— Как вы оказались в числе военных, которые участвовали в октябрьских событиях 1993 года?
— Когда начались массовые беспорядки в Москве, как раз было девять часов вечера. Всю роту рассаживали перед телевизором: был обязательный просмотр программы «Время».
На тот момент я находился в воинской части города Тула №3335 (часть внутренних войск МВД России), а основная часть моя базировалась в Москве. По телевизору мы увидели своих ребят, которые остались и не поехали в учебную часть, они принимали участие в разгоне массовых беспорядков.
После «Времени» нам, как обычно, дали отбой, но потом, ориентировочно, в час ночи нас подняли по команде «в ружье». Вообще учения часто бывали: проверяли, насколько быстро часть может собраться, построиться и погрузиться в машины, а потом давали «отбой». Но здесь сразу вызвало подозрение то, что нам выдали полный боекомплект патронов, на каждого человека по четыре магазина.
Затем в подразделение пришли водители и сказали: «Ребята, нас согнали на заправку, все баки до полного заправили». При учениях такого обычно не было. Еще нам выдали бронежилеты при подъеме, такого тоже раньше не было. Кстати, на всех этих бронежилетов не хватило. В общем, все поняли, что мы едем и, скорее всего, в Москву. Никто ничего не объяснял, просто погрузили роту в 120 человек по машинам и большой колонной мы пошли на столицу.
— В какую сторону вас направили?
— Мы приехали в Москву где-то под утро. Привезли в какую-то воинскую часть внутренних войск, где нас покормили, доукомплектовали всех бронежилетами и резиновыми палками. Касок на многих не хватало, потом каски выдали.
Там находились громкоговорители, и на всю часть мы слышали прямую трансляцию того, что происходило возле Останкино и Белого дома. Стрельба, крики. Я не знаю, наверное, нас так психологически обрабатывали.
Потому что я, например, только 26 июля принял присягу, а это был октябрь, я и стрелял из автомата, может, только раза два или три.
— Как вы ощущали себя в тот момент? Вам было страшно?
— Когда слушали радио, страха не было, была неопределенность от того, что происходит. Смеялись, шутили между собой. Мне кажется, психологически каждый сам себя настраивал. Но, думаю, для каждого нормального человека это страшно. Сразу вспоминаешь маму, папу и родных, что ты их можешь больше не увидеть. Разные мысли в голове крутились.
— В Москве вас проинструктировали? Что было дальше?
— Сразу же после воинской части мы такой же колонной поехали к Белому дому. Самое главное — нам вообще никто не сказал: что происходит. Когда мы приехали на место назначения, эта ситуация начала нас пугать, притом, что это центр Москвы и здание правительства (тогда в Белом доме находился мятежный Верховный совет России).
Было такое состояние «война есть война». Есть перед тобой враг — есть Родина.
Я еще у Белого дома наблюдал такие картины, когда высокопоставленные чины — полковники, подполковники — просто-напросто срывали с себя погоны, бросали на асфальт, кителя бросали, бросали командование, и уходили. Мы еще с этих погонов звездочки вырывали, брелки с ними мастерили.
Но сами — понятия не имели, что делать.
— Как развивались события дальше?
— За Белым домом расположено одно здание, где на втором этаже был спортзал. Там нам и дали отдохнуть, мы поспали на матрасах часа два, потом сутки глаз не смыкали. Нам дали установку, что на соседних зданиях от Белого дома находятся снайперы (обе стороны конфликта позже обвиняли друг друга в наличии снайперов — «Газета.Ru»). Мы должны были ждать команды, а в случае обнаружения снайпера открывать огонь по этому зданию.
Каждый занял свою позицию за Белым домом. Кто-то сделал себе из бордюрного камня подобие укрытия, кто-то спрятался за технику — за БТР. Там было очень много солдат-срочников, у всех было при себе оружие.
— Кто вами руководил, это был командир вашей военной части?
— С нами был наш командир роты и командиры взводов. Потом мы лежали на своих позициях, было очень холодно, все замерзли. Был момент, когда началась стрельба. Я не слышал какой-то команды, просто увидел, что мои соседи стреляют, видел здание — как раз мое направление было — если встать лицом к Белому дому от моста, то по правую руку высокое квадратное строение, говорили, что там министерство какое-то было.
Самого момента, когда шла стрельба танков по Белому дому, я почему-то не помню и не видел (речь о событиях 4 октября, когда произошла кульминация октябрьских событий — «Газета.Ru»). Стрельба ведь тогда велась с моста, а мы находились за Белым домом, грохот был везде, может быть, поэтому невозможно было понять, что происходит.
— Стрельба была продолжительной?
— Она была волнами, раз канонада пошла — утихла, опять канонада пошла — утихла. После того, как «Альфа» (подразделение спецназа) вывела всех из Белого дома, в следующий раз мы отдыхали уже непосредственно в самом Белом доме на первом этаже.
Я на свой страх и риск, ну, было интересно, поднимался на второй этаж. Нам есть очень хотелось. Помню, я там сыр нашел голландский круглый, принес — мы с ребятами съели. Кроме сыра, мы нашли трехлитровую бутылку водки и пачки сигарет, их почему-то там было такое огромное количество.
Мы набили себе мешки и подсумки этими сигаретами. Когда мы лежали на мраморном полу, мимо нас постоянно было какое-то движение: туда-сюда проходили люди с автоматами и оружием, что-то носили. И вот среди этого мы спали, между нами были «тропки», по которым эти люди ходили.
Помню, что было много людей, которые ходили и фотографировали.
Много журналистов, иностранцев было. Они покупали у нас стреляные гильзы и куски мрамора из Белого дома, там уже и тариф был установлен в два доллара — я продал гильзы две-три.
Все это было разбросано за оцеплением, куда мы не пропускали.
Где-то 7 октября мы уже почти закончили свою охранную деятельность в Белом доме. Мы просто стояли со стороны моста в оцеплении, а потом уехали в Тулу. У меня в военном билете написано: защищал конституционные права в период чрезвычайного положения в городе Москве с 3 по 7 октября 1993 года.
— Какое у вас отношение к тем событиям сейчас?
— Вы знаете, то что там произошло, я понял уже после того, как не стало Ельцина, когда начали выпускать книжки – хотя и там было много неправды, искажений. Тогда, конечно, я вообще не понимал и не знал, что происходит. Но не выполнить приказ я не мог. Мы все шли под приказом, если я брошу автомат — перечеркну всю свою жизнь, как бы что ни сложилось. Если бы я на тот момент знал все, то мне, конечно же, было легче принимать это. Не было бы паники в тот момент.
— А вы после с командиром обсуждали эти события?
— Нет, об этом никто старался не говорить.
— Среди военных были погибшие?
— Среди нашей военной части точно не было погибших. Я ни одного погибшего военного не видел. Но я видел, как грузили трупы. Их было очень много. Это были в основном гражданские. По крайне мере, они были без формы. Я видел 131-й »ЗИЛ» у Белого дома, открыли борт, было видно, что там лежат трупы и еще труп закидывали при мне, машина потом уехала. Многие ребята (военные), которые были чуть подальше, приходили, рассказывали, что они были в шоке от увиденного, что столько людей погибло.
— Что было после того, как вы вернулись в Тулу?
— Когда мы вернулись в Тулу, к нам пришел какой-то представитель из Москвы (потом нам сказали, что он был из КГБ), и мы все подписали бумагу о том, что не видели случаев мародерства. Нам намек был такой: ребята, зачем вам трудности нужны, случаев всяких несчастных много бывает. Хотя, честно, тогда Белый дом наши доблестные отцы-командиры просто разворовывали. Это сейчас в каждой квартире компьютер, а тогда даже магнитофон не у всех был.
И вот технику упаковками забивали в грузовые машины и увозили из Белого дома. При мне даже машину «Волгу» запихивали в грузовик.
Обступили со всех сторон и просто поднимали, и закатывали.