Цивилизация
— Какова цель исследования «Энергоэффективная Россия», почему решили провести его по собственной инициативе?
— Экономическое развитие по своей сути предполагает повышение производительности. Задача сильно усложняется, когда население страны не растет, поэтому все имеющиеся ресурсы, обеспечивающие экономический рост, Россия должна использовать более эффективно. В случае человеческих ресурсов это повышение производительности труда. В случае природных — увеличение полезной доли энергии, которую мы из них получаем. В общем, энергоэффективность — одна из многих тем при обсуждении путей модернизации страны, а к тому же экономический эффект энергоэффективности можно точно просчитать. Мы его и просчитали.
— То есть сравнили то, что есть, с тем, что может быть?
— Не только. McKinsey использовала методику сравнения энергоэффективности различных национальных экономик, благодаря которой удалось выяснить, как выглядит Россия на фоне других стран с этой точки зрения. Получилось, что на одну тысячу евро российского ВВП приходится 1,39 тонны условного топлива. Для Канады, тоже северной страны, этот показатель составляет 0,48 тонны, для США — 0,32, Китая — 1,14, Бразилии — 0,4, Индии — 0,75 тонны. Отставание России даже от Китая очень существенно. Понятно, что этот разрыв надо уменьшать. Но делать это можно как более дорогим путем, так и более дешевым. Мы попытались выяснить, как повысить энергоэффективность, при этом экономя деньги. Вопрос в конечном итоге стоит так: будет ли экономика расти с повышением потребления энергии или мы воспользуемся реальной возможностью экономического роста без такого повышения.
— Условное топливо для рядового потребителя энергии останется абстрактной категорией. Что конкретно будет означать повышение энергоэффективности для человека, оплачивающего счета ЖКХ?
— Не надо думать, что если мы станем более энергоэффективными, то и тарифы на энергию расти не будут. Это, конечно же, не так, хотя несколько притормозить рост тарифов такие меры смогут. Здесь важнее другое: чтобы мотивировать энергетические компании и управляющие компании ЖКХ принимать относительно низкозатратные меры по энергосбережению — предотвращать утечки тепла из зданий и теплопроводов, с которыми сегодня в России связаны огромные потери, — какое-то время можно отдавать сэкономленные средства не жильцам в виде более низкого тарифа, а этим компаниям в виде стимулирующей премии. Таким образом можно отбить инвестиции и даже заработать на них, и к тому же, кстати, замедлить рост тарифов. Мы всегда напоминаем, что существуют меры повышения энергоэффективности, которые могут оказаться намного выгодней, чем строительство еще одного генерирующего блока.
— Не так давно принят закон об энергосбережении. Пока самым наглядным его результатом стала социальная реклама, пропагандирующая энергосберегающие лампочки. Собственно, этот закон критиковали как раз за слишком сильный акцент именно на переход на эффективные источники света: согласно вашему исследованию, эта мера эффективна, но далеко не только она дает значительный объем сбережений. Известно, что вы участвуете в правительственных рабочих группах по энергоэффективности. Получается, ваши рекомендации не были учтены?
— То, о чем мы говорили, — это вопрос приоритетов. Освещение — малая часть задачи энергосбережения. То есть было бы правильней, если бы символом нерациональных трат энергии и денег стала не старая лампочка накаливания, а открытая зимой форточка для охлаждения квартиры с раскаленными батареями или плохо изолированная теплотрасса. Кстати, такое зацикливание на лампочках — явление не только в России. Люди любят инновации. Лампочка в этом смысле более привлекательный символ окупающей себя инвестиции, чем скучная теплоизоляция, какие-то счетчики, термостаты и заделанные пенопластом щели.
— Результаты вашего исследования были опубликованы осенью прошлого года, накануне копенгагенского саммита по изменению климата. Немалая их часть относится к экономической оценке сокращения выбросов парниковых газов. Сохраняется ли в какой-то мере актуальность этих выводов год спустя после фактического провала форума, скандала с подтасовкой научных фактов и постепенного отхода от панического восприятия CO2 как глобальной угрозы?
— Мы никогда не старались встать на ту или иную сторону в политической и научной дискуссии об угрозе глобального потепления и его причинах. Мы прекрасно понимаем, что выработка конкретной стратегии по СО2 в мире или отдельной стране — вопрос не ближайшей перспективы. Мы ставили другую задачу: если сокращать выбросы СО2 так или иначе придется, то это тоже можно делать более экономными или более затратными путями. Самое важное, что экономный путь — это как раз повышение энергоэффективности. Многие другие способы менее экономны.
— Например?
— Очень популярные возобновляемые источники энергии, а также атомная энергетика. Это затратные способы. Однако их затратность не означает, что они нам не нужны, потому что помимо экономического есть и другие очень важные аспекты, например экологические или инновационные. Но эти стороны мы пока не рассматриваем, а говорим лишь, что неправильно думать, что замена традиционной, например газовой или угольной, генерации на использование возобновляемых источников энергии — это способ сэкономить деньги. Это не так. Повышение же энергоэффективности, то есть сокращение потребности в энергии, приводит и к реальной экономии, и к сокращению выбросов! Мы не защитники того или иного способа их сокращения. Мы защитники подхода, который позволит не расходовать лишние средства. Или, по крайней мере, точно знать, какие средства потратишь, и что этим вернешь.
— Ваш вывод: использование возобновляемых источников нерентабельно для России?
— Сейчас нерентабельно, то есть требует субсидий. И опять подчеркну: это не означает, что нужно списать их со счетов. Образование тоже можно считать нерентабельным, но никто не утверждает, что оно не нужно, так как оно дает задел на будущее. Но, если рассуждать строго экономически, возобновляемые источники для России пока нерентабельны. А некоторые из них никогда и не станут рентабельными и всегда будут нуждаться в субсидиях. Другая ситуация в Китае, который усиленно развивает атомную генерацию, доводит ее до паритета с угольной генерацией, а по уровню производства ветряков обгоняет Европу.
— Принципиальный вопрос: а нужно ли вообще России повышать энергоэффективность, ведь в стране нет дефицита энергии? Насколько важны в этих условиях издержки ее неэффективного использования? Как известно, решение проблемы дефицита энергии еще со времен плана ГОЭЛРО было основным источником роста нашей экономики. Будет ли эта стратегия эффективна в будущем? Может ли дальнейшее развитие основываться на принципе «берите столько энергии, сколько нужно»?
— Нет, дефицит энергии в России есть, мир в целом энергодефицитен. Но в нашем случае это не дефицит ресурса, то есть ископаемого сырья, а дефицит инфраструктуры, которая обеспечивает всю цепочку от добычи и переработки топлива до генерации энергии. Даже если стоимость энергии на нашем внутреннем рынке будет невысокой, на внешних рынках она в любом случае будет расти, и эту энергию мы все равно будем продавать, так как это выгодно. Нефть — единый мировой рынок. А наш природный газ мы тоже экспортируем в рынок, который становится все более глобальным, как нефть, благодаря инфраструктуре сжижения и перевозки его танкерами. Более того, проблема здесь совсем не в дефиците или его отсутствии. Важную роль играет система регулирования и налогов. Например, если газ на нашем внутреннем рынке на 30% дешевле, чем газ под экспорт, то и потребляющие этот газ сектора будут, по сути, на 30% менее заинтересованы в энергоэффективности!
—Получается, что, хотя энергия в России дешевле, стимулов для экономического роста не хватает?
— Скажу так: мы можем выжить и без того, чтобы быть энергоэффективными, но мы просто потеряем на этом деньги, потеряем экономический рост. Это прямые просчитываемые потери. Уникальная особенность России — обширное индустриальное наследие, доставшееся от СССР: это старые промышленные мощности, старые дома, в которых спрятан огромный потенциал повышения энергоэффективности, способный стимулировать экономический рост. Как использовать этот потенциал? В нашем исследовании мы попытались ответить на это вопрос.
— Знакомы ли вы с «Дорожной картой-2050» агентства ОМА, недавно представленной в Институте «Стрелка»? Если да, то насколько, на ваш взгляд, предлагаемая там стратегия применима для России?
— В любой другой части планеты этот проект вряд ли стали бы серьезно рассматривать, но пойдите скажите об этом рядовым немцам, которые имеют совершенно другой взгляд на вещи: они поставили перед собой некую суперцель и готовы за нее платить. Увеличить в Европе долю возобновляемых источников энергии до 80% за 40 лет — цель потрясающе амбициозная. С экономической точки зрения даже абсурдная, с экологической — видимо, оправданная, если верить, что снижение выбросов замедлит парниковый эффект. А для европейцев именно экологическая составляющая является самой важной. Здесь даже дефицит энергии и зависимость от импорта не так важны, о чем свидетельствует пример Норвегии. Для России и Китая сама постановка вопроса о закрытии АЭС в пользу возобновляемых источников — абсурд. В Германии же этот вопрос обсуждается совершенно серьезно.
— Можно ли было спрогнозировать такие радикальные изменения в подходах к энергоэффективности? Вряд ли двадцать лет назад специалисты сочли бы вероятным такой кардинальный поворот в предпочтениях европейцев, который способен полностью изменить энергетический ландшафт целого континента за время жизни одного поколения. Вероятен ли такой сценарий для России?
— Одно мы можем сказать совершенно определенно: поворот к экологическому сознанию всегда следует за ростом экономического благосостояния. Экономика всегда первая, экология — вторая. Прежде чем в России произойдет такое скачкообразное изменение общественных приоритетов, стране предстоит пройти очень большой путь экономического развития.
— Какое самое неожиданное для себя открытие вы сделали, проведя это исследование?
— Первое открытие: Россия не отличается уникальностью. Как и во многих других странах, у нас есть разрыв между лозунгами, которые были провозглашены, и набором мер, которые реализуются на практике: часто предпочтение отдается схемам, которые менее обоснованы с экономической точки зрения, но более понятны и наглядны. Второе открытие: расчеты показали, что советская энергетическая система была чрезвычайно продуманной, особенно если правильно использовать ее ресурсы и возможности. Наше централизованное теплоснабжение представляет собой очень рациональную систему использования топлива, которая мало распространена в других странах. Это очень важный и перспективный ресурс энергоэффективности, который мы получили в наследство. Советские электростанции комбинированного цикла вполне сравнимы по эффективности с современными парогазовыми блоками — мало кто об этом знает. По эффективности в зимний период наши ТЭЦ долго не имели себе равных, особенно до появления на Западе парогазовых блоков. Отставать мы начали тогда, когда перестали поддерживать эту инфраструктуру.
— О разрыве: когда вы принимали участие в неделе «Энергия» на «Стрелке», свое выступление вы закончили демонстрацией слайдов с пейзажами Левитана, изображающими русскую деревню. На сидевших в зале голландских участников визуальный скачок из хайтековой энергетики в русский пейзаж с избами произвел, кажется, большое впечатление.
— Это был ответ на реплику Ринира де Граафа, который пропагандирует возобновляемые источники и апеллирует к опыту советской пропаганды, где зазор между желаемой картиной и реальной был огромен. Я же в ответ показал ему картины Левитана, где взгляд на реальность ничем не приукрашен, это не взгляд пропагандиста, и при этом такой взгляд тоже может обладать высокой ценностью.
— Дискуссия включала обсуждение перспектив использования возобновляемых источников в России. Иностранные участники отмечали, что современные русские, которые считают деньги, гораздо меньшие идеалисты, чем европейцы с их системой приоритетов, которая основана на ценностях неэкономического характера.
— Отвечу просто: легко быть идеалистом, когда ты богат. Мы ничего не имеем против возобновляемых источников, но, когда ты субсидируешь что-то одно, тебе приходится отказываться от субсидирования чего-то другого. Европейцы уже достигли высокого уровня благосостояния по целому ряду параметров, и для них переключить внимание на вопросы экологии не так болезненно. У нас же на шкале приоритетов экология занимает, похоже, 36-е место. Это не означает, что она должна там оставаться, но нужно реально оценивать ситуацию.
