Так закалялась де Сталь
Воспоминания современников о России XVIII–XIX веков очень разнообразны. Одним из авторов, описавших Россию того времени, была Жермена де Сталь, дочь министра финансов при Людовике XVI и заклятый враг Наполеона. Особое впечатление на писательницу произвело крепостное право: «Народ находится в рабстве, но отношение господ к народу похоже скорее на отношение к челяди у древних, нежели на отношение к крепостным нашего времени. Третьего, или среднего, сословия в России не существует вовсе; это большое препятствие процветанию наук и искусств, ибо зачастую в этом третьем классе развиваются таланты; однако по отсутствию промежуточного звена между господами и народом между ними существует больше взаимной привязанности».
Де Сталь, в отличие от некоторых современников, не идеализировала самодержавие. Вот что она писала о Петре I: «Не умаляя своего восхищения перед этим великим человеком, я все же скажу, что весьма неприятным является в нем противоположность необузданной силы дарований со стремлением провести церемонную правильность в одежде.
Имел ли он повод искажать восточные нравы своего народа, имел ли он право переносить столицу на север, на границу империи?
Это большой вопрос, и еще не решенный, лишь века могут дать на него ответ».
Как и многие другие иностранцы, де Сталь была поражена богатством и разнообразием Москвы: «Невольно сравниваешь Москву с Римом, но не потому, что она имеет сходство с ним в стиле своих зданий, этого нет; но удивительное сочетание сельской тишины и пышных дворцов, обширность города и бесчисленное множество церквей сближают Рим Азии с Римом Европы».
Но больше всего ее интересовали сами русские и их характер. «Русские не пережили рыцарства, они не принимали участия в крестовых походах. Воинственный дух русских воспитывался в войнах с татарами, поляками и турками, среди жестокостей, которые поддерживались, с одной стороны, дикостью азиатских народов, с другой — лютостью тиранов, правивших Россией».
«Россия — нация немых»
Еще одним путешественником, описавшим Россию того времени, стал скандально известный маркиз Астольф де Кюстин. Многие его замечания очень не понравились современникам. И понятно почему — вот, например, что он писал о русском менталитете: «Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой.
Не верьте хвастливым речам русских: они принимают богатство за элегантность, роскошь — за светскость, страх и благочиние — за основания общества.
Несмотря на все их старания казаться прекрасно воспитанными, несмотря на получаемое ими поверхностное образование и их раннюю и глубокую развращенность, несмотря на их превосходную практическую сметку, русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю — и не более. Россия — нация немых; какой-то чародей превратил шестьдесят миллионов человек в механических кукол, и теперь для того, чтобы воскреснуть и снова начать жить, они ожидают мановения волшебной палочки другого чародея».
Критике де Кюстина подверглось и самодержавие. «Обо всех русских, какое бы положение они ни занимали, можно сказать, что они упиваются своим рабством. Страна эта, говоря по правде, отлично подходит для всякого рода надувательств; рабы есть и в других странах, но, чтобы найти столько рабов придворных, надо побывать в России. Не знаешь, чему дивиться больше — то ли безрассудству, то ли лицемерию, которые царят в этой империи; Россией по-прежнему правят с помощью скрытности и притворства. В этой стране признать тиранию уже было бы прогрессом».
Еще менее приятными были его отзывы о роли России в мировой истории: «Пусть даже Россия не пойдет дальше дипломатических притязаний и не отважится на военные действия, все равно ее владычество представляется мне одной из опаснейших вещей в мире».
Но все же не только плохое замечал писатель в нашей стране и ее жителях: «Вооружившись топором, который всюду носит с собой, он превращается в настоящего волшебника и сотворяет в мгновение ока любую вещь, какой не найти в глуши. Он сумеет доставить вам среди пустыни все блага цивилизации; он исправит вашу коляску; он найдет замену даже сломанному колесу. Если же, несмотря на эти ухищрения, телега ваша не сможет ехать, то он мгновенно построит вам вместо нее другую, с чрезвычайной ловкостию употребляя обломки старой для составления новой.
Если вы решили заночевать в лесу, этот мастер на все руки возведет вам дом для ночлега; и наскоро сметанная хижина будет лучше любого городского трактира.
Поместивши вас со всевозможным удобством, сам он закутается в вывернутую овчину и ляжет спать на пороге вашего нового жилища».
Говоря о москвичах и национальном характере, многие путешественники отмечали, что народ в Москве живее и свободнее, чем в Петербурге. Так, де Кюстин отзывался о Северной столице как о городе чиновников и военных. «Первое, что меня поразило в Москве, это настроение уличной толпы. Она показалась мне более веселой, свободной в своих движениях, жизнерадостней, чем население Петербурга. Люди, чувствуется, действуют и думают здесь более самопроизвольно, меньше повинуются посторонней указке. В Москве дышится вольнее, чем в остальной империи: этим она сильно отличается от Петербурга, чем, по-моему, и объясняется тайная неприязнь монархов к древнему городу, которому они льстят, боятся и избегают».
Подводя итоги своего путешествия, маркиз написал:
«Когда ваши дети вздумают роптать на Францию, прошу вас, воспользуйтесь рецептом, скажите им: «Поезжайте в Россию!»
Это путешествие полезно для любого европейца. Каждый близко познакомившийся с царской Россией будет рад жить в какой угодно другой стране. Всегда полезно знать, что существует на свете государство, в котором немыслимо счастье, ибо по самой своей природе человек не может быть счастлив без свободы».
Вокруг Белого города за полтора часа
Посетил Россию и нидерландский художник Корнелис де Брюйн. Из-за особенностей профессии его описания во многом связаны с внешним видом городов и их устройства.
«В окружности Москва имеет добрых три часа ходьбы до земляной стены или вала, начиная с Покровских ворот. На другой день я обошел стену города, называемого Белым городом, и нашел, что в окружности она имеет полтора часа ходьбы, — отчитывался он. — С высоты этой Ивановской колокольни открывается самый лучший вид на город с множеством каменных церквей, которыми он наполнен. По ту сторону Земляного вала находятся, говорят, деревни, пригороды и монастыри, которыми город окружен и которые теснятся друг к другу, весьма густонаселенные. Есть такие деревни, которые примыкают даже к самому валу. Церковные и колоколенные главы некоторых из них вызолочены, что производит чрезвычайное впечатление, когда лучи падают на эти главы и играют на них».
Де Брюйн упоминал и «множество других красивых каменных строений», однако самым удивительным ему показались строения «под ключ» — уже готовые дома с отделкой. «Дома эти строятся из бревен, или древесных стволов, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время. Продаются они в таком виде по 100 и по 200 рублей за сруб», — писал он.
Помимо планировки и архитектурного облика города, де Брюйн описал праздники и обычаи московитов, их одежду и еду,
особо отметив капусту, а также огурцы, которые, по словам голландца, здесь принято поедать, как в других странах едят яблоки или груши.
Суммировав свои наблюдения, путешественник пришел к выводу: «Народ этот обладает замечательными способностями, кроме, может быть, того, что он любит подражать как в хорошем, так и в дурном».
Не снежный человек
На 20 лет позже де Кюстина приезжал в Москву французский поэт и прозаик Теофиль Готье. Побывав вначале в Петербурге, Готье очень впечатлился местной погодой. «Да, русские не то, что о них в суете своей думают люди стран более умеренного климата, если полагают, что, закаленные климатом, как белые медведи, русские радуются и снегу и льду. Это так неверно! Напротив, они очень зябкие и, ограждая себя от малейшей непогоды, принимают меры предосторожности, которыми пренебрегают несведущие иностранцы, позже, однако, готовые их использовать, когда простудятся.
Если вы видите, что кто-то легко одет, то по его оливковому цвету лица, длинной бороде и черным бакенбардам вы узнаете итальянца, южанина, чья кровь еще не остыла.
В Санкт-Петербурге люди жалуются, что погода недостаточно сурова, и, посмотрев на градусник, говорят: «Ну что там! Всего два-три градуса ниже нуля! Решительно климат меняется». И пожилые люди рассказывают вам о прекрасных зимах, когда начиная с октября и до самого мая людей «радовали» двадцатипяти- и тридцатиградусные добрые морозы».
Из его же записок можно сделать вывод, что мигранты из Средней Азии были в России всегда. «Мне подали еду в устроенном, как зимний сад, и уставленном экзотическими растениями зале с окнами. Бифштекс с печеным картофелем в миниатюрной чаще леса. Официант, ожидавший моих заказов, стоя в нескольких шагах от столика, хоть и был одет в черный костюм и белый галстук, но цвет лица имел желтый, скулы выдавались, маленький приплюснутый нос тоже обнаруживал его монгольское происхождение, напоминавшее мне, что, он, вероятно, родился вблизи границ Китая».
Описания крестьян у Готье более вдохновляющие, чем у де Кюстина. «Почти все мужики носили поверх широких штанов розовые рубахи и сапоги до колен. Тулуп надевается мехом внутрь, прострочен для красоты и в общем не лишен колорита.
Но мужик верен своему тулупу, как араб — бурнусу. Раз надев, он уже его не снимает: это ему и одеяло и кровать.
Он носит тулуп днем и ночью и по всем углам, на всех скамейках и печках, где придется, заваливается в нем спать. Таким образом, эта одежда скоро замусоливается, засаливается, начинает блестеть и принимает цвет битума, который так любят испанские художники, изображая смешные сценки из крестьянской жизни».
Правда, не в пример моделям Риберы и Мурильо, русский мужик чист под грязными своими лохмотьями, ибо он каждую неделю ходит в баню, продолжал Готье. «Эти люди с длинными волосами и окладистыми бородами, одетые в шкуры животных, привлекают внимание иностранца своей крайней контрастностью с великолепной набережной, откуда со всех сторон видны купола и золотые шпили. Однако не подумайте, что у мужиков дикий и страшный вид. У русских мужиков мягкие, умные лица, а вежливое их обращение должно бы устыдить наших грубиянов носильщиков».