. Увы.

А всего-то надо было Борису Ельцину открыть дверь, зайти на эту самую Лубянку и сказать простые и меняющие ход истории слова: «Всем спасибо, все свободны». С учетом весомого вклада КГБ в попытку переворота 1991 года, такой шаг был бы воспринят как логичный.

И никакой погони за ведьмами, никаких посадок, кроме непосредственных участников августовского действа, которых и так посадили. Выставить охрану, чтобы под шумок не пожгли все документы и архивы (и так успели уничтожить достаточно, включая дело Сахарова), очистить здание, то есть отправить всех искать новую работу. И уверена: ни одного выстрела бы не прозвучало, хоть напряженным сотрудникам ведомства, находившимся в зданиях на Лубянке, и был отдан приказ стрелять на поражение в случае попытки штурма печально знаменитых headquarters. Но те, кто им отдавал приказ, к тому моменту уже проиграли и были лишены регалий, подкрепляющих приказ. Это был миг, буквально миг, когда мрачную историю этого рожденного большевиками монстра можно было закончить спокойно, достойно, не варварски.

Ну да, ребята бы еще какое-то время суетились, вбрасывали компромат, доказывали, что три четверти победителей — тайные агенты Лубянки. Ничего, все можно пережить. Принять закон о порядке допуска к архивам, чтобы каждый мог прочесть, что там на него накопили. Запретить бывшим сотрудникам ведомства занимать государственные посты. Обязать всех, кто решит баллотироваться на избираемые должности, оповещать своих избирателей о собственном прошлом — чекистском или агентурном, а те уж пусть сами решают, голосовать за кандидата «из системы» или нет.

Мир не перевернулся бы. Страны, которой они присягали, и так не стало через четыре месяца. Партии, которой они служили (не любя ее, кстати), не стало фактически еще раньше. Деморализация после путча была полная. Все разговоры, что мы не Чехия, у нас ядерные объекты, — пустое. Они и сейчас охраняются так, что плакать хочется, судя по некоторым вывешенным в интернете фотографиям. И с сохраненным КГБ в те годы можно было купить и продать, в том числе и иностранцам, все самое что ни на есть секретное и охраняемое. Помню, Дмитрий Муратов в «Новой» провел эксперимент по покупке атомной бомбы. И таки купил ее частями на территории России, потому что продавалось все. В том числе и самим КГБ.

Я до сих пор не понимаю, почему Ельцин этого не сделал. В тот короткий исторический миг Ельцин мог сделать все, что хотел. Значит, не хотел. Боялся? Может быть, принадлежность к советской номенклатуре сыграла с ним злую шутку — рука не поднялась на страшное и почти «святое». А может, отговорили те, кому было чего опасаться, или верный Коржаков.

В итоге система замерла, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, решительно отжала через пару месяцев пребывания к кресле начальника Лубянки чужого ей Вадима Бакатина, обвинив его в сдаче ведомственных секретов, о которых Запад прекрасно знал еще с начала 80-х. Опыт показал, что реформированию она не подлежит, а подлежит только реставрации, что с ней и произошло.

КГБ сохранился. Под другим названием, что не меняет сути. Толковые ушли в бизнес или открыли собственный. В системе остались троечники, которые при всем желании не могли интегрироваться в жизнь за стенами, зато могли удачно торговать своей принадлежностью к системе или использовать ее в личных целях. Система естественным образом деградировала изнутри, прикрываясь стандартными патриотическими клише о чистых руках и холодных головах, хотя голов там осталось немного, а про чистые руки с сегодняшних багажом информации о бизнесе спецслужб говорить нелепо.

Есть прямые свидетельства изнутри системы, которые лишь подтверждают разложение и коррупцию за стенами, сохраненными якобы во имя высоких целей обеспечения безопасности в государстве. Вспомните знаменитую статью Виктора Черкесова четырехлетней давности: «В этой (внутрикорпоративной — НГ) войне не может быть победителей. Такая война «всех против всех» закончится полным распадом корпорации. Крюк истлеет, окончательно разрушится от внутренней ржавчины. ….Но, конечно, я обращался к той корпорации, частью которой много лет являюсь. К своему профессиональному сословию, к своим товарищам и коллегам. Кто-то потом съязвил: «К чекистской касте». По существу не соглашусь, но замечу, что даже каста — это не беспредел. Это свои нормы и свои правила. Каста разрушается изнутри, когда воины начинают становиться торговцами. Кем бы ни хотели быть чекисты — силой, которая выводит страну на новые открытые горизонты, или системой, обеспечивающей через закрытость какой-то вариант социальной стабилизации, мы должны беречь нормы в своей среде. А те, кто обнаруживает, что его подлинное призвание — это бизнес, должны уйти в другую среду. Не пытаться оставаться одновременно и торговцем, и воином. Так не бывает. Тут либо-либо».

Только не прослезитесь, читая про спасителей отечества, потому что слово «торговцы» уже давно пристало им куда больше. Не потому ли оказались беззащитными дети в Беслане, люди в «Норд-Осте», не потому ли метро взрывалось прямо под стенами этой самой пресловутой Лубянки. А само письмо генерала появилось на волне грязной коррупционной борьбы между двумя силовыми структурами.

Так что же не решились разрушить и уберегли победители 1991 года? И на этот вопрос отлично ответил Виктор Черкесов: «Известно, что после катастрофы система рано или поздно начинает собираться заново вокруг тех своих частей, которые сумели сохранить определенные системные свойства. … Для того чтобы оно (чекистское сообщество — НГ) могло уплотниться, понадобились все катастрофические воздействия. … Восстановление после почти смертельного удара не имеет ничего общего с романтикой… Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за этот самый «чекистский» крюк…И все же мы помогли в конце концов удержать страну от окончательного падения. В этом один из смыслов эпохи Путина, в этом историческая заслуга президента России».

Увозя с Лубянки Дзержинского, победители выпустили пар, но сохранили этот самый «чекистский крюк». Тогда, в августе 1991 года, была, в сущности, зарезервирована возможность для перехода власти к закрытой корпорации, чья попытка взять эту власть в 1991 году не увенчалась успехом. Корпорация не упустила эту возможность. Увы, благодарить за это стоит победителя в 1991-м.

Чекисты задумывались как государевы слуги, как карающий меч в руках власти. Трансформация их самих во власть, тем более в абсолютную и бесконтрольную, неминуемо вела к развращению, упоению и злоупотреблению безграничностью возможностей. Это то, что Черкесов не понял или делает вид, что не понял. Даже если в корпорации оставались «воины», они были обречены стать торговцами или уйти (или погибнуть) с того момента, когда корпорация пришла к власти. Надо быть почти святым, чтобы не использовать беспредельные возможности, которые давала принадлежность к конторе, вступившей в управление страной. А святых там не было никогда.

Впрочем, того, кого увезли с Лубянской площади с петлей на каменной шее, Андрей Синявский в 1988 году назвал «святым палачом», исходя из особенностей революционной морали: «Ибо высшая мораль и состоит в том, чтобы отдать себя без остатка служению идее и обществу, переступив во имя долга все мыслимые границы личной или общечеловеческой нравственности. В этом смысле Дзержинский, взяв на себя функции главного палача, стал святым подвижником и воплощением добродетели. Роль палача не снижает, а увеличивает его моральный престиж». Ну вот, собственно, идеал «воина», о котором писал Черкесов (да простят меня все погибшие от рук этих «воинов»). Аскетичные пламенные палачи давно уже в аду. Сегодняшние «спасители страны», из последних сил держащие ее на этом самом «чекистском крюке», банальные, дождавшиеся своего часа, дорвавшиеся до власти и денег троечники.

И это случилось не 31 декабря 1999 года, когда Ельцин добровольно отдал Путину власть. Еще раз: это было предопределено в августе 1991-го, когда он не решился навсегда снять страну с этого крючка.

Тот, кто стоял у истоков заговора 1991 года, был обвинен в измене Родине и позднее амнистирован, генерал армии, бывший председатель КГБ Владимир Крючков был приглашен Владимиром Путиным на должность его советника, когда Путин возглавил ФСБ. Последний раз я встретила Крючкова на первой инаугурации Путина. Человек, устроивший государственный переворот, как ни в чем не бывало стоял в Кремле, строго одетый и поддерживаемый помощником. «Все получилось, Владимир Александрович? — спросила я его. — Вот вы и в Кремле. Не в 91-м, так сейчас?» Старик улыбнулся, оставаясь верен профессиональной привычке уходить от ответа.