Цивилизация
Есть события, после которых мир становится другим. Таким бывают революции, которые, как ни парадоксально, всегда делают две вещи – проигрывают в бою со временем и выигрывают в вечности. Как выяснилось, так бывает и с глобальными финансовыми катастрофами. Когда в 1998 году Россия пережила страшный по своим масштабам дефолт, никто не думал, что за ними последуют жирные нулевые годы.
Говорят, что перед самыми страшными грозами небо делается особенно красивым: воздух хрустально прозрачен, стоит полное безветрие и природу охватывает некоторая истома. Именно так случилось 21 год назад в России. В июне 1998 года над Москвой пронесся страшный ураган. Сотни поваленных деревьев, разоренные парки, снесенные крыши и побитые машины – тогда мало кто понимал, что ураган – отличная метафора к тому, что происходит в экономике России.
Сначала, а именно 18 мая 1993 года дальновидное Министерство финансов выпустило на валютный рынок первую порцию государственных краткосрочных облигаций. Младореформаторы, слегка ошалевшие от чувства глобальной свободы и ослепительных возможностей финансового капитала, быстро нащупали нити, к концам которых привязаны не просто деньги, а очень большие деньги. Суть операции была проста. Клиент покупает облигации и через три месяца получает 60-процентную прибыль. Однако в бюджете этих денег не существовало. Откуда они брались? А из того, что люди платили за эти облигации. Как потом говорили экономисты, это была самая крупная финансовая афера за все постсоветское время - вторая в истории российской экономки финансовая пирамида после МММ.
Впрочем, Сергей Мавроди кажется просто ягненком по сравнению с размахом ГКО. Логика всей операции, длившейся с 1993 по 1998 год, была поистине королевской.
«После нас хоть потоп!» - говаривала мадам де Помпадур и успела умереть раньше, чем начался потоп революции. Но в России революцию ждать не приходилось – она только что произошла. Деньги, крутившиеся в системе ГКО, были огромны. Если в 1993 году одна облигация стоила 100 тысяч рублей, то к концу 1997 года она стоила миллион.
Государственная прибыль исчислялась десятками миллиардов. Это были деньги, взятые из воздуха. Но такие деньги имели тенденцию сами превращаться в воздух. За ними ничего не стояло, кроме разрушенной экономики и жизни всей страны, которая была в буквальном смысле слита в унитаз истории.
К началу 1998 года весь дефицит российского бюджета покрывался за счет доходов ГКО. Эти короткие и быстрые деньги можно было только оборачивать. Доходность была настолько высока, что было бессмысленно обременять себя проблемами промышленности и производства как такового. Деньги буквально дразнились – возьми же меня, просто возьми. И люди, как малые дети, подпрыгивали, чтобы поймать на лету этих капиталистических бабочек удачи. Это был глобальный финансовый пузырь, который просто не мог не лопнуть. И он лопнул.
Формальным поводом для дефолта послужили азиатский финансовый кризис и фатально низкие цены на нефть. В правительстве тогда оценили потери российского бюджета от азиатского кризиса в 30 млрд долларов – по самым скромным подсчетам. Денег восполнить эти потери не было – все они крутились в прекрасной карусели ГКО и хотели пить шампанское, но не производить металл. Когда в правительстве сделали выводы о последствиях кризиса, российская экономика находилась в следующем состоянии: к 1998 году объем бюджета России составлял около 20 млрд долларов, долги по зарплатам – 70 млрд долларов, а внешний долг – 170 млрд долларов.
Центробанк изо всех сил поддерживал курс рубля, тратя на это большую часть резервов. Жестко зафиксированный рубль тянул на дно промышленность и экономику в целом. Девальвация немедленно ослабила бы удавку на шее российской экономики. Но МВФ во многом определяла финансовый курс страны и поддержка рубля отвечала интересам банков, которые таким образом могли расплачиваться с внешними кредиторами.
Эта самая поддержка рубля была священной коровой либеральной экономики. Запад с подлинно рыночной искренностью проводил грабительскую политику, которая постсоветскими экономистами воспринималась чем-то вроде суровой капиталистической школы, не пройдя которую нельзя называться по-настоящему современной демократической страной.
Запад ласково улыбался в усы и лишал девочку Рашу невинности с видом опытного и доброго дядюшки. Девочка Раша корчилась в судорогах и думала, что так и надо. Но так было не надо.
Пока обалдевшие экономисты учились управлять танком рынка, под его гусеницами, скрипя железом на фоне человеческого воя, рушилась экономика и промышленность. Рушилась вся та суровая реальность, которую так долго и кропотливо строил СССР и которая теперь была полностью отдана на откуп финансовой виртуальности.
Добавьте сюда еще и либерализацию международных операций с валютой, и мы будем иметь совершенно незащищенный рынок, беспомощный перед любыми колебаниями курса валют и ценных бумаг.
С начала 1998 года цена на нефть постоянно падала, начав с 15 долларов за баррель и к августу дойдя до 10. На этом фоне российские ценные бумаги и акции переживали стабильное падение. Госдолг становился таким непомерным, что 7 мая над Москвой пролетела первая ласточка дефолта – Токобанк, накопивший 500-миллионный долг перед западными кредиторами, ввел у себя внешнее управление. Ельцин уже отправил правительство Черномырдина в отставку. Место премьера занял 36-летний Сергей Кириенко, который тут же признался, что положение в экономике значительно хуже, чем он себе представлял.
Дума принимает бюджет на 1998 год с дефицитом 120 миллиардов рублей. 28 мая ЦБ поднимает ставку рефинансирования до 150% годовых, чем фактически замораживает внутренний валютный и финансовый рынок.
В июне нефтяные олигархи России советуют опустить рубль хотя бы на 50%, но правительство отказывается в расчете на поддержку Запада. Котировки российских госбумаг постоянно падают, а доходность ГКО стремительно растет: с 10 по 11 августа она выросла с 100% до почти 150%.
Невидимая рука рынка стремительно запихивает Россию известно куда. Брокеры уже откровенно признаются, что рынок полностью уверен в неспособности государства платить по своим обязательствам.
13 августа Джордж Сорос заявляет, что кризис в России достиг заключительной стадии и девальвация российской валюты неизбежна. 14 августа Борис Ельцин делает официальное заявление о том, что падения рубля не будет. Тогда же Кириенко сказал журналистам: «То, что происходит сегодня – это скорее из области психологии, чем финансов».
17 августа 1998 года правительство России официально объявляет дефолт. На три месяца заморожены выплаты по кредитам и ГКО. Валютный коридор расширяется с 6 до 9,5 рублей за доллар, но уже на следующий день во всех обменных пунктах доллар стоит 10 рублей, причем валюта стремительно заканчивается. Газета «Коммерсант» выходит с заголовком «Мы проснулись в другой стране»…
Что это значило для моей семьи инженеров? Ничего. Денег не было с того самого момента, когда в стране объявили о наступлении рынка и все накопления обнулились до жалко шелестящих бумажек, на которые в магазинах, давясь в очередях, мы покупали много углеводов и очень мало жиров. В 1998 году страна выплатила всего 34% от суммы зарплат бюджетникам.
Большая часть населения страны после либерализации цен в 1992 году и «черного вторника» в 1994-м была светло и прозрачно нищей. Все мы просто стали примерно вполовину беднее, но половина от нуля – не такая большая потеря.
Финансовое счастье испытали только те счастливцы, кто получал зарплату в валюте. Они стали вполовину богаче. До сих пор во многих семьях рассказывают легенды о том, как к 1998-му скопили на покупку квартиры и в один день обнаружили, что оказались неплатежеспособны.
Страна отреагировала на дефолт повальными кутежами на остатки денег, которые теперь не стоили ничего. Это был пир во время чумы, но так как он длился без малого 10 лет, особых потрясений не произошло.
Сигнал о том, что теперь наша задача сводится к простому физическому выживанию, был послан не в 1998-м, а в 1992-м. Вся Россия чувствовала себя так, как мог бы чувствовать себя человек, которого долго бьют ногами в живот и в разгар этого процесса он видит, как разбивается его любимая фарфоровая чашка. Это была потеря, но небольшая. Народ привычно проявил мужество. Свежая память о том, к чему приводят революции, удержала население от погромов.
Но это молчание ягнят было достаточно красноречивым для того, чтобы в Кремле поняли – надо кончать играть в либеральные экономические игры. Жиревшие до сих пор банки в спешном порядке покидали рынок. Лицензии отзывались одна за другой. Зато реальная экономика вздохнула полной грудью.
Экспортеры российской продукции мечтали о падении рубля на 50%. Молитвы были услышаны – рубль упал на 400%. Это был щедрый подарок. Уже к 2000 году рост ВВП в России составил рекордные 10%.
Дефолт положил начало реальному развитию реальной экономики. Жирные нулевые годы, рост зарплат и числа рабочих мест – это прямое следствие дефолта. Сейчас эта инерция давно исчерпана до дна. Но если мыслить в логике дефолта 1998 года, то для возвращения к нормальным показателям роста нам нужно пережить еще одно потрясение. Ждем.
