«Два года назад пришли Гудковы из приюта. Их было четверо: три парня и девочка, младшему три года. Я все их никак разделить не могла. Катались клубком по комнате, на меня — ноль внимания, все игрушки переломали, лазили по шкафу, как зверята. Лупили друг друга постоянно. Полный хаос... Я тогда рыдала — думала, не выдержу», — говорит мама Нина. «Мама» здесь — это название профессии.
Передо мной вдумчивая пожилая женщина со спокойным низким голосом и седыми волосами. Золотые зубы, простая одежда. Мягкость прослеживается у нее во всем: в движениях, улыбке, морщинках вокруг глаз. «Однажды пришлось по столу кулаками застучать и сказать: если еще хоть раз друг друга ударите, я не знаю, что сделаю, полицию вызову, — глядя на маму Нину, трудно представить, как она стучит по столу кулаками. — До этого они жили в одной комнате, их там было 12 человек — две сестры с мужьями и дети.
Мать у них сама из детдома, видно, пила. Ей сейчас 25, уже ждет пятого. Будем пытаться и его к себе взять, родные все-таки».
Мы сидим в скромно обставленной гостиной, пьем чай и разговариваем. Пока дети в саду и школе, у Нины Васильевны есть для меня немного свободного времени. Маме Нине 55. Она приехала в Томилино пять лет назад, после того как осталась без работы в Вологодской области. Свои дети у нее к тому моменту уже выросли и разъехались, с мужем они разошлись. Когда закрылась школа, где она работала преподавателем истории, она «была как в трансе». Тогда знакомые рассказали ей о детской деревне.
SOS-деревня — это негосударственный детский дом. SOS в данном случае сокращение от social support. Модель детской деревни появилась в Австрии в середине прошлого века. После Второй мировой в городке Имсте осталось огромное количество сирот и одиноких женщин. Автор идеи Герман Гмайнер попытался найти оптимальный способ дать одиноким женщинам семью, а малышам — найти любящую маму. Он уговорил горожан жертвовать по шиллингу в месяц, и вырученных средств хватило на открытие, а затем и на содержание детских деревень.
Сейчас такие деревни есть уже в 133 странах по всему миру. Деревня в Томилине — первая в России, она открылась в 1996 году. Тот же принцип пожертвований используется и сейчас: можно ежемесячно перечислять на счет организации любую, даже самую незначительную сумму, став, таким образом, «другом детской деревни». «Друзья» раз в три месяца получают от директора письмо с подробным описанием событий в деревне. Примечательно, что 70% постоянных жертвователей Томилино — пенсионеры. «Но в целом финансирование деревень идет из австрийского фонда Германа Гмайнера. Размер финансирования с каждым годом снижается — австрийцы считают, что большая Россия сама в состоянии содержать свои деревни», — рассказывает сотрудница российского отделения SOS Елена Егорова.
15 одинаковых коттеджей из красного кирпича, обнесенные высоким кирпичным забором, расположены в пяти минутах от платформы Томилино по рязанскому направлению. Ворота в деревню открыты нараспашку до 23.00.
В каждом домике живет большая семья: мама и от пяти до семи детей, о которых она заботится. Опекунство всех детей оформляет на себя директор деревни. Содержание детей здесь выходит в три-четыре раза дешевле, чем в государственном детском доме.
Да и весь штат деревни — всего 35 человек. Объясняется это просто: помимо мамы детям здесь, по сути, никто не нужен — школа, сад, больница находятся за пределами деревни. В нянях, поварах и уборщицах необходимость отпадает.
«Отбор был довольно жесткий: из ста человек взяли девять, и мы с сентября по декабрь ходили в школу мам. Занимались кулинарией, медициной, психологией… Потом — практика», — вспоминает мама Нина, подливая мне чай. Похоже, в доме меня ждали и к приходу подготовились. Порядок в гостиной идеальный, и трудно представить, что здесь живут семеро непростых детей. Впоследствии директор деревни мне объяснил, что каждую неделю в деревне назначается дежурная семья, готовая к приему гостей — журналистов, спонсоров, чиновников.
Чтобы стать мамой, желательно иметь любое высшее образование. Также возможно среднее специальное, если оно педагогическое или психологическое.
Средняя зарплата у мамы в Томилине — 30 тыс. руб. Одно из условий поступления на работу — наличие своей жилплощади, чтобы женщины не приходили сюда решать жилищные проблемы. Раз в неделю у мамы выходной, есть заслуженный отпуск — на это время они обязаны покинуть деревню.
Некоторые мамы предпочитают брать самых маленьких детей с собой на каникулы, так что грань между работой и жизнью становится совсем размытой.
Вольные папы
Помимо мам в деревне есть тети. Они нужны как раз тогда, когда мама в отпуске или болеет. Это своего рода практика, промежуточный этап между обучением и полноценной работой. С папами все сложнее. Изначально в деревню брали только женщин, свободных от брачных уз: какому мужчине понравится жить в доме с десятком приемных детей? Однако со временем у некоторых мам появились спутники жизни, и их прогонять не стали. Так что сейчас папы живут в трех домах из десяти, но это люди вольные.
«Часть мам у нас бездетные женщины. Я категорически против установки, которая бытует в обществе по поводу незамужних и бездетных: якобы не могут правильно воспитать детей, если своих не было. Уже 16 лет я работаю с такими женщинами и вижу, что это абсолютно не важно», — говорит мне директор томилинской деревни Анатолий Васильев, кстати, тоже воспитанник детского дома.
«В школе мам мне больше всего нравилась психология. Мы сначала пришли все накрашенные, потом месяц ходили и плакали. Проходили виды насилия, и нас просили вспоминать события из детства. В конце мы забастовали. Говорим: приведите нас в порядок, а то мы у вас все плачем и плачем.
А преподаватель нам и говорит: «Девчонки, вы 30–40 лет назад это пережили и у вас до сих пор слезы текут. А представьте, что к вам придут дети, которые это насилие испытали только что. Поэтому думайте, какие это дети». Так и оказалось», — улыбается мама Нина.
День Нины Васильевны начинается в 6.30. «Я выхожу из своей комнаты и возвращаюсь туда уже только ночью. Так что моя комната в доме самая заброшенная», — смеется она.
Внутренне готовлюсь к встрече с особенными детьми. Мысль об их количестве, мягко говоря, не дает мне расслабиться.
«Замороженные» дети
Из 50 воспитанников детской деревни лишь 10% — чистые сироты, у всех остальных родители живы. По статистике интернет-портала «Милосердие.ру», примерно 85% детей-сирот в России — сироты при живых родителях. К слову, пять лет назад таких было меньше 75%. Так и у всех детей в этой семье. Больше всех по маме скучает Дима.
«Он очень скучает, по ночам плачет. Она его не навещает, хотя в приюте приходила, — понижает голос мама Нина, несмотря на то что Дима еще в школе. —
Вообще мне психологи посоветовали не запрещать детям общаться с родителями и родственниками. Потом они сами поймут, где хорошо, где плохо. Если закрывать им это общение, они будут и мать идеализировать, и на тебя обижаться».
Диму считают самым непростым ребенком в деревне: он улыбается, отвечает на все вопросы, но при этом совершенно непонятно, что у него в голове.
«Если другие дети мне душу свою как-то облегчают, то он абсолютно закрыт. Он плачет, что с ребятами не получается общаться: они дразнятся. Я ему объясняю: «Они просто не знают, как к тебе подойти, ты не открываешься», — говорит Нина Васильевна. Психологи объясняют такое поведение страшным словом «депривация». По их словам, когда ребенок теряет маму, он проходит через три стадии.
Cначала он ее ищет, плачет; потом «замораживается»: в детских домах часто можно увидеть малышей, раскачивающихся и уставившихся в одну точку; в конце концов ребенок внешне оживает, начинает улыбаться, но ходит как замороженный.
Так и с Димой. Как мама Нина ни старается, «разморозить» его ей пока не удалось.
«Потом пришел Игорь, ему уже было десять. Я сначала вообще не понимала, что он говорит. По большей части он притворялся. В приюте он бабушек изображал… А тут мы ходим по магазинам, закупаем все необходимое, он что-то шепелявит, я ему: «Да, да, ага», а сама ни слова не пойму, — вспоминает Нина Васильевна. — Сейчас ему 14, он как-то распрямился, стал такой красавец. Сам собрал себе компьютер. Правда, в последнее время к технике он стал поравнодушней — с девочкой из школы дружит».
Наконец открывается дверь, и в комнату вбегают два младших мальчика — те самые Гудковы, рассказ про которых произвел на меня столь сильное впечатление. Их привела из сада мама-соседка. Сначала бросаются к маме, потом — к конфетам на столе. Обычные мальчишки, веселятся и шумят. Один хочет стать космонавтом и летать на ракете, другой пообещал построить маме дом, чтобы ее защищать.
— Иногда мама нас защищает, а иногда мы ее!
— От кого?
— Э-э-э… Ну, друг от друга, — взрыв смеха. Пятилетний Вася между делом умудрился слопать пять конфет. Нина Васильевна убирает сладости со стола, и дети переключаются на меня.
— А я, кстати, вчера один большой шкаф сам подвинул! — почему-то вспомнил Гоша. Гоша берет меня за руку и ведет показывать дом. На втором этаже четыре спальни: одна для мамы Нины, одна для двух девочек, с куклами и расписанием уроков на стене, две другие для мальчишек. Вася перелезает со второго яруса кровати на шкаф. Похоже, полазить по шкафам они и сейчас любят.
Прервать круг сиротства
«В раннем возрасте у ребенка формируется круг привязанностей. Если этого не происходит, последствия могут быть очень серьезными. Вот почему выпускники детских домов не умеют ни любить, ни создавать семьи и детей своих воспитывать не могут. Они просто не умеют привязываться, — рассказывает Елена Егорова. — В детской деревне у ребенка есть значимый взрослый — мама.
Ни один выпускник этой деревни не оставил своего ребенка в детском доме. Вот, наверное, самый главный наш результат: прерывается круг сиротства».
Раз в месяц мама Нина вызывает всех детей по одному к себе в комнату и выдает по 200 руб.: «У меня заведена специальная тетрадка. Вызываю по одному, все конфиденциально, все расписываются, кто как может. Чаще всего тратить особо не на что, так что в каникулы идем шерстить игрушечные магазины. Старшим я выдаю деньги на руки, но прошу показывать чеки: боюсь, как бы сигарет не купили».
В 16 лет дети покинут деревню и отправятся в Дом молодежи-SOS в Люберцах. С 16 до 18 лет подростки живут там с педагогами-наставниками, ездят в колледжи и институты, время от времени навещая мам. В 18 лет правительство Москвы выдает им квартиры — начинается самостоятельная жизнь.
Прежде чем отправиться к семье, мне пришлось подписать положение о посещении деревни. В нем говорится, что деревня в первую очередь дом для семей, а не туристическая достопримечательность, и излагается свод правил для гостей. В частности, просьба обращаться со всеми детьми одинаково, а также «не произносить слов, которые могут вызвать у детей чувство, будто их унижают или видят в них объект для жалости». Но ничего подобного на жалость при встрече с детьми я не почувствовала. Передо мной была самая обычная семья. Разве что детей многовато.