Цивилизация
Когда я впервые услышал: «…в чеченском крыле администрации президента…», я, признаться, поначалу не поверил, что меня не разыгрывают: а это, собственно, как? О ком речь? Cовременная российская действительность динамична, я пойму резоны, по которым Владимир Путин буквально вчера указал считать противоречащими здравому смыслу и логике термины «энергетическая сверхдержава» и «суверенная демократия», которые его администрация лепила с тщанием не менее полутора лет, но иногда происходящее заставляет впасть в ступор. А нет ли еще указания развесить в кабинетах на Старой площади портреты Михаила Саакашвили? А не создан ли еще при Московской патриархии кружок дарвинистов? И наконец, может быть, мечтания московской околополитической молодежи услышаны и нам наконец дали другой глобус?
Глобус вроде бы тот же. Скорее всего, «чеченское крыло» — поэтическое преувеличение. Все же в то, что Владислав Сурков с его подчиненными водит по утрам зикр вокруг очередного номера «Известий», до сих пор не верится — других известных чеченцев там нет. Но то, что чеченский премьер Рамзан Кадыров в последние полгода стал одним из самых перспективных российских политиков федерального уровня, к которому прислушивается власть, кажется, уже очевидно.
Бизнес толерантен к национальностям, а тем более такой крупный бизнес в такой большой стране.
Можно сколько угодно декларировать в себе отсутствие расизма, русского национализма, великодержавного шовинизма — в случае с Кадыровым-младшим, по крайней мере внутри меня, это неправда. Это мой народ сравнивал с землей Грозный, это представители законной власти в моей стране «мочили в сортире» чеченских боевиков, значительная часть которых сейчас служит в МВД и других силовых структурах Чеченской республики, наконец, это у меня в городе «чеченец» означает «опасность». Это знает всякий, только одни, как я, убеждают себя в глупости предрассудков, а другие отдаются первой реакции, не мудрствуя лукаво. Конечно, голос крови — чушь, все люди рождены равно голыми, наивными и не знающими иного языка, кроме высунутого. Но у некоторых мы, знаете ли, потом давили танками родственников, а их близкие и знакомые в ответ отрезали головы призывникам некавказской национальности. Чтобы это действительно не имело значения, приходится делать над собой усилие, преодолевая, увы, расизм. Именно так он выглядит у воспитанных людей.
И в отношении политика Рамзана Кадырова требуемое усилие стократно. Покойные Шамиль Басаев, Салман Радуев, а тем более Аслан Масхадов более понятны и менее пугающи, чем Кадыров-младший, который заводит в собственном имении павлинов, волков и тигров и искренне не понимает, зачем доверять судьбу России каким-то десяткам миллионов простых людей с их дурацкими бюллетенями для голосования, когда хватит двух полков и телестудии. Он готов прийти в Кремль в тренировочных штанах, поскольку какая, к черту, разница — мы ж говорить пришли, а не штаны показывать?
Это другой чеченец: хочется сказать «настоящий», но это неверно. Возможно, пугает именно полное соответствие Рамзана Кадырова фольклорному образу «злого, дикого и коварного чечена». Что же, сделаем еще раз не самое приятное для себя усилие и посмотрим, что же такое политик Рамзан Кадыров. Чего от него ждать, что он предлагает и что он делает?
В первую очередь именно Кадыров-младший в настоящий момент является политиком, обеспечивающим хотя бы минимально возможное спокойствие в Чечне. Исходя из отрывочной информации, приходящей из республики, правление Кадырова-младшего является вариантом тирании, основанной, с одной стороны, на жесточайшем насилии в адрес любого, кто покушается на его режим, с другой — на сложнейшей динамической системе консенсусов с почти всеми силами, которые готовы признавать в Чечне его «титульную» власть. Кажется, весьма близкий режим, но без единого центра силы, десятилетиями формировался в соседнем Дагестане. Тем не менее сейчас на Северном Кавказе в основном стреляют, взрывают и грабят в большей степени за пределами Чечни.
В фактически самостоятельной с точки зрения внутренней политики Чечне постепенно формируется собственная экономика. Борис Ельцин, увидев в 1995 году законопроект «Об особых условиях предпринимательской деятельности в Чеченской республике», стучал бы кулаками по столу и орал бы в голос на того, кто принес бы ему подобное. Специалисты экономического факультета Грозненского университета, разрабатывавшие текст законопроекта, вряд ли входят в элиту кадыровской Чечни. Тем не менее проект, предполагающий снять в республике почти все возможные барьеры, препятствующие ведению бизнеса, оперирующий понятиями «твердые правовые гарантии», предлагающий инвесторам имущественное обеспечение властью их вложений в инвестпроекты, снимающий ограничения на трудовую миграцию в Чечню, попал и в местный парламент, и в Госдуму.
Шансы на его принятие в Москве выглядят нулевыми, но само направление мысли — чрезвычайно интересным.
Кроме того, «почвенное либертарианство» чеченских экономистов, на ура прошедшее в местном парламенте, требует задуматься: если даже в таком несвободном обществе, как нынешнее чеченское, единственным средством ускоренного восстановления Чечни видится не рост госрегулирования и госинвестиции, а экономическая свобода, то отчего бы в большой России для ускорения экономического роста предлагалось нечто противоположное по смыслу?
Законопроект интересен не только предложением свобод, но и отдельными политическими принципами, не слишком заметно включенными в документ. Так, в преамбуле закона без эвфемизмов «контртеррористическая операция» две войны в Чечне внятно названы «военными кампаниями», последствия которых позволяют «отнести Чечню к зоне стихийного бедствия»; в законы России усилиями чеченцев может попасть совершенно справедливая оценка происходившего в республике в 1994–2001 годах. Есть и другие юридические новеллы — Чечня предлагает при заключении международных договоров Российской Федерации, затрагивающих ее интересы, законодательно закрепить обязательное согласование с ней принятия таких договоров. Это элемент независимой внешней политики субъекта федерации в составе федерации, в нынешней России это выглядит так же смело и дерзко, как предложение отменить пост президента.
Третья составляющая Кадырова — национализм. В сравнении с предшественниками он умеренный националист, но склонный, впрочем, приветствовать и другие национализмы, например русский.
Кадыров — идеальный спарринг-партнер сторонников «русской идеи».
Несмотря на его резкие заявления, например, по ситуации в Кондопоге: он с радостью будет оппонентом русским националистам в их античеченском раже, но в альянсе с ними с удовольствием будет громить всех, кому претит «имперская идея». В том числе буквально громить, с непосредственностью ребенка, прочитавшего «Удар русских богов» и отлившего на пустыре из свинца увесистый кастет.
Наконец, четвертая составляющая Кадырова-политика — это энергичность, периодически переходящая в откровенное хамство, в отстаивании интересов властной элиты, и не только чеченской, но и российской в целом. Полагаю, если «чеченское крыло» АП существует, именно в нем рано или поздно будут вызревать идеи силового решения проблемы оппозиции в России, установления авторитарного режима, внесудебных репрессий в адрес политических противников.
Итак, если вы ждали сильную руку с жестким авторитарным стилем мышления в политике и не чуждую идеям экономической свободы, получите Рамзана Кадырова.
То, что русского «черного полковника» зовут Рамзан, а не Владимир или Сергей, вряд ли должно вас смущать: разве не вы требовали сохранения Чечни в составе России? Тогда вы будете иметь Чечню как составную часть Российской Федерации — полагаю, это справедливо.
Не думаю, что происходящее хорошо для чеченцев, но, в конце концов, население Чечни мало кто спрашивал, когда Рамзан Кадыров получал власть, а власть своего мини-Пиночета, возможно, все же лучше, чем спецназ на пороге дома. Не думаю также, что Рамзан Кадыров хорош для русских, с этим политиком необходимо быть крайне осторожным. А вот говорить о свободах, которые он по своим соображениям запрашивает для Чечни, имеет смысл в применении ко всей федерации: там, где речь идет о действительно здравых идеях, шовинизм и предубеждения неуместны.
