Об авиакатастрофе я узнал на следующий день после прилета в Шарм-эль-Шейх. Учитывая состояние наших чартеров, да и вспоминая наш старенький боинг, на котором мы прилетели в Шарм-эль-Шейх, первая мысль — техническая неисправность. Даже на секунду подумалось: ничего удивительного. Затем эту версию выдвинули местные власти, следом ее повторили и российские чиновники.
И есть подозрение, что версии технической неисправности египтяне будут не просто придерживаться — они будут биться за нее.
И это видно даже уже по многочисленному местному персоналу, который также считает, что трагедия произошла из-за технической неисправности. Точнее, здесь правильнее сказать не «считает», а «настаивает». Стоит пояснить, что за этот кризисный год отношение к русским в принципе здесь изменилось. «Жадные стали», — не без презрения сказал один из сотрудников отеля. А вместе с сокращением доходов россиян стала падать и любовь египтян к нам. Да и в принципе складывается впечатление, что вопрос безопасности здесь не на первом месте. Именно поэтому в Египте ежегодно по каким-то нелепым случайностям гибнут туристы со всего мира. Но одно дело — несчастный случай в море, и другое — когда каждый полет на самолете превращается в «русскую рулетку»: повезет / не повезет.
В пятницу днем (6 ноября) на подъезде к аэропорту непривычно выстроилась пробка примерно в 300 м. Непривычно, потому что до этого пробок в аэропорту Шарма мы никогда не видели. Двигаемся со скоростью московской пробки. То есть сразу становится ясно, что после событий с роковым рейсом власти Египта пересмотрели вопрос безопасности (интересно, надолго ли). На въезде перед шлагбаумом нас встречает военный джип с египетскими военнослужащими. Они запрещают себя фотографировать, но не так чтобы настойчиво — многие успевают сделать по несколько снимков. Далее машину с металлоискателями досматривают полицейские.
На входе в сам аэропорт мы уперлись уже во внушительную очередь пассажиров. Египтяне явно всех стали досматривать внимательнее. Ко всем привычным процедурам добавилась еще одна, которая была очень распространена раньше, но вот последние годы такого не встречал: каждого пассажира просят снять обувь. Плюс каждого пассажира довольно аккуратно индивидуально досматривают сами полицейские.
В это время по аэропорту снуют туда-обратно несколько съемочных групп — видимо, в ожидании очередной сенсации. Наше внимание привлек один из сотрудников аэропорта: он раздавал листовки своим коллегам — как кто-то предположил в толпе, «ориентировка на предполагаемых террористов». Впрочем, сам сотрудник заверил, что это не так, но листовки так и не показал.
Багаж сдали на ленту при получении посадочных талонов — все как обычно (о решении российских властей приостановить авиасообщение с Египтом и доставлять багаж отдельными рейсами мы узнали, уже приземлившись в Москве).
По словам сотрудника аэропорта, меры безопасности беспрецедентные. Но в чем они проявляются, мы узнали позже.
Второй досмотр пассажиров нас ожидал уже после паспортного контроля, который хотя и с очередью, но оказался самой быстрой процедурой. Таможенники вальяжно смотрели на паспорт, шлепали штамп (туристы Шарм-эль-Шейха визы не получают) и, что-то припевая из местного репертуара, желали счастливого пути.
Перед входом в зал ожидания пассажиров проверяют последний раз. Всех еще раз просят разуться и прогоняют вещи через металлодетектор. До этого я читал в «Газете.Ru» высказывания британцев, которые жаловались на то, что воду у них даже не забирали. Но у нас на глазах воду все-таки изымали и несколько сумок из ручной клади основательно прошерстили.
Но самое интересное ждало нас уже непосредственно на борту. В иллюминаторы мы наблюдали, как напротив самолета бельгийских авиалиний в ряды разложили весь багаж самолета. Сначала около десяти сотрудников аэропорта внешне осматривали каждый из них. Затем пришел кинолог с собакой и обошел с ней каждый чемодан, попутно угощая ее каким-то лакомством. Затем пришел кинолог с еще одной собакой и также дал ей понюхать каждый чемодан. Все это длилось около 30 минут. Казалось, что они точно что-то знают и непременно собираются найти.
— А осматривал ли также кинолог с собакой наш багаж? — спросил я старшего бортпроводника.
— Да. — лаконично и строго ответил он.
Позже, уже в полете, мне удалось его разговорить. Напомню, о решении российских властей мы еще не знали.
— Больше всего опасений вызывает ситуация с багажом, — рассказывает российский бортпроводник. — После того как пассажир его сдал на ленту — все, об этом чемодане и что с ним происходит никто, кроме арабов, ничего не знает.
Весь багаж находится в руках у местного персонала. Что это за персонал, нам ничего не известно. По правилам авиасообщения даже сам экипаж не имеет доступа к багажу. Да, его сейчас обследуют кинологи с собаками. Но что это за собачки, не было ли у нее случайно в этот день насморка и что за специалисты изучают багаж, мы опять же не знаем. Это все местные. А есть ли среди них тронувшийся головой фанатик, этого мы не знаем.
— А если вы увидите что-то подозрительное, то как быть?
— Мы должны обратиться к местному сотруднику аэропорта, и уже он проверяет. Сами мы дважды перед вылетом проверяем только салон самолета, но еще раз повторю: отсек багажа полностью в зоне ответственности местного персонала.
Тем временем супружеская пара на соседних креслах по очереди перечитывает молитвенник. Думаю, таких на борту было немало.
Приземлившись в Шереметьеве, из новостей стало известно, что мы фактически последними вернулись из Египта, и даже багаж летел вместе с нами.
Имя автора в связи с его профессиональной деятельностью изменено. Также мы напоминаем, что наши читатели могут поделиться своим личным опытом. Для это присылайте письма на почту lo@gazeta.ru