С начала истории человечества города защищали себя от угроз внешнего мира. Рвы, башни, стены — некоторые из них остались единственным напоминанием о своих создателях, исчезнувших десятки и сотни поколений назад. Не реже о былом могуществе напоминают и руины великолепных дворцов, одной из важнейших функций которых было защитить «лучших» из горожан — правителей. Защищать себя приходилось не только от врагов и зверья, но и от простого люда.
Прошедшие века изменили не так уж и много, разве что некоторые детали оборонительного устройства городов теперь стали менее заметны, чем раньше, но они никуда не исчезли. Просто изменилась природа угроз, с которыми справляются архитекторы и градостроители. И если раньше неприятеля можно было остановить с помощью крепостных стен, то развитие артиллерии к XIX веку показало бесполезность стен и крепостей для защиты городов. Старые укрепления стали сносить, а пологие простреливаемые пространства-гласисы, окружавшие фортификации, застраивать домами и улицами.
Самым известным европейским примером такой трансформации является Вена. Средневековые стены спасли город дважды: в ходе турецких осад 1529 и 1683 годов. Но уже через сто лет после грандиозной победы польских войск Яна Собеского под Веной от стен исчез любой прок. На их месте во второй половине XIX века была сооружена просторная улица — бульвар великого имперского города Европы. Франц-Иосиф I самолично указал, какие здания и с какими функциями будут расположены на Ринге.
Но за этим широким во всех смыслах жестом стояли и вполне рациональные соображения.
Нетипично широкий бульвар, окружающий центр города, был создан с расчетом на невозможность возведения на нем баррикад.
Также он отлично простреливался, и, в отличие от узких улочек средневековых городов, любые революционеры лишались возможности брать под контроль запутанные городские кварталы. На противоположных концах Ринга император благоразумно разместил огромные здания армейских казарм. На всякий случай. Следы фортификационных преобразований есть и в Санкт-Петербурге: на месте гласисов, к примеру, были разбиты Адмиралтейская и Сенатская площади.
Пример Вены не уникален. Узнаваемый облик Парижа был создан в то же время централизованными усилиями императора Наполеона III и префекта Сены (регион, включавший в себя Париж и пригороды) барона Жоржа Эжена Османа. Несколько десятилетий начиная с 1852 года город сотрясали разрушения одного старого квартала за другим. На их месте воздвигались образцовые бульвары, проспекты и улицы. Только с 1830 по 1848 год Париж испытал на себе шесть крупных восстаний. Считается, что новая структура улиц сделала такие выступления невозможными. Впрочем, не отрицая желание барона зачистить Париж, основной мотивацией для него и императора, скорее всего, служили соображения социального и санитарного благополучия более широких слоев населения — основа для снижения революционного накала.
Вообще идея противодействия толпе и защиты от нее города оказала немалое влияние на развитие городов. Оно, однако, бывает очень малозаметно.
Жители не должны знать, как с ними будут бороться, если это понадобится.
Фонтаны на Трафальгарской площади в Лондоне — из разряда тех городских объектов, чье истинное предназначение не только и не столько эстетическое. Реализованный в 1841 году, проект отвечал двум важным целям: снизить жар от нового мощения площади и ограничить площадь для возможного сбора протестующих горожан.
Похожая история повторилась через 150 лет в Москве с Манежной площадью, фактически исчезнувшей с лица города. Демонстрации, собравшие несколько сотен тысяч человек, поговаривают, и стали основной причиной ограничить возможность сбора людей. Сделано это было в итоге за счет нагромождения лестниц и парапетов при реконструкции Манежной площади в связи с возведением подземного торгового центра.
Аналогичные случаи в той или иной степени повторяются и с двумя другими известными «протестными» московскими площадями: Триумфальной и Болотной. Регулярно проводившиеся на Триумфальной площади Эдуардом Лимоновым и «Стратегией-31» митинги за соблюдение конституционной свободы собраний закончились многолетним озабориванием площади.
Под предлогом вялотекущих археологических раскопок площадь вышла из-под протестного употребления, а вскоре и вовсе была трансформирована в маленький буржуазный рай
с кафе и городскими качелями, где толпе уже не развернуться. Схожие разговоры о необходимости перестройки Болотной площади начались сразу после митингов 2011/12 года.
Другим заметным способом защититься от толпы может быть непрямое усложнение прохода к защищаемым частям города. Если задуматься, то Московский Кремль, где расположен офис президента, сам по себе является крепостью за высоким забором. Древние китайгородские кварталы между Варваркой и Ильинкой приглянулись администрации президента. В какой-то момент было принято решение отгородить эту историческую территорию от праздношатающихся горожан высоким забором. И хотя доступ внутрь кварталов остался открытым, очень немногие люди желают проходить сквозь узкие проходные калитки.
Создание психологического дискомфорта от нахождения в городе используется и на Малой Лубянке
— улице, на которой почти каждое здание так или иначе связано с ФСБ. Возле въезда на площадь всегда находятся сотрудники полиции, среди мрачных фасадов домов нет ни одной витрины. Повсюду расположены камеры наблюдения и затонированные будки охраны. Это, возможно, одна из наименее популярных улиц центра Москвы, и совсем не случайно.
Но ни один из примеров не сравнится с шагом, предпринятым правящей военной хунтой в Мьянме в 2005 году. Именно тогда официально состоялся перенос столицы из густонаселенного Янгона вглубь страны, в город Нейпьидо, строящийся фактически на пустом месте. Колоссальные бюджетные расходы, гигантомания, нерациональный план города и отсутствие жителей в «столице» — все это, предположительно, сделано для того, чтобы обезопасить правительство от протестов населения. В Нейпьидо проживают в основном чиновники и обслуживающий персонал, улицы напоминают северокорейские. Гигантские14-полосные магистрали пустуют, частного предпринимательства нет, жителей нет. Город огромен и мертв. Такова плата за страх перед собственными гражданами, которыми хунта правит почти 30 лет.
Упомянутая уже Москва с точки зрения обеспечения городской безопасности является случаем в мировом масштабе крайне необычным. С одной стороны, городу почти не грозят никакие природные риски, но с другой, являясь столицей ядерной державы, к тому же претендовавшей на мировое лидерство добрую половину ХХ века,
Москва реализовала очень своеобразную систему управления рисками.
Судя по всему, основными для столицы считаются возможное начало боевых действий, ракетно-бомбовый удар по городу или техногенная катастрофа, ведь в городе еще достаточно потенциально опасных предприятий.
От подобных ситуаций город постарались защитить лучшим из существовавших способов. Как известно, в Москве в ХХ веке возводилось большое число бомбоубежищ, часть — внутри домов, часть — внутриквартального назначения. Метрополитен также должен функционировать как огромный объект гражданской обороны: с туалетами и душами, бюветами с водой, отгороженный от города десятками метров земли и могучими гермозатворами, вентиляционными системами. Система оповещения эволюционировала от сирен и громкоговорителей до радиоточек и сотрудничества с мобильными операторами.
Угроза ядерной войны повлияла не только на московскую инфраструктуру. Хорошо известен стереотипный облик американского пригорода — субурбии. Довольно тихие улицы, на которых расположились частные дома с гаражами и, собственно, больше почти ничего. Покупка собственного дома стала основой «американской мечты» в ХХ веке для миллионов граждан. Ряд теоретиков указывают на то, что экстенсивное использование прилегающих земель было самым лучшим способом противостоять энергии атомной бомбы.
Чем дальше разъезжались жители, чем ниже становилась плотность города, тем меньший урон нанесли бы ему военные действия между ядерными державами.
Понятие «оборонительной архитектуры», или «защитного урбанизма» (defensive urbanism), значительно преобразилось за последние десятилетия. Если раньше речь шла о военных сооружениях и способах противостоять врагу, то теперь фокус внимания переместился на простое ограничение доступа «нежелательных» людей к некоторым городским объектам. Усилия чиновников направляются на то, чтобы сделать облик города как можно более гладким и прилизанным. В наше время в городах создаются условия вытеснения бездомных и нищих людей: например, устанавливаются лавочки с поручнями посередине сиденья, чтобы никто не мог на них поспать. Конечно, все это не звучит угрожающе, но все те же неприглядные действия по подготовке города к борьбе с его жителями продолжаются и сейчас. Просто их уровень постепенно снижается, соразмерно существующим в городе угрозам.