«Я стою в замешательстве, а Чайковская говорит: «Поехала!»
— Как вы начали заниматься фигурным катанием и в каких условиях тренировались в детстве?
— Дело было в городе Ереване. Мы очень любили смотреть фигурное катание, и, когда у нас открылась школа по этому виду спорта, мама отвела меня на занятия вместе с моим родным братом Гургеном Варданяном (ныне известный тренер. — «Газета.Ru»).
В Армении, где нет снега, фигурное катание было экзотическим видом спорта. Даже во время открытия катка холодильные установки работали не очень хорошо, и вместо льда там был снег, смешанный с водой. Мы не смогли встать туда в коньках — все стояли в ботиночках.
В итоге торжественное открытие школы состоялось в 1973 году, а на коньки мы встали только в 1975-м. Все это время мы занимались в зале: родители натирали паркет воском, и мы катались по нему в коньках — изучали базовые элементы фигурного катания. Такими были наши первые шаги. А потом мы с братом стали двукратными чемпионами Армении в одиночном катании.
<2>
— Как вам удалось затем переехать в Москву и стать чемпионкой СССР?
— Это был 1978 год. Мы с братом отдыхали в Одессе, но мама как всегда взяла с собой наши коньки. И когда в Одессе организовали показательные выступления сборной СССР, нас пригласили выступить в одном из отделений — и мы были готовы. После тех прокатов нас заметили и пригласили переехать в Москву.
Мы перешли к группу к очень известному, невероятно талантливому тренеру Эдуарду Плинеру и два года занимались у него, пока не получили приглашение перейти к Елене Анатольевне Чайковской. И до конца карьеры я тренировалась уже у нее — только в одиночном катании.
Я стала трехкратной чемпионкой СССР по обязательным фигурам. Раньше в нашем виде спорта ведь было троеборье. Первый вид — обязательные фигуры, когда спортсмен вырисовывает на льду различные контуры — они были под разными номерами, мы вытягивали их и определяли, какие будем катать на различных соревнованиях. За победу в обязательных фигурах вручалась малая золотая медаль.
А потом было общее награждение за троеборье: за обязательные фигуры и за короткую и произвольную программы вместе. В троеборье я стала трехкратным призером чемпионата СССР среди юниоров.
— Чему вы научились за шесть лет работы с легендарным тренером Еленой Чайковской?
— Я бы о всех своих тренерах сказала очень много теплых слов. Очень многое из того, что есть сегодня у меня в тренерском арсенале, дали именно они.
В техническом плане меня многому научили Гаянэ Сергеевна Хачатрян и Елена Николаевна Слепова. Эдуард Плинер — это был пик знаний техники, скольжения, прыжков и алгоритма построения программ.
К Елене Анатольевне я попала в 13 лет — в уже более осознанном возрасте. Ее харизма, ее энергетический посыл, ее умение общаться с учениками и определять цель, которую нужно ставить конкретному спортсмену, — это было совершенство.
Елене Анатольевне достаточно было одного взгляда, чтобы мы ее поняли. Не нужно было делать нескончаемое количество замечаний и постоянно поправлять учеников, как мы делаем сейчас. Два-три слова — и достаточно! Мы понимали друг друга на каком-то внутреннем эмоциональном уровне.
Когда Елена Анатольевна ставила мне программу, она садилась на трибуну, включала музыку и говорила: «Поехала!». Я стою в замешательстве, а она говорит: «Поехала!». И ты не можешь этого не сделать.
Конечно, до выхода на лед мы обговаривали, какие элементы должны стоять в программе, но потом надо было самой все это расставить.
После такого проката мне говорили: «Вот там сделаешь крюк-выкрюк, а вот здесь — поворот. Поехала!». И надо было на лету словить это все и сделать. Другого не было дано.
Сейчас, когда я сама стала тренером и многое прошла в этой жизни, понимаю, насколько та школа была бесценна. Тогда очень хорошо развивали спортсменов — это было повышение моего личного уровня. Я уже по-другому смотрела на фигурное катание и могла сама что-то произвести.
«Мне пришлось уйти из спорта, потому что пришло новое поколение с более сложными элементами»
— Как вы решили завершить карьеру фигуристки и перейти на тренерскую работу?
— Та проблема возрастного ценза, которая до сих пор существует в фигурном катании, сыграла очень большую роль в моей жизни. Сегодня мы очень часто видим, что девочки, которые намного моложе, выполняют элементы намного сложнее, чем старшие, и быстро сменяют их.
В моем случае тоже пришло другое поколение, которое делало более сложные технические элементы. У меня не оставалось иного выхода, кроме как завершить карьеру, потому что на фоне их технического арсенала мы были неконкурентоспособны.
К большому сожалению, в 1986 году пришлось уйти из спорта, но я продолжила развиваться в фигурном катании как тренер, закончила Государственный центральный ордена Ленина институт физической культуры (ГЦОЛИФК) и в 1987 году уехала работать по распределению в Ереван. Тогда после института было обязательное распределение на место работы.
Проработав там два года, я поняла, что нужно учиться дальше. Поступила в аспирантуру в Москве, защитила кандидатскую диссертацию и осталась работать преподавателем на кафедре педагогики и кафедре фигурного катания (в РГУФКСМиТ. — «Газета.Ru»). До 2018 года я работала доцентом кафедры фигурного катания.
Параллельно с обучением студентов я очень много консультировала фигуристов. Тренерская работа с преподавательской несовместима, но было очень много родителей, которые знали меня как спортсменку и приводили своих детей, чтобы получить консультацию и добиться прогресса в чем-то.
«Проделала очень большую работу с Женей Медведевой»
— Ваши дети — чемпионы мира по спортивно-бальным танцам Артемий и Марина Каташинские — рассказали мне в интервью, что вы были первым тренером Евгении Медведевой.
— У моих детей, возможно, так запечатлелось в памяти, но ситуация была немного иной. Женя тренировалась тогда в ЦСКА, так что ее первым тренером стал кого-то из специалистов этой школы — я, к сожалению, не знаю фамилии.
Но с семи до девяти лет Женя приезжала на каток к нам в университет, и я проделала очень большую работу с ней — именно как консультант. Тогда она еще рассматривала идею кататься за Армению. Но получилось так, что папа с мамой развелись, и эти планы отпали.
— А почему Евгения пришла на занятия именно к вам?
— Дело в том, что мы вместе с мамой Жени — Жанной Девятовой — катались вместе у Эдуарда Плинера, так что очень хорошо знали друг друга с детства.
Возможно, в тот момент Жанна вспомнила, что я каталась у Эдуарда Георгиевича и Елены Анатольевны Чайковской и получила от них большой багаж знаний, да и как фигуристку меня многие помнят, — и решила обратиться ко мне. Но я могу только предполагать.
— Что вы преподавали Евгении в течение двух лет на этих консультациях?
— Фигурное катание очень многогранно, и ты не можешь работать со спортсменом только над чем-то одним.
Мы с Женей работали над всем — и над скольжением, и над вращениями, и над прыжками.
Я обычно работаю по такому алгоритму: сначала скольжение, потом прыжковые элементы, а в конце — вращения.
Скольжению на занятиях с Женей и с другими учениками я уделяла очень большое внимание, потому что на четырех дугах держится все фигурное катание. Скольжение — это основополагающая вещь. Если ты умеешь правильно стоять на дуге вперед-наружу, то будешь входить во вращение или в прыжок аксель с той же уверенностью, с которой ты стоишь на этой дуге.
— Этери Тутберидзе говорила, что Евгения изначально была не самой талантливой фигуристкой, но взяла свое именно благодаря характеру, через огромный труд. Вы согласны с этим? Каким был характер в детстве у Евгении?
— Я бы не сказала, что Женя была не самой талантливой. Такой критерий, как талантливость, вообще очень трудно применить к детям. Когда к тебе приходит маленький ребенок, ты должен сам увидеть его способности и развить.
Желание кататься у Жени было всегда. Обучаться — тоже. Никогда не было такого, чтобы мама приводила ее на занятия через какое-то напряжение, уговаривая, чтобы она вышла на лед.
Женя приходила всегда с большим удовольствием, и тренировки проходили на очень хорошем эмоциональном фоне. А вот было ли видно огромный талант сразу — не берусь сказать. Это слишком емкий критерий.
— То есть с самого детства нельзя было сказать, что это будущая чемпионка?
— Ни в коем случае. Таких планов тогда даже не строили. Хотя я максималист в своей работе, мечтаю о самых красивых и правильно исполненных прыжках, о вращениях, где спортсмен сможет удивить своим ускорением и позициями, но ни в коем случае не ставлю задачи взять в будущем чемпионство — если речь идет о развитии детей. Все должно быть шаг за шагом.
— По какой причине вы перестали работать с Евгенией?
— Причина была именно в том, что папа с мамой развелись.
Папа во многом помогал Жене финансово — купить ботинки с коньками стоит определенных денег, вы понимаете. Но, когда они развелись, этой возможности скоро не стало. И мечта какая-то отпала в этот момент — в том числе разрушились планы выступать за Армению, которые были когда-то.
— Евгения сейчас подписана в Instagram на ваших детей — Артемия и Марину. Выходит, что спустя столько лет вы все еще общаетесь с ней, поддерживаете?
— После того, как мы расстались, я всегда читала статьи о Жене и ее интервью. Думала даже, что она вспомнит когда-нибудь наше сотрудничество, но ни в одном интервью она об этом не упомянула. И можете себе представить, насколько интересна наша жизнь, что Женя пришла поступать на первый курс на кафедру фигурного катания РГУФК именно тогда, когда я вела набор? Судьба привела ее опять ко мне.
— Она вас узнала?
— Да, она меня прекрасно помнила. Перед поступлением, в 2017 году, мне даже звонила ее бабушка: «Асмик! Я бы хотела посоветоваться. Сейчас будет олимпийский год, стоит ли Жене поступать в университет? Будет очень много работы. Сможет ли она осилить материал первого курса, пока будет готовиться к Играм?».
Я сказала бабушке: «Я сейчас на льду, позвоните вечером, а я пока подумаю, что могу сделать для своей девочки». Прямо так и сказала.
Вечером мы созвонились, и я заверила, что мы будем идти Жене навстречу. Сказала, что нам может написать письмо Федерация фигурного катания России и попросить в связи с подготовкой к Олимпиаде дать спортсменке индивидуальный график. Мы будем давать Жене индивидуальные задания, чтобы она смогла одновременно тренироваться и проходить программу студентов первого курса.
Мы с ней встречались, получали студенческий билет, а после Олимпийских игр — буквально через два дня — Женя с мамой приехали ко мне, и мы очень долго общались. Мы в очень теплых дружеских отношениях с мамой Жени.
— Как вы упомянули, у спортсменов индивидуальный график посещения университета. Удалось ли вам встретиться с Евгенией на парах, преподавать ей вживую?
— Нет. К сожалению, тот олимпийский год был очень напряженным, и мы максимально шли навстречу Жене. Но после Игр она сдала весь необходимый материал, который должны знать студенты первого курса, и мы аттестовали ее.
— Насколько переживали за Евгению на тех Играх?
— Конечно, я болела за нее. Для меня это было золото. Но спорт непредсказуем, и в фигурном катании есть частичка субъективизма.
Для меня победила Женя, для кого-то — Алина Загитова. Я ничуть не умаляю достоинств Алины, но мне казалось, что это должна была быть победа Жени.
«Повышение возрастного ценза — это то, что необходимо сейчас фигурному катанию»
— Сейчас Женя не выступает на турнирах, но успешно снималась в «Ледниковом периоде», выступала в спектаклях Ильи Авербуха и стала настоящей звездой шоу-бизнеса. Следите ли вы за ней в этой новой жизни?
— Мне очень жаль, что Женя теперь вне спорта. Многие фигуристки рано заканчивают карьеру, и мы не успеваем как следует насладиться тем багажом, который они наработали за многие-многие годы. Сейчас обсуждается вопрос о поднятии возрастного ценза в фигурном катании, — и это то, что необходимо нашему виду спорта. Я встретила эту инициативу с большой радостью.
В 2017 году я открыла свою школу фигурного катания, о чем мечтала все эти годы, и поняла, что те усложнения, которые захватили в последнее время фигурное катание, — например, четверные прыжки у девочек, — являются мнимым прогрессом.
Родители очень многих детей, которые даже не начали кататься по юношеским разрядам, уже теряют желание водить их на фигурное катание, поскольку очень повысились требования к технике детей — я говорю сейчас о многооборотных прыжках.
— Теперь нужно начинать делать ультра-си в очень раннем возрасте.
— Да. К сожалению, это очень травмоопасно и для этого нужно очень много времени проводить на льду. Просто для того, чтобы показать хорошее, сбалансированное выступление, требуется много часов работы, а для того, чтобы выучить, стабилизировать элемент ультра-си и вставить его в программу, нужно еще больше!
Получается, что дети с утра и до вечера должны быть на льду. В итоге, не успев начать заниматься фигурным катанием, ребята заканчивают.
Я возглавляю школу фигурного катания, где занимаются около 60 детей, и могу сказать, что сохранить желание соревноваться и выступать в большом спорте очень сложно.
Думаю, что нам нужно искать какую-то альтернативу тому пути, по которому развивается сейчас фигурное катание, где делается упор на четверные прыжки. Особенно это касается женского одиночного катания.
Надо подумать, в каком направлении развивать фигурное катание, чтобы оно было не столь травмоопасно, но при этом сохранялась зрелищность, а дети бы намного дольше оставались в этом виде спорта.
— Вы упомянули, что дети с утра и до вечера должны быть на льду, если хотят добиться успеха в фигурном катании сейчас. Выходит, что с очень раннего возраста они должны сделать выбор в пользу спорта, и все другие области развития — в том числе учеба в школе — будут фактически исключены?
— Тем, кто тренирует, приходится варьировать между тем, чтобы сохранить детей в фигурном катании и сделать их конкурентоспособными, и тем, чтобы они смогли достаточно хорошо учиться в школе. В итоге ты пытаешься за час научить тому, что нужно осваивать 15 часов. К сожалению, не все дети могут так быстро воспринять материал. И в любом случае нужно время и постепенность в развитии. Есть какая-то тупиковость в том, что сейчас происходит в фигурном катании в связи с усложнением прыжкового набора у спортсменов.
— Если возраст выхода на взрослый уровень поднимут до 17 лет, фигуристы смогут развиваться более поступательно?
— Да! Специалисты ждали этого момента. Так мы сможем намного дольше сохранить детей в фигурном катании.
— В России некоторые эксперты считают, что планку возрастного ценза хотят поднять по большой части для того, чтобы уравнять шансы наших фигуристок и иностранных. Все-таки именно российские спортсменки сейчас являются лучшими в мире по исполнению четверных прыжков и тройного акселя, а к 17 годам делать такие элементы становится сложнее. Не рискует ли Россия уступить свои позиции на международном уровне?
— Все равно условия диктуем мы. Я ни в коей мере не считаю, что Международный союз конькобежцев (ISU) таким образом пытается остановить наших девочек. Он лишь дает возможность тем спортсменкам, которые могли бы проявить себя в более зрелом возрасте, остаться в фигурном катании. Это не делается в пику нашим фигуристкам.
30 с лишним лет назад мне пришлось закончить с фигурным катанием, потому что за мной пришли более молодые спортсменки. А если бы этот процесс происходил более постепенно, то я смогла бы кататься намного дольше.
Но увы — все разводили руками и говорили: «Ну простите. Как бы красиво вы ни катались и ни вращались, у вас нет того прыжкового арсенала, который должен быть сейчас». Та же проблема сохраняется через многие-многие годы.
Я могу сказать о Лизе Туктамышевой, Каролине Костнер, Марии Бутырской, что это женское фигурное катание. И надо различать женское и юношеское катание — тогда мы совершенно четко будем понимать, на кого смотрим и кого тренируем. Не должны мы все-таки пять лет за один год проходить.
«Щербакова — женственность, Трусова — технический суперпрогресс, Валиева — многогранность»
— Сейчас идет Олимпиада в Пекине. Впереди произвольная программа женщин и турнир спортивных пар. Следите ли вы за этими соревнованиями?
— Да, я смотрю прокаты. Только короткую программу женщин, к сожалению, не смогла посмотреть, потому что сначала была на льду, а потом за рулем.
Результаты в танцах на льду меня порадовали. Очень довольна выступлением Виктории Синициной и Никиты Кацалапова — это серебро, политое золотом.
Командный турнир тоже смотрела. Наши фигуристы были настолько мобилизованы и так здорово показали себя в этих соревнованиях, что сказать просто «браво» — это ничего не сказать.
Сейчас очень жду произвольную программу женщин и, конечно, турнир спортивных пар: в этих двух видах Россия может взять золото. Мне кажется, наши спортсмены могут обойти даже китайскую пару — Суй Вэнцзинь и Хань Цун.
— А из российских девушек кто вам импонирует?
— Каждая имеет свою изюминку. Я бы выделила женственность и нежность у Ани.
Стремление к техническому суперпрогрессу — у Саши. Ее прыжки — это нечто потустороннее. Они настолько силовые, настолько высокие и мощные, что при чистом исполнении ей равных нет.
А в Камиле собрана вся многогранность фигурного катания — в ней одной.
Все трое обладают такой высокой технической подготовленностью, что только по ходу соревнований станет ясно, кто победит. Только чистое исполнение позволит одной из них опередить другую.
— Валиева только накануне короткой программы узнала, что допущена к личному турниру. Насколько сложно спортсмену выступать под таким давлением?
— Да, я в курсе этой ситуации, конечно. Безусловно, выступать так очень тяжело. Особенно учитывая ее возраст — 15 лет. Переживать, переживать и понимать, что очень много людей высказываются против тебя…
Но в миллионы раз больше людей высказываются в поддержку Камилы и, на мой взгляд, перекрывают всю ту тяжесть, которая на нее свалилась. Хорошо, что люди не молчат, а говорят о поддержке фигуристки и помогают ей не упасть духом.
— А что вы в целом думаете о ситуации, в которой оказалась Камила?
— До вынесения окончательного решения говорить об этом было бы некомпетентно с моей стороны — я ведь не могу рассуждать на эту тему. Единственное, что скажу: очень все неприятно. А все остальное должно выясниться в ходе разбирательств.
«Неизвестно, как бы все сложилось, если бы мои дети остались в фигурном катании»
— Ваши дети — Артемий и Марина Каташинские — являются чемпионами мира, Европы и России в спортивно-бальных танцах, но в детстве начинали заниматься фигурным катанием. Вы сами были их тренером?
— Да. Наверное, каждый тренер приводит своих детей на каток и пытается обучить азам фигурного катания. Но мне было очень тяжело одной этим заниматься, потому что приходилось их двоих приводить на каток, переодевать, тренировать, потом снова переодевать, везти домой, потом бежать в университет читать лекции.
Вечером у них была гимнастика (они много чем занимались — в том числе шахматами и плаванием). И в один из дней Артемий и Марина вышли из кафедры гимнастики и прошли в танцевальный зал — там дети тренировались, музыка играла. Это и предрешило их судьбу — они остались в спортивных танцах на паркете. Это и мне облегчило жизнь, потому что жутко не хватало времени на тот момент.
К тому же тогда у нас на кафедре работала Алла Юрьевна Беляева — она была вторым тренером у Елены Анатольевны Чайковской. И, когда я сказала, что Артемий с Мариной пошли заниматься на кафедру танцев, она посоветовала: «Асмик, оставляй их там! У них там все получится». И дети сами с большим удовольствием ходили на тренировки.
— В итоге они стали чемпионами мира.
— Да! Все что ни делается, все к лучшему.
Неизвестно, как бы все сложилось, если бы Артемий с Мариной остались в фигурном катании. Хотя мне до сих пор говорят: «А представляешь, если бы такая пара каталась на льду!».
И мне сразу очень грустно становится, потому что я очень люблю фигурное катание — могу 24 часа работать в этой области, со льда просто не уходить, говорить об этом и продвигать этот вид спорта.
— Фигурное катание сейчас стало очень популярным, и многие туда идут.
— Да, многие, и это один из тех видов спорта, который очень разносторонне развивает детей. Здесь и хореография, и техника, и координация. Не зря же он называется «сложнокоординационный вид спорта».