Цивилизация
Итак, на летние каникулы в России в силу сложнейшей общественно-политической обстановки, когда ни один политолог, награди его хоть княжением в Пермской области, не способен предсказать, что произойдет завтра, никто не уезжает. Все события, происходящие в июле 2005 года во властных структурах и около них, полностью соответствуют диагнозу «не то».
С января этого года считать старты предвыборной кампании все уже подустали. Сначала считалось, что стартом кампании станет раздел «Юганскнефтегаза». Добро ЮКОСа поделили, кампания не началась. Потом ждали приговора Михаилу Ходорковскому. Затем — собрания акционеров «Газпрома». Затем — отставки Анатолия Чубайса. От Бориса Березовского и Леонида Невзлина сигналов к большой буче ждут уже в режиме онлайн. Кто-то ведь должен произнести слово, то самое главное слово, с которого все начнется?
Добро бы все это происходило на Украине, где выборы на носу, а в России ближайшие думские выборы пройдут в 2007 году. Предполагать, что президент распустит Думу, можно, лишь подразумевая, что собрание мужчин в пиджаках, пьющих водку на Охотном Ряду под острые законопроекты, имеет значение для кого-либо, кроме их клиентеллы — индивидуальных частных предпринимателей, вместо торговли «Дошираком» на Киевском вокзале избравших себе поприще околополитического бизнеса. Считать, что Владимир Путин скинет бармы на плечи Дмитрия Козака, или Виктора Иванова, или кого-то еще в будущую субботу или хотя бы к отменяемому 7 Ноября, тоже нет резона. Всякое, конечно, бывает, и поговаривают в Москве, что телевидение не напрасно показывало Владимира Путина в Астрахани так, что даже студентки из «Идущих вместе» заподозрили классические двести пятьдесят на жаре, да все же знаков нет, слова нет, разве выглядящий несколько поддатым президент — сигнал к революции? Интриги, все интриги, а слова нет.
Можно было бы посчитать, что сигналом к неизбежному государственному перевороту будет очередное уголовное дело.
Уже сейчас очевидно, что любой исход избирательной кампании, случись она в 2007–2008 году или позже, будет государственным переворотом — нынешняя стабильность не устраивает никого, поскольку количество взаимных заклятых врагов внутри госаппарата растет в геометрической прогрессии. А ну как уголовное дело в отношении приближенных Михаила Касьянова станет как раз той самой последней каплей? А ну как Михаил Касьянов, прижатый к стенке натравленным на него замгенпрокурора Колесниковым борзым (или легавым? хорошо, русским сторожевым) депутатом Хинштейном, наконец скажет заветные слова: какова будет политическая программа объединенной оппозиции, к которой присоединятся все прогрессивные силы на пространстве от Лубянки до Ильинки и которую поддержит население. Все-таки, законно или незаконно, ты получил в собственность дачу Суслова, Генпрокуратуру и независимый от нее суд это мало будет волновать. Преступная группа в составе беспашпортного уроженца города Абая, экс премьер-министра России и его жены — такая же реальность, как кража бухгалтером ЮКОСа Ириной Голубь у своей компании денег, которые она со всем своим семейством, включая малолетних детей, не потратила бы и за несколько президентских сроков (фантазия у бухгалтера, скорее всего, менее дерзкая, чем у владельца Chelsea). До пяти лет лишения свободы — тут уж каждый найдет, как разжечь боевой дух борьбы с антинародным режимом.
Впрочем, в отличие от Михаила Ходорковского, правильные слова так пока и не нашедшего, хотя и искавшего, Михаил Касьянов вообще пока молчит. Между тем есть основания предполагать, что история с дачами-«Сосновками» появилась в связи с тем, что Касьянов как раз дерзнул подумать о президентской гонке. И всерьез, а не как в феврале 2005 года, когда из его речи могло следовать что угодно. Могу лишь предположить, что экс-премьер все-таки предложил кому-либо из обитателей администрации президента политический альянс. И другие обитатели администрации президента решили, что вот этот альянс им уж никак не нужен. Одно дело — клеймить антинародный режим, причем вполне издевательски, в заявлениях для СМИ (это, как показывает политическая практика последних месяцев, можно совершенно спокойно делать кому угодно, от главы «Идущих вместе» Якеменко до их куратора Суркова), а другое дело — сделать шаг к реальным, а не виртуальным политическим раскладам вокруг Старой площади. Как глава независимой оппозиции Михаил Касьянов имеет почти ту же ценность, что любой политик из тысячи федеральных политиков первого-третьего уровня. Спрашивается, чем Касьянов в этой роли лучше министра Шойгу, главы Минфина Кудрина, главы ЦБ Игнатьева или даже главы Красноярского края Хлопонина? Ничем. Главное — слова, которые он бы произносил. Слов не хватает — уста немотствуют.
Тем временем уже упоминавшийся замглавы администрации президента Владислав Сурков, как выясняется из публикаций в СМИ, едва ли не с весны 2005 года пытается нужные слова произнести. Его майская речь перед активом «Деловой России», попавшая в руки корреспондентам вражеского голоса «Свобода», финансируемого, уж безусловно, из Вашингтона, никаких новых тезисов, увы, не содержала. Тем не менее заявка на знание «слова», на новый политический язык в ней была. И заявка в достаточной мере убедительная: тема «Может ли Сурков стать президентом России в 2008 году» вошла в пятерку главных тем политнедели.
Дело в том, что Владислав Сурков в своей речи, переврана она или нет, впервые позволил себе разговор о реальных проблемах власти в России.
На самом деле, конечно, «слова» в словах Суркова не обнаруживается. Да, язык достаточно убедителен и доходчив. Тем не менее замглавы администрации говорил о проблемах, стоящих перед существующей властью. Именно той, которая, по всеобщему убеждению, должна сгинуть или, по крайней мере, превратиться во что-то качественно новое в ходе неизбежного госпереворота. Внятная русская речь, пусть и с «блатным» налетом, — это нормально. Но внятное русское объяснение причин отсутствия колбасы в ассортименте магазина отсутствия колбасы не компенсирует. Никому не интересно консолидироваться вокруг власти, которая в условиях гиперпрофицита бюджета и реализованной идеи «вертикали» не может справиться с инфляцией и имеет проблемы с финансированием бюджетных расходов. Никому не интересно консолидироваться вокруг власти, внутри которой делят остатки ЮКОСа.
Возможно, конечно, что «слово» так и не будет произнесено и в один прекрасный момент все журналисты мира будут на двунадесяти языках спрашивать «Кто есть мистер Васьков, преемник Владимира Путина?». Судя по настроениям во властных структурах, для того вполне могут найтись разумные объяснения. Тем не менее, если предполагать, что смена власти в России будет происходить в рамках закона, установленных им процедур и с какой-то практической пользой для электората, то можно говорить о том, чего не хватало доселе во всех попытках сказать «слово», обращение к гражданам-избирателям, во всех произносившихся «словах» — от слов Владимира Путина до воззваний НБП (организация запрещена в России).
В том, что это «слово» необходимо, я уверен — без внятной поддержки будущей команды в Кремле со стороны избирателей смена власти будет лишь временной и промежуточной.
Прежде всего, практически все «слова», произносившиеся потенциальными кандидатами на новую власть, произносились на языке, призванном описать реальность, с которой избиратели не соприкасаются никак. Это касается и лозунгов «пересмотра итогов приватизации», «национализации ренты», «повесить буржуев» — с одной стороны, и лозунгов «продолжить демократические реформы», «удвоить ВВП», «неуклонно бороться с коррупцией» — с другой. Понятно, что полностью от принятого политического лексикона отказаться невозможно. Однако законопослушные и любящие свою страну граждане (а именно они и ходят в большинстве своем и на избирательные участки, и на баррикады) крайне редко интересуются тем, как бы стать совладельцем «Русского алюминия», повесить буржуя или поучаствовать в демократической реформе.
«Слово» как минимум должно говорить о том, из какого трезвого расчета плюсов и минусов избиратель должен поверить его автору, то есть предлагать гражданам честную сделку, а не неопределенное светлое будущее.
Кроме того, «слово» должно все же основываться на том, что его автор имеет строгую убежденность в необходимости того, что он предлагает сделать во власти. Например, я убежден, что налоги в России необходимо снижать. Однако к словам человека, внятно и четко обосновывающего необходимость увеличения налогов, я бы отнесся с уважением, как к речи уважаемого врага. Нынешние объяснения представителей власти о том, какими надобностями продиктованы их действия, невнятны почти всегда, к тому же любое недовольство из Кремля, как правило, влечет за собой фразу «нас неправильно поняли» с переменой курса на указанное количество градусов.
Наконец, почти все произносившиеся «слова» — от слов Гарри Каспарова до слов Владимира Путина — так или иначе основаны на истерическом отношении к реальности.
Катастрофа, которой представляется любая проблема в едва ли не любой политической речи в России, всегда всеобъемлюща: Вашингтонский обком уже полностью контролирует Кремлевский райком, нефти в России хватит на четыре месяца, азербайджанцы открывают ларек в храме Василия Блаженного, а ВВП России сократится в восемь раз послезавтра с утра. К тому же вся рыба в Москве-реке отравлена белорусским президентом Лукашенко, а всем правозащитникам уже шьют полосатые робы по лекалам от Ким Чен Ира.
В стране, переживающей самый яркий в истории последних пятидесяти лет экономический и политический бум, орать и передергивать — лучший способ прослыть идиотом, пусть и высокоученым. В России так часто кричали «волки!», что иммунитет к такого свойства звонкам, даже из лучших побуждений, абсолютен. Равно как иммунитет и к непрошибаемому оптимизму, который рано или поздно надоедает, как это происходит с Владимиром Путиным. Опасность всегда конкретна: нет, например, опасности развала России, а есть конкретные проблемы с ситуацией на Северном Кавказе.
И, наконец, главное недостающее звено во всех «словах». Решение текущих проблем — обязанность любой власти, в этой области политики не конкурируют, равно как не конкурируют формальным наличием рогов, копыт и вымени коровы на сельскохозяйственных выставках. Но всякий политик, претендующий на власть в России, обязан решать базовые проблемы — справедливости суда, коррупции, военных угроз, выплаты госпенсий и содержания минимальной социальной инфраструктуры.
Конкуренция может происходить только в программах будущего.
И этой конкуренции нет ни в программе Путина, ни в программе Ходорковского. Как ни цинично это звучит, никому, кроме ЮКОСа, не нужна власть, позитивной программой которой является возврат активов Михаилу Ходорковскому и его освобождение. Напротив, политика, который гарантирует в России справедливость суда при сохранении ситуации вокруг ЮКОСа в нынешнем виде в виде исключения, я бы принимал как меньшее зло — голосуя за него и отплевываясь, что не нашлось лучшего. А программа-минимум известна всем и изложена в Конституции.
Пока же все попытки произнести что-нибудь, что станет «словом-стартом» для смены политического климата в России, портящегося на глазах, неубедительны. Пока что ни Сурков, ни Касьянов, ни Путин не выглядят убедительно в роли главы России ни в 2005, ни в 2008 году.
