— «Джиро д'Италия – 2017» сейчас в самом разгаре — как бы вы оценили результаты команды на данный момент?
— Гонка действительно недавно перешла свой экватор (на «Джиро-2017» по состоянию на утро 20 мая было проведено 13 этапов из 21. — «Газета.Ru»), и команда пока что выступает достаточно хорошо — мы видны практически на всех этапах, наши гонщики ездят в отрыв, есть некоторые классификации, пусть они и второстепенные. Например, Паша (Брутт. — «Газета.Ru») 19-го перехватил классификацию лидера по отрывам и по промежуточным финишам, что, как здесь, в Италии говорится, sulla prima pagina — «на первой странице».
И, естественно, мы ожидаем чего-то большего, ведь почти половина гонки еще впереди.
— Какой этап текущей многодневки могли бы назвать наиболее удачным для «Газпром-РусВело»?
— Самый удачный еще впереди (смеется). На многих этапах были какие-то приятные моменты, то есть нельзя сейчас выделить один конкретный день, который оказался лучшим.
— А наихудший?
— То же самое. Были, можно сказать, неприятные случаи — Брутт, к примеру, настраивался хорошо проехать гонку с раздельным стартом, к чему имелись все предпосылки, однако примерно на третьем километре дистанции он влетел в забор, после чего вообще еле заезд закончил. Это вот был неприятный эпизод.
— Как вам кажется, кто может составить конкуренцию голландцу Тому Дюмулену из Sunweb, уверенно лидирующему в генеральной классификации «Джиро-2017»?
— Многие знали, что Дюмулен будет настраиваться на эту гонку: на нынешней «Джиро» две длинные «разделки», что подходит голландцу, так как там он является явным фаворитом и способен отыгрывать время, что Том и показал.
А вот в горах на последней неделе, думаю, ему будет немножко тяжело.
То есть на данный момент, конечно, он лидер. Однако все-таки на него ставить я бы не стал, так как не считаю, что Дюмулен уже на сто процентов гарантировал себе победу, — последние недели будут очень трудными, там ему придется защищаться.
— То есть, по вашему мнению, на заключительных этапах ему все же не удастся удержаться в лидерах?
— Удержаться-то, возможно, и сможет, но день кризиса у него еще впереди, на мой взгляд.
— Вы еще совсем недавно сами были велогонщиком, участвовали во всевозможных топ-соревнованиях. Не тяжело ли сейчас стоять за трассой, наблюдая за происходящим на шоссе с другого ракурса?
— Стоять мне на самом деле не приходится, больше вынужден сидеть в машине (смеется).
Я действительно закончил уже три года назад и не выступаю. С одной стороны, работа спортивным директором была для меня достаточно новой ролью, так как я прежде видел ее исключительно со стороны гонщика и никогда не думал, как может быть с другой.
И работы этой ничуть не меньше, она просто другая. В первую очередь это совмещение хобби с трудом. Ты занимаешься тем, что знаешь, умеешь и хочешь делать, и в таком плане получается достаточно легко — помогают этому именно знания, сама-то работа тяжелая.
Что же касается привыкания к разлуке с велосипедом, то завершение карьеры было для меня ожидаемым.
Мне кажется, каждый гонщик, подходя к этому моменту, уже заранее в своей голове держит какой-то план действий на будущее.
По крайней мере надеюсь, что так происходит и ни для кого данная ситуация не становится обвалом: человек здравомыслящий заранее начинает думать о дальнейшей жизни.
— Вам удалось поучаствовать и в Олимпиаде, и в самых важных многодневках. Что круче, на ваш взгляд?
— Тут следует разделить на две части. Олимпиада у меня была в 20 лет, это был 2000 год, Сидней. Тогда я не являлся профессиональным гонщиком на шоссе: основной моей направленностью был трек, а данный вид я бы все же отнес к любительскому спорту. Сейчас, естественно, эти рамки стерты — профессионалы могут выступать на треке, трековые гонщики могут выступать на трассах. Но все-таки трек — это что-то абсолютно другое.
Грубо говоря, мое начало как гонщика состоялось в первой части карьеры, а ее оставшаяся часть — уже во второй, после перехода на шоссе и завершения выступлений на треке.
Конечно, Олимпиада и Гран-тур — две разные вещи колоссального масштаба.
Опять же, тут важно, как оценивать: если рассматривать Игры в целом, то это, безусловно, грандиозно, но если смотреть на них исключительно со стороны велоспорта, то это просто гонки.
— Самая атмосферная многодневка из всех, в которых вы принимали участие?
— Я был не на всех многодневках, но если взять атмосферу «Джиро», то думаю, что тут и так все будет ясно — как здесь встречают команды, сколько людей вдоль обочины стоят в городах.
Они выходят заранее и готовы часами ждать, чтобы за одну секунду мимо них проехали.
Давным-давно, кстати, когда я еще не занимался велоспортом, близкий друг нашей семьи, бывший моряком, видавшим мир, рассказывал: «Наш корабль причалил в порту, и мы вышли в город, смотрю — все жители куда-то ушли. Вдруг с огромной скоростью машина проехала, потом мотоциклисты, а следом за ними велосипедисты. И это была «Джиро д'Италия».
С того момента, как мне это рассказали, прошло уже более 25 лет, а я все еще помню. Это к разговору об атмосфере.
— Можно ли в России прямо сейчас сделать что-то подобное при условии наличия неограниченных финансов? Или тут большую роль играет именно искренняя любовь итальянцев к «Джиро», а не качественная организация и освещение?
— Здесь, конечно же, все идет от истоков.
Например, пару дней назад мы жили в отеле — это был обычный отель, расположенный рядом с автострадой. Но у них был мини-музей, посвященный велоспорту: там была рама, фотографии итальянских велогонщиков, какие-то майки, автографы.
И это был просто отель, не имеющий никакого непосредственного отношения к велоспорту, у них это просто культура. Можно сказать, что они воспитаны на легендах, так как раньше велоспорт в Италии был очень популярен.
После гонок здесь люди подолгу ждут, чтобы взять автографы, кепки.
А в России такое сделать невозможно, потому что у нас велоспорт непопулярен, а то, что не является популярным, мне кажется, никакими деньгами не раскрутить.
— Если бы вам нужно было объяснить человеку, никогда не смотревшему велогонки Мирового тура вживую, зачем это делать, что бы вы ему сказали?
— Тут важно знать, какую цель этот человек преследует. Многие ведь приходят просто воочию посмотреть на тех велогонщиков, за которых они болеют. Да и наблюдая за гонкой по телевизору, нельзя испытать тех эмоций, которые случаются при «живом» просмотре.
Согласно правилам, команды должны быть на старте за полтора часа до начала заезда — это общий антуражный атрибут, направленный на общение с фанатами. Люди приезжают из соседних городов, кто-то вообще следует за гонкой.
И мы даже не говорим про те моменты, когда гонка проезжает мимо, — я недавно ехал по трассе в «техничке» и увидел лица людей, наблюдающих за проезжающими велосипедистами.
Мимо них трое спортсменов в отрыве проехали, они их сфотографировали и сразу же друг другу радостно показывают. И на их лицах сначала удивление, потом радость, затем непонимание: «Где остальные?» Сложно представить, какие у этих людей были ощущения, когда большая группа к ним приближалась.
Так что эти 30 секунд, за которые мимо болельщиков проезжает группа, дают им положительных эмоций на два-три дня.
— С какой неспортивной профессией вы бы сравнили велоспорт, жизнь гонщика?
— Сравнил бы с жизнью кочевника (смеется). Или моряка: жены ждут, моряки — в море. Так и у нас: все время в разлуке с семьей из-за соревнований, тренировок, разъездов. То есть во время гонок мы — кочевники, в остальное — моряки.
— А разве не похожа она больше всего на жизнь рок-звезд, ездящих по турам? Автобус, постоянные переезды, концерты перед радостной публикой, сон. А затем все по новой…
— Возможно, так и есть: знаменитые велогонщики действительно очень популярны, так что в какой-то мере это можно сравнить.
— Следите ли за какими-то другими видами спорта?
— Как говорится, «ешьте сезонные фрукты». Естественно, я слежу за другими видами — например, сейчас проходит чемпионат мира по хоккею, и его смотрят все. Кроме того, всегда следил за лыжами и биатлоном. Они, кстати, многое взяли у велогонок — популяризацию в плане маек, например.
— Часто приходится слышать, что велоспорт — возрастной вид. Почему это так, учитывая, что выносливость — не самое возрастное свойство организма, на первый взгляд?
— Как раз наоборот. С возрастом меняются характеристики гонщика: поначалу он может быть спринтером, но затем постепенно теряет скорость, приобретая выносливость.
Кроме того, тут очень многое значит опыт: велоспорт является тем видом спорта, где не всегда побеждает сильнейший, так как многое тут зависит от тактики, от того, что приходит с годами.
Особенно это проявляется у женщин — зачастую именно там так и происходит.
Например, на Олимпиаде-2016 золото в раздельной шоссейной гонке выиграла на тот момент 42-летняя американка Кристин Армстронг — она несколько раз заканчивала, но всегда возвращалась и даже смогла победить в итоге в этом возрасте.
То есть в среднем в велоспорте, по моим ощущениям, заканчивают позднее, чем во многих других видах, — в 36–38 лет приблизительно.
— А что тогда мешает молодым быть на вершине?
— Такие случаи бывают, но тут опять же все упирается в опыт — нельзя с первого раза выиграть Гран-тур. Естественно, есть какие-то редкие примеры противоположного, но это уже исключения.
— Сколько в год зарабатывает велоспортсмен, входящий в топ-100 по миру?
— Есть, конечно, люди, получающие по €5–6 млн, но это топовые велоспортсмены. При этом в каждой команде Мирового тура минимум два-три человека получают за €1 млн. А средний уровень зарплат в коллективах первого дивизиона составляет примерно €300–400 тыс.
С другими новостями и материалами вы можете ознакомиться на странице хроники, а также в группах отдела спорта в социальных сетях Facebook и «ВКонтакте».