«Формулировка предельно мутная»
— Из-за чего «Трибуна» была признана экстремистским ресурсом? По совокупности или, может быть, какой-то конкретный материал повлек такое решение?
— Мы еще не получили на руки решение суда, просто в Telegram-канале МВД был выложен скриншот части документа, а полную мотивировочную часть мы запросили в понедельник — будем смотреть, что там написано. Мы уже не первый сайт, который признали экстремистским, до этого был «БелСат». Что касается конкретных причин, то надо, наверное, отыграть назад и вспомнить, что было 9 августа 2020 года. Мы в числе первых ресурсов были заблокированы. Пытались узнать у Министерства информации, за что сайт был заблокирован, какие материалы не понравились. Но с того момента Мининформ отправлял нас в Оперативно-аналитический центр при президенте — это такая структура, которая контролирует Интернет. Из ОАС нас отправляли обратно в Министерство информации.
И по факту нам не предоставили список материалов, из-за которых сайт был заблокирован. Поэтому нам остается только догадываться — что год назад, что сейчас. Формулировка предельно мутная. Заблокирован не только сайт, но и соцсети, и даже приложение. Я так понимаю, что какого-то конкретного материала не будет и в этот раз, а будут формулировки вроде того, что мы представляем угрозу национальной безопасности.
Что, конечно, является полным бредом. Условно говоря, одна новость про то, как закончился тур в чемпионате Белоруссии, не может быть экстремистской сама по себе.
— Пока вы не получили на руки решение, сайт пока продолжает функционировать?
— Мы намерены продолжить работать, потому что до конца не понимаем, в чем мы виноваты. Точнее, мы уверены, что ни в чем не виноваты. Мы не размещали никакие экстремистские материалы в понимании нормально функционирующей системы. А когда система начинает называть экстремистским бело-красно-белый флаг — тот флаг, который был государственным некоторое время назад, — это больше похоже на запрет, чтобы Солнце не вставало. Так не бывает. Мы идем к такой ситуации, когда запрещено все — но все запрещено быть не может. Поэтому мы будем работать дальше. С их стороны блокировка действует с августа 2020 года — в Белоруссии на сайт не зайдешь без VPN. Либо можно использовать «зеркала», которые у нас есть. Базово для людей ничего не изменилось, они могут продолжать читать сайт. Вопрос в том, что они не могут распространять ссылки на него — это будет считаться экстремизмом. По крайней мере, так прописано в законе. Но мы пока никакие основные подходы не меняли, и с учетом правового беспредела, не собираемся закрывать сайт после того, как нас нелегитимным решением признали экстремистским ресурсом.
В их идеальной картине мира мы должны закрыться полностью и перестать существовать. Речь на данный момент идет только про сайт. Мы пока не получали уведомлений, что он будет ликвидирован, хотя за последние месяцы был запущен процесс ликвидации по более чем ста некоммерческим организациям. Поэтому допускаю, что и с нами может быть такая история — но пока такой информации нет. Мы, со своей стороны, готовы к разному развитию событий. И даже если юридическое лицо подвергнется ликвидации, у нас есть план действий на такой случай.
«Решение вряд ли приняли из-за Тимановской, просто так совпало»
— На пресс-конференции с Кристиной Тимановской бывший министр культуры Белоруссии Павел Латушко рассказывал, что происходит со СМИ в стране. По его словам, закрывается множество изданий, журналисты остаются без работы — действительно такая обстановка сейчас?
— Да, обстановка сложная. Либо пытаются закрыть медиа, либо арестовать журналистов, либо забрать технику. Соответственно, те, кто хотят продолжать работать и у кого есть такая возможность, пытаются выехать за границу и работать оттуда. Собственно, и у нас некоторые ребята уже работают из-за пределов страны. Судя по тому, что мы уже второй сайт, который признан экстремистским, — а дело по порталу Tut.by лежит в суде, в течение нескольких недель будет рассмотрено, и этот сайт тоже могут признать экстремистским, — наверное, это все будет раскручиваться. И все, кто пишут то, что не нравится режиму, будут названы экстремистами. Наверное, опять все начнут ссылаться друг на друга.
Потому что сейчас главный фактор, который сдерживает другие медиа, — то, что они не могут ссылаться на СМИ, которые получили такой статус. Мы, например, уже можем цитировать NEXTA и другие Telegram-каналы, признанные экстремистскими, потому что мы теперь и сами такие. Сосуд переворачивается с ног на голову, а по факту все остается, как было. Адекватные люди же не начнут читать провластные медиа — «Советскую Белоруссию», например. Потому что там информация подается в искаженном виде.
— Сама история с Тимановской могла стать катализатором ситуации? Ведь не писать об этом все равно не было возможности.
— Если, скажем, год назад или полтора были примерные красные линии, которые не нужно было переходить, чтобы не иметь проблем, все спокойно работали. Были обращения в суд, если кому-то что-то не нравилось — чиновникам из спорта или из других областей. То есть были конфликты, но они решались в правовом поле. А сейчас все нарушилось, писать про режим нужно только хорошо.
Мы видим, что добро и зло поменялось местами в их понимании, и то, что для них хорошо, во всем нормальном мире — и по вере, и по Библии, и по человеческим понятиям, — зло и то, с чем нельзя мириться. Сейчас медиа не могут подстраховаться каким-то образом — если только они перестают совсем писать про политику и начинают, условно говоря, сравнивать тарифы мобильных операторов или цены в «Макдоналдс» в Белоруссии и в мире.
И то, это может оказаться проблемой: по некоторым медиа вопросы вызвали тексты, в которых сравнивались цены на строительные материалы. Шла речь о росте цен в стране, и, по мнению режима, это тоже была работа на разрушение государственности.
Могла ли Тимановская и Олимпиада в целом повлиять на ситуацию? Наверное, могла, но хочу отметить, что с нашей стороны была жесткая критика и до дела Тимановской, потому что Олимпиада оказалась провальной. Было много ситуаций, когда белорусы претендовали на медали и в итоге ничего не выиграли. Эта Олимпиада была антирекордной для нас по количеству медалей, несмотря на заверения, что мы идем вперед семимильными шагами. По факту этого не было, и поэтому критики было много — исключительно по спортивным результатам.
Я сомневаюсь, что какое-то решение в отношении нас приняли именно из-за Тимановской — наверняка план был и раньше, это ведь дело не одного дня. Думаю, подготовка была длительная, просто так совпало, что возникла ситуация с Тимановской.
— Тот же Латушко говорил, что понятия «свобода слова» сейчас в Белоруссии не существует. Тимановская на данный момент наиболее известный в глобальном масштабе спортсмен, пострадавший из-за высказывания собственного мнения. А много ли было атлетов в Белоруссии, которые попадали в аналогичные ситуации, но это не освещалось столь масштабно?
— После выборов было написано письмо, в котором требовалось прекратить насилие и обеспечить честные выборы. Под ним подписался ряд спортсменов — как тех, кто уже закончил, например, трехкратная олимпийская призерка по плаванию Саша Герасименя, так и и действующих, в том числе легкоатлетов. Среди них была Ольга Мазуренок, ставшая пятой на Олимпиаде в Токио в марафоне. Все они попали под жесткое давление. Есть такая практика, что спортсмен числится в Федерации легкой атлетики, а работает в КГБ, МВД или в других силовых структурах. И людей увольняли, лишали званий и зарплат. Это было повсеместно, такие случаи исчисляются десятками.
И то, что некоторые ребята все же полетели на Олимпиаду, произошло исключительно из-за боязни полной дисквалификации белорусского Национального олимпийского комитета. Потому что МОК занял достаточно жесткую позицию, и просто не пустить на Игры людей, которые завоевали право выступать, они побоялись. Поэтому спортсмены туда приехали, но у многих из них были урезаны зарплаты, и давление они ощущали совершенно точно.
«Защищать спортсменов в Белоруссии очень опасно»
— В Белоруссии сейчас существуют организации, которые защищают интересы спортсменов — в частности, Фонд спортивной солидарности и SOS-BY, Свободное объединение спортсменов. Они встречают какие-то препятствия к своей деятельности?
— К сожалению, да. Против главы Фонда Герасимени возбуждено уголовное дело, против исполнительного директора Саши Опейкина — тоже.
У Александры Герасимени отбирают дом, который она построила в Белоруссии, потому что там якобы были какие-то нарушения в оформлении. Сочли, что этого достаточно, чтобы его отобрать. Все сотрудники Фонда — по крайней мере, публичные люди, — вынуждены работать из-за пределов Белоруссии.
Что касается Свободного объединения спортсменов, нельзя сказать, что это юридически оформленная организация — скорее, это просто инициатива атлетов, которые посчитали недопустимыми события, происходившие в августе 2020 года. Они сами по себе объединились, завели аккаунт в соцсетях и на общественных началах продвигали идею, что спорт с народом, что есть честные спортсмены, которые готовы говорить и участвовать в общественной жизни. Но, опять же, большинство из них было вынуждено покинуть страну — многие из них отсидели сутки. Защищать спортсменов — тоже очень опасно.
— Я читал, что писали вы после того, как сами были задержаны — о том, что происходило на улицах и что творили силовики с задержанными. Насколько существенные изменения в стране произошли с тех пор? Или они произошли только в худшую сторону?
— Меня задерживали в самом начале, в первые дни после выборов. С тех пор многое изменилось, но сейчас очевидно, что весь протест загнан под лед. И внешне все выглядит хорошо. Но если бы действительно было хорошо, если бы победа была в кармане у Лукашенко, то не было бы такого количества репрессий, такого количества беспредела. Не было бы постоянных угроз всем соседям вокруг. В таком случае у него было бы понимание, что он удержался на посту — но на самом деле, он прекрасно понимает, что никакой легитимности нет. Да, люди не выходят на улицы, но они не приняли насилие.
Может быть, если бы режим в какой-то момент сказал «стоп» и покаялся, частично наказал бы тех, кто применял насилие, примирение было бы возможно. Но давить силой и надеяться, что тебя полюбят, — бессмысленная задача. Так что пока ситуация изменилась только в том, что пропали внешние признаки с улиц, все переместилось на кухни, в цеха. Но глобально ситуация не поменялась, никто не готов принять и простить тотальное зло. Невозможно здесь найти оттенки серого или белого.
Причем сам режим провоцирует людей выбирать какую-то сторону, чтобы не было тех, кто пытался отсидеться, пройти между двух струй. Им важно, чтобы и вертикаль была «замазана», и чтобы люди на заводах определялись и пытались высказываться в поддержку режима. То есть они пытаются любыми способами найти поддержку, которую они не получили на выборах.