Журналист Дмитрий Сурнин записался наблюдателем на 1701-м участке в Москве. Он провел там практически весь день голосования и не уходил, пока не получил на руки протокол, подписанный всеми членами комиссии с правом решающего голоса. Итоги голосования были неутешительными для «Единой России»: она хоть и немного, но проиграла КПРФ. Но когда на следующий день Дмитрий Сурнин зашел на сайт Мосгоризбиркома, то с некоторым удивлением узнал, что голосование на этом участке было куда удачнее для партии власти, одолевшей политических оппонентов с немалым перевесом. Данные МГИК настолько противоречили протоколу, что Сурнин решил обратиться в суд. Ну а где, собственно, еще можно выяснить, почему одни официальные данные противоречат другим официальным данным?
Симоновский суд принял дело к рассмотрению 13 декабря. Через несколько дней после этого Дмитрию Сурнину позвонил помощник судьи и сказал, что иск отклонен, поскольку истец не прописан в том округе, где был наблюдателем. Поэтому, оказывается, его избирательные права не нарушены (Сурнин говорит, что голосовал именно на том участке, где наблюдал). Решение суд принял 14 числа, но сообщили поздней. Наблюдатель подал иск в Тверской суд и намерен бороться дальше.
И в ходе прошлых кампаний избиратели пытались защитить свои голоса, некоторые из них сталкивались с давлением, даже переходящим в побои. Однако энтузиастов было немного, и действовали они скорее на свой страх и риск.
Особенность нынешней кампании даже не в том, что наблюдателей на парламентских выборах было больше, чем в прошлые годы. А на президентских, если организаторы выборов не придумают какой-нибудь казуистической пакости, отряды наблюдателей станут еще многочисленней. Изменился их статус: записаться в наблюдатели, отсидеть на участке сутки и отловить нарушения, если они возникнут, почетно. Возможно, это главный результат прошедшей избирательной кампании и последовавшего за ней политического кризиса.
Всеобщее тайное голосование с правом выбирать из нескольких кандидатов достались гражданам будущей Российской Федерации фактически задаром. Право избирать и даже быть избранным не пришлось добывать, вырывать у коммунистической власти. Соответствующее решение принял Верховный совет РСФСР вполне себе советского образца. А уже потом, в начале 1990 года, в Москве прошли многотысячные митинги в поддержку демократических кандидатов. То, что должно было стать финалом общегражданской кампании, оказалось прелюдией к тому, что потом назвали «реальной политикой».
То, что легко дается, легко упускается. Начиная с 1993 года итоги практически всех общефедеральных кампаний в той или иной степени подвергались сомнению. Менялись кандидаты, менялись правила игры, а отношение к выборам и их участникам если и менялось, то только в худшую сторону. Само понятие «честные выборы» стало оксюмороном, а избирательные кампании — образцом непотребного действа, без которого, при возможности, лучше обойтись. И какая уж тут разница, кандидат, политтехнолог, агитатор или наблюдатель – все они участники неприличного мероприятия, которое лучше забыть сразу после того, как оно закончилось. А уж вдаваться в нюансы процесса – да ни в коем случае: зачем считать голоса, которые все равно фальсифицированы?
Появление людей, которые не согласны с тем, что их голоса просто выброшены в урну, вовсе не означает того, что выборы вдруг сразу станут честными и чистыми. Это только начало пути к, возможно, недостижимой цели: совершенно непогрешимых выборов, наверное, не существует в природе. Однако добиться того, чтобы формально заявленные правила игры соблюдались, а волеизъявление граждан не служило поводом для арифметических упражнений, вполне вероятно. Но для этого надо, чтобы было побольше дотошных людей на избирательных участках, которым не хочется чувствовать себя обманутыми. И чтобы те, кто хочет им помогать, не стеснялись своего участия в избирательной кампании.
Начинается все с малого – с наблюдения за подсчетом. А там, может, до выдвижения кандидатов дело дойдет, чтобы не было голосования «от противного».