Цивилизация
Все же не следует недооценивать степень неинформированности населения России об экономике и ее влиянии на повседневную жизнь. Если главной новостью августа 2008 года для граждан стал печальный факт, что семь лет стабильного роста благосостояния могут в одночасье обернуться войной, то сентябрь принес новое открытие: оказывается, фондовый рынок в России есть, и это имеет значение не только для активных инвесторов.
Хотя игроков на бирже в России не больше, чем филателистов, о драматическом падении индекса РТС не знают сейчас разве что на промышляющих в море сейнерах.
Даже те, кто инвестором себя и в страшном сне не видел, даже не понимая значения самих терминов, уже понимают, что «декапитализацию», «инфляцию» и «стагнацию» следует относить к одной смысловой группе, в которую «экономический рост», «повышение зарплаты» и «новые программы ипотеки» никак не вписываются.
Индекс можно и вернуть на место, но уже не вернешь ощущения непричастности к происходящему. Но не все так плохо, события в экономике, неприятный характер которых население чувствует спинным мозгом, могут иметь не только негативные, но и позитивные последствия. Они должны окончательно сформировать представления о том, что представляет собой новая экономика, созданием которой занимались с 1991 года несколько правительств, и дать понимание того, как выглядит жизнь в идущей на спад экономике.
Как ни цинично это звучит, но этого знания остро не хватает абсолютно всем – от менеджера крупной компании до рядового рабочего. До осени 2008 года страна имела лишь половину необходимой информации о том, что произошло в 1991 году на самом деле.
У экономики России была история успеха, но не было истории поражений: первые строчки последней уже пишутся.
Для формирования опыта трансформационный период 1991–1999 годов, дефолт 1998 года и восстановительный неустойчивый рост 1999–2002 годов так же недостаточны, как школьно-студенческий опыт – для постоянной работы по специальности. Для подавляющего большинства 1998 год стал не разрушением стабильности и не экономическим крахом, а лишь крупным эпизодом переходного, т. е. по определению временного периода. Хотя встряска была существенной, лишь для среднего бизнеса, имевшего в то время не более чем пятилетнюю историю, дефолт стал потрясением основ. И в любом случае первое десятилетие реформ – это история реформ, завершившихся достижением цели: в 2002 году Российскую Федерацию и РСФСР не спутал бы и слепой.
По прошествии не менее пяти лет устойчивого экономического роста события осени 2008 года имеют иную природу: это не лекарство реформ и не козни врагов.
Было бы чрезвычайно неприятно, если бы сценарий предусматривал резкое падение цен на нефть, на которую легко списать все, что неизбежно происходит. Но ожидающиеся экономические сложности не внешнего происхождения. Теоретически всем известно, что периоды экономического роста даже в стабильных экономиках сменяются спадами. Практического знания о том, как именно это бывает, в России нет, по сути, ни у одного человека, не исключая президента и премьер-министра.
Теперь эти знания предстоит обрести – избегать изучения, видимо, уже поздно. Проблемы макроэкономического плана в России стали более или менее видны еще осенью 2007 года, когда уже первые события «ипотечного кризиса» в США отразились в России инфляционным всплеском. Впрочем, для большинства населения реальные последствия происходящего стали ощущаемы лишь летом 2008 года, когда рост зарплат и расходов государства на выплаты пенсий был полностью перекрыт инфляцией: до этого можно было говорить о более или менее поддерживаемом паритете.
Первые признаки остановки роста и пока еще стагнации, а не депрессии в инвестиционном процессе появились чуть ранее, весной 2008 года.
Однако на ранних стадиях они были видны лишь экономистам, трактовать их однозначно можно будет через месяц-два, равно как видеть и первые последствия происходящего на уровне компаний. Проблемы с ростом промпроизводства достоверно фиксировались лишь с начала лета 2008 года, однако они затронули пока лишь часть экономики – например, строительный рынок. Наконец, остановка притока иностранного капитала и лишь частично связанные с ним проблемы с кредитованием могли считаться временными еще в начале 2008 года, когда с ними столкнулись лишь корпоративные финансисты. В начале осени рост ставок по кредитам населению, сокращение программ ипотечного и потребительского кредитования и ужесточение требований к заемщикам становятся реальностью для физлиц.
Падение индексов РТС и ММВБ, конечно, не может быть финалом происходящего. Наиболее важная информация о том, как выглядит экономический спад, содержится во второй части сценария, а не в первой, и, судя по всему, мы видим лишь завязку сюжета.
Ощущению кризиса в экономике мешают сейчас сразу несколько факторов. Первый – инерция «семи тучных лет» 2001–2008 годов: хотя экономика уже несколько месяцев тратит накопленные ранее ресурсы, их исчерпание займет минимум несколько месяцев. Второй – особенности рынка труда, живущего дефицитом предложения: иллюзия невозможности безработицы для профессионалов и гарантированности их стабильных высоких доходов сохранится минимум до Нового года. Третий – ориентация правительства на симптоматическое лечение проблем. Например,
поддержка государством фондового рынка, обсуждаемая весь сентябрь, вполне может привести фондовые индексы в состояние бурного роста до начала весны 2009 года, когда станет очевидным, что происходящее, по сути, является кольцевым перераспределением налогов через фондовый рынок, конечную выгоду с которого могут получить лишь уходящие с рынка нерезиденты.
Но эти эффекты должны быстро исчерпать себя. И, если события будут развиваться по некатастрофическому сценарию (всякий обычный кризис поначалу выглядит катастрофой), можно будет обнаружить кое-что полезное в этой горечи.
Экономистам нахождение по ту сторону от пика экономического роста позволит, например, получить представление о качестве управления российскими частными компаниями, ставшими с 2001 года основными создателями и экономической, и социальной реальности в России, несмотря на давление госсектора. В отличие от роста, который можно обеспечивать и без сильной конкуренции (достаточно всего лишь обеспечивать растущий платежеспособный спрос), удержание доли рынка, сохранение объемов продаж, развитие в условиях сокращения спроса невозможно без реальной, а не договорной драки за клиента. В этом смысле кризис 2008–2009 года много полезней ситуации 1998 года. Постоянный рост ранжирует игроков на заработавших многое и немногое, катастрофа списывает все, позволяя сравнивать лишь объемы убытков; депрессия же четко делит рынок на проигравших и выигравших. В этом свете первая ласточка – августовская история AirUnion. Сомнительно, что национализация под крылом «Ростехнологий», правительств Москвы и Красноярского края позволит что-то изменить в авиакомпании, которая была проблемнее большинства конкурентов. Тем более что уже зимой 2008–2009 года у «спасателей» найдутся проблемы серьезнее, чем реанимация честно обанкротившегося из-за роста цен на топливо и плохого менеджмента авиаперевозчика.
Уже к весне число претендентов на господдержку, видимо, будет много больше — от строительных компаний в Москве до банковских структур среднего размера. При этом сегодняшние вялые обращения новоявленных «красных директоров» из госкомпаний за деньгами в Белый дом не дают представления о том, какие красочные битвы происходят в очередях за бюджетными деньгами там, где быстрый рост сменился стагнацией.
Все это еще впереди. В любом случае в ходе некатастрофического экономического кризиса эффект «оздоровления» корпоративного мира должен многократно превзойти аналогичный эффект, до сих пор позволяющий считать правительство Евгения Примакова (1998–1999) относительно успешным. По объему надутой пены Россия-2009 может дать многократную фору России-1999. Сейчас за пеной порой просто невозможно увидеть содержания. Ведь невозможно даже предположить, что искренне разделяемая даже сверхуспешными предпринимателями риторика realpolitik и «поднимающейся с колен России» как-то увязывается с реальностью, с которой им приходится ежедневно иметь дело, – от неприличной для европейской страны коррупции до очень умеренного в сравнении с Восточной Европой 90-х социального развития.
Впрочем, знания о том, что решения в экономической сфере не бесплатны, не хватает не столько руководству компаний, сколько рядовому населению.
Бескризисное развитие 2001–2008 годов сразу после тяжелого трансформационного периода 1991–2001 годов, закончившегося сменой политического курса, породило иллюзию о возможности для любого абстрагироваться от экономических реалий, воспринимая их как данность или как немного меняющуюся погоду.
При темпе роста личных доходов на уровне 5–10% в год действительно комфортно считать полемику о ставках ЕСН и НДС, об инновационной экономике, об ответственном правительстве, о протекционизме, даже об «офисном рабстве» уделом яйцеголовых. Жизнь действительно становится лучше и веселее, и какая разница, умнее Кудрин Набиуллиной и круче ли Илларионов Дворковича? С зонтиком или без зонтика – не вопрос выживания, а вот менять стабильность на неизвестность мало кто готов.
Только неизвестность в семейном бюджете дает истинные, а не абстрактные оценки политическому и экономическому курсу.
При этом наивны ожидания демократической оппозиции о возврате граждан России к ценностям «Другой России» при первом ушате холодной воды за ворот. Происходящее масштабнее, чем еще один аргумент против политики Путина — Медведева. Для многих будущих пострадавших и для всей молодежи оно станет аргументом «за» и «против» экономических свобод в целом. Спад предстоящих месяцев способен лишь дать всем недостающую половину знаний о другой стороне обычной, а не идеальной рыночной экономики в стране, населенной неидеальными людьми.
Специалистами в вопросах макроэкономического регулирования и политологии экономический кризис не сделает ни партии, ни граждан.
Тем не менее вполне вероятный всплеск социал-демократических и даже национал-социалистических настроений будет куда более рациональным и критикуемым по существу: появится существо, а не только форма. Конечно, легче чувствовать себя априори выше опереточных империалистов и сторонников социального государства сказочного образца. Но без полного знания страны о том, что такое рынок и каким он бывает, невозможно двигаться дальше и сторонникам политических и экономических свобод, даже если по итогам движение станет труднее.
