Это даже поразительно, насколько слова теперь ничего не значат. И все не то, чем кажется. И при этом получается так понятно и естественно, даже с известной грацией. Втянулись, как кошка в пылесос. Уже трудно себе представить, как можно жить по-другому, чтобы о чем-нибудь — ну хоть о чем-нибудь — вести разговор всерьез.
Вот, например, выборы. То есть то, что мы называем выборами, политическим процессом. Лидер оппозиции — мы ее называем оппозицией — на партсъезде призывает строить социализм. А лидер, значит, правящей партии — мы ее называем правящей — утверждает, что социализм и Путин несовместимы и поэтому он вообще того лидера, который от оппозиции, возьмет и отзовет из Совета федерации. В порядке уже конкуренции двух палат парламента. Мол, хватит. Отзовут — тогда все, кранты: был лидер очень приличный, а стал гражданин обычный. И все в шоке — ой, что будет, вы посмотрите, как этот, от правящей, поднял ставки. Газеты, радио, телевидение...
И все знают, что все это ерунда и никто никого ниоткуда не отзовет. Зато дискуссия.
Но и социализма не будет тоже, ведь нельзя страну взять и повернуть в прошлое. А то, например, правые силы — мы их так называем — призывают достроить капитализм. Прямым текстом и без оглядки на конъюнктуру. Чтобы получилось, как в Норвегии, где умеют между гражданами распределить нефтяную ренту и пенсии высокие. Это вопрос, конечно, терминологический — что строить и куда идти, зато понятно: без отставок в Минздавсоцразвития туда точно не попадешь. То есть тут уже надо выбирать — или идти куда-то, или Минздравсоцразвития. Мы на развилке. И, судя по сводкам из Ново-Огарева, президент себе в этом отдает отчет. Пока ждем, но уже скоро двинемся.
Полгода назад говорили: это не сработает, невозможно сделать две партии власти, две ноги. Возможно! Можно больше! Главное — всем все доходчиво объяснить. Люди вообще понятливые. Повысьте одного из преемников — и рейтинг у него вырастет. Снимете его — через день забудут. Еще говорят, что у нас цензура. Может быть. Но разве она нужна? Ее ведь решительно не к чему применить. Можно смело отпускать вожжи. Кандидаты на выборах отказываются критиковать Путина не от трусости, а потому что люди пугаются, себя дискомфортно чувствуют. А кому это надо — людей пугать?
Вообще, наша политическая жизнь похожа на магазин парфюмерии и косметики. Упакованные запахи.
Зачем далеко ходить. Вот новая партия свободных и нормальных людей — значит, либеральная — объявила ребрендинг, чтобы ее не принимали за другую партию, левую, а то у них названия были схожие. И это правильно, а то граждане будут путаться. Они и так не вспомнят, за кого голосовали на прошлых выборах. Так что надо перед ними себя поставить.
В декабре выборы в Думу. Последние выборы при Путине, это, наверное, важно — все-таки контроль над парламентом всегда был основным инструмент его безграничной власти. Задачу контроля решили: дизайн следующей Думы уже известен с погрешностью в один-два процента. Осталось всех поставить перед фактом. Но Путин добился большего: эти выборы — вещь в себе. Они вообще не имеют отношения к тому, что будет со страной после 2008 года. Вот вам, допустим, нужна импортная мебель в доме, но вы же жизнь свою с ней не связываете. Живете же вы не с мебелью.
Хотя это как взглянуть. Социологи фиксируют общественную апатию, мол, люди спят, но это не сон и не апатия, а, скорее, рациональный взгляд на вещи. Привыкаем к веяниям. Говорят, демократия дискредитирована. Это неправда. Мы ее приспособили и при ней живем. Что она у нас суверенная — это от лукавого. Нормальная демократия. Как у всех. Должны быть выборы, свобода печати, еще что-то. Суды, процедуры. У нас это все есть. Потому что без мебели — это же тоже совсем не жизнь. Куда ставить книжки? Что соседи скажут?
Речь идет об обыкновенном бытовом комфорте. Помидоры нужны не вообще, а чтобы их есть.
Собственно, известная проблема 2008 года, повышай не повышай преемников, если коротко, состоит в том, что никак не удается сделать из президентских выборов такой же простой и понятный мебельный вопрос.