Для внутреннего употребления

Если рассматривать современную российскую власть сквозь призму исторических аналогий, то говорить о построении в итоге проделанной работы чего-либо напоминающего хотя бы один из наиболее мягких диктаторских режимов второй половины XX века, режим греческих «черных полковников» (годовщину его установления консервативно-охранительская часть человечества как раз празднует 21 апреля), невозможно. В 2001 году можно было предполагать, что «питерские чекисты» еще не завершили массовый переезд из Большого дома на Лубянку и только поэтому пока не развернули полагающийся всякому уважающему себя репрессивному режиму концлагерь около платформы Лось. Но в апреле 2005 года отсутствие даже печатного органа тирании, который бы ежедневно наставлял граждан в духе «Будь готов!», дает многим повод вообще ни в грош не ставить Игоря Сечина, Юрия Заостровцева и несчетных Ивановых с разными и одинаковыми именами.

В то, что в структуре ФСБ одно из подразделений департамента экономической безопасности занимает генерал с убедительной фамилией Сыромолотов, не верят. Хотя бывает, что с ним даже публикуются интервью, в которых генерал, чей паспорт достоин быть реквизитом голливудского боевика о кознях KGB, рассуждает о безопасности на транспорте и заодно демонстрирует удивительно глубокие знания по части корпоративных конфликтов в российских авиакомпаниях. «Черных полковников» хоть отбавляй, а вот «диктатуры во имя христианского мировоззрения», о которой так любил говорить предшественник Владимира Путина и удивительно схожий с ним в карьере главный «черный полковник» Георгиос Пападопулос, так и не выходит.

И ведь неверно думать, что причина — в каких-то принципиальных отличиях российских силовиков от греческих. Практически ни одного из действий, необходимых для формирования власти, удерживаемой силой, российские «полковники» не упустили. Однако последствия этих действий, за исключением разве что дела ЮКОСа, второй чеченской войны и перехвата контроля над федеральными телеканалами, настолько невелики в масштабах общества, что, пожалуй, можно согласиться с теми, кто утверждает, что их и вовсе можно не замечать. Как ни крути, а нового 1937 года пока нет и в помине — где он?

Предложу свою версию. Вполне жесткий и в достаточной мере тоталитарный режим в России уже построен. Но, по иронии судьбы, в его условиях приходится существовать крайне ограниченному числу граждан России — представителям самой власти.

Тоталитарный порядок возвращен, кажется, почти исключительно для внутреннего употребления самим властным режимом, и не похоже, что это явление предполагается расширять на всю остальную Россию.

В самом деле, попробуем проанализировать, где наиболее ярко проявляется такая важная составляющая диктатуры, как специфическая информационная политика, в условиях «нелокальной» диктатуры характеризующаяся как «тоталитаризм».

Критики критиков нынешней власти резонно замечают, что о глобальном ограничении свободы СМИ остальные граждане осведомлены в основном из ущемляемых СМИ. Показательна судьба одного слуха, запущенного известным политтехнологом в московскую околополитическую среду: дескать, замглавы администрации Вячеслав Сурков осознал всю пагубность скрытой цензуры и отменил еженедельные цензурно-рекомендательные семинары-политинформации для подконтрольных изданий на Старой площади. Слух вызвал множество необоснованных надежд и умер после того, как один из действительных участников семинаров информировал публику, что факты места не имели — как проводили, так и будут впредь, свободу никто возвращать не собирался. Парадокс в том, что наиболее радужные прогнозы дальнейшего расцвета политической журналистики давали авторы, узнававшие о проведении таковых семинаров впервые, хотя и догадывавшиеся о чем-то таком.

В реальности максимальные ущемления свободы слова отмечаются в медиаструктурах, имеющих непосредственное отношение к власти, в первую очередь в «Российской газете» и на телеканале «Россия». То есть достаточно жесткая цензура обнаруживается в основном там, где непосредственным потребителем являются сами властные структуры. «МК» и «Комсомолка» — крупнейшие в России по тиражу газеты, на которые, по идее, гипотетический Старший брат должен обращать максимальное внимание, полны умеренно леволиберальных призывов и сомнений. А значительное число «прогосударственных» публицистов уже, кажется, оставило надежду на внимание к их благожелательности нынешней власти и дает свои рекомендации не ей, но будущей «правильной» власти, с которой нынешняя предположительно имеет мало общего.

Чем менее интегрирован во власть ее представитель, тем, как правило, больше свободы в оценке ситуации он может себе позволить. Удаление от кремлевских стен позволяет губернатору Санкт-Петербурга Валентине Матвиенко из музыкального автомата с пластинками из ФСБ превратиться в более или менее яркого по нынешним временам политика — на фоне тех, кто от пластинок с такими хитами, как «Удвоение ВВП», «Догнать Португалию», «Правовое государство» и «Вертикаль власти», отказаться не может. Отставные чиновники начинают говорить человеческим языком, у них загораются глаза и открывается рот. Вряд ли есть кто-то, кто официально требует от чиновников умерщвления дерзости, наглости или публичного честолюбия. Очевидно, речь идет о системе, которая наказывает таковых выскочек.

О том, что государственная служба делает с вполне вменяемыми людьми, даже не нужно легенд. Достаточно почитать программное интервью главы администрации президента Дмитрия Медведева в «Эксперте». Силу, которая может заставить корпоративного юриста из крупной компании и с удачной карьерой в течение часа рассказывать журналисту о том, что главной задачей власти на нынешнем этапе является сохранение границ, можно представить себе как громадный излучатель «психотропных волн» где-то в основании Троицкой башни Кремля. О таких агрегатах регулярно пишут шизофреники в редакцию газеты «ЗОЖ», и мы в них не верим. Эффект тем не менее налицо.

И следует, видимо, предположить, что за зубчатыми красными стенами в центре Москвы и еще в десятках зданий построена некоторая система отношений, превращающая людей в «винтики» с характерным негромким металлическим голосом без интонаций. Большая часть текстов, разными способами рассказывающих о том, как выглядит повседневная жизнь Кремля (наиболее яркими образцами являются тексты Елены Трегубовой и Андрея Колесникова), содержит всегда одну и ту же подробность: авторы показывают, что нормальный разговор в Кремле невозможен ни с кем.

Свидетельств того, что тоталитарный строй является государственным устройством этой территории, вполне достаточно. Понятен и его генезис. В самом деле, поместив на ключевые посты в аппарате администрации и правительства, а также в качестве «кураторов» в министерствах представителей силовых структур, сложно ожидать, что эти мужи займутся построением и культивированием внутри вверенных им подразделений «цветущей сложности». В коллективе из нескольких тысяч человек создать жесткую иерархию и директивное единомыслие проще, чем сохранять относительную свободу мнений. Отсутствие принципиальных разногласий в команде Владимира Путина — мантра, которую без запинки произнесет любой крупный госчиновник, даже если застать его в парилке бани.

Отчего же «внутрикремлевский тоталитаризм» не распространяется на окружающую общественную действительность?

По всей видимости, никакой потребности тратить серьезные ресурсы на внедрение единомыслия в общество у организаторов этого явления нет. В действительности тоталитаризм — весьма недешевая игрушка, учитывая, в какой степени он снижает продуктивность любой группы.

Недаром основной мыслью уже упоминавшегося интервью Дмитрия Медведева «Эксперту» стала буквально мольба к властной элите: «Господа! Мы видим, как вам тошно во власти в нынешних условиях. Но это крайне нужно для решения государственных задач. Давайте мыслить одинаково, мы уже устали вас заставлять, поймите же, нас иначе съедят всех».

Во внешние по отношению к власти структуры тоталитарные порядки распространяются лишь в случае крайней необходимости. Например, телевидение попало под контроль «кремлевского тоталитаризма» в силу распространенности в Кремле мнения о возможности успешного манипулирования электоральным поведением через голубой телеэкран, чему немало способствовали прежние владельцы НТВ и ОРТ. То, в какой степени этот миф соответствует реалиям, сегодня власти, скорее всего, уже разобраться не способны, так как в условиях «информационного контроля» и в целях сохранения системы все сигналы, поступающие извне, похоже, трактуются или в алармистском, или в успокоительном ключе.

Кажется, власти на самом деле не слишком важно, что происходит вокруг; важно, что происходит внутри. И то, что власти в ее проблемах стараются подыгрывать все кому не лень, предлагая все более и более масштабные проекты распространения режима «черных полковников» на всю Россию, власть вряд ли волнует. Диктатура нужна только внутри.

Разумеется, «внутрикремлевский тоталитаризм» для страны — вещь не такая уж безобидная. Несмотря на то что команда Владимира Путина не всевластна, определенную власть она все же имеет и часто транслирует свое видение вещей в окружающий более или менее здоровый мир. Вряд ли имеет смысл дожидаться, когда единомыслие и Старший брат за зубчатыми стенами приведут эту систему к полной деградации. Государственная власть — всего лишь часть страны, но остальная страна, вопреки сложившемуся не без участия «кремлевского тоталитаризма» мнению, в принципе также ответственна за происходящее внутри зубчатых стен. Однако ценность нынешнего государственного аппарата, занимающегося в основном самопоеданием, для страны стремительно падает. Рано или поздно при таком сценарии развития рациональнее будет строить новый Кремль — не стены, а систему государственной власти.