Мир народам, власть советам
В октябре 1918 года, когда поражение Германии в Первой мировой войне стало очевидным, солдаты и матросы начали выходить из повиновения офицерам и поднимать бунты, постепенно переходящие в восстания. Чтобы не допустить хаоса и полного разгрома войсками Антанты, в ноябре рейхсканцлер принц Максимилиан Баденский заставил кайзера Вильгельма II отречься от престола, и власть перешла к Совету народных уполномоченных. Главную роль в нем играли социал-демократы в лице сравнительно умеренной СДПГ и отколовшейся от нее более левой НСДПГ.
Немецкие социал-демократы в те годы коренным образом не отличались от нынешних и имели те же цели: реформирование капиталистической системы для защиты прав рабочих и установления большей социальной справедливости.
Так думали не все, и в декабре от социал-демократов откололся «Союз Спартака» и создал Коммунистическую партию во главе Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Партия была прямым аналогом российских большевиков, а ее вожди так же мечтали о мировой пролетарской революции.
5 января 1919 года они подняли в Берлине восстание спартакистов и потребовали отставки правительства как «кровавых собак и могильщиков революции» (традиционный перевод Bluthund как «кровавой собаки» неудачен, имелось ввиду «цепные псы» или «палачи»).
Ситуация могла повторить октябрь 1917 года в России, когда через несколько месяцев после падения монархии из-за воцарившегося хаоса, беззакония и паралича правительства к власти пришли радикалы. Однако этому помешали сразу несколько факторов.
Во-первых, если к моменту Октябрьского переворота Ленина и Троцкого Россией правил актерствующий самоуверенный интриган Александр Керенский, ради защиты которого ни один человек не готов был пошевелить и пальцем, то лидеры СДПГ были людьми решительными и уважаемыми. Фридрих Эберт и Густав Носке сдаваться не собирались, и еще в декабре начали формирование добровольческих отрядов, — иногда их именовали «белой армией». СДПГ не боялись использовать силу для защиты республики, а Носке, взявший на себя роль лидера в борьбе с повстанцами, высказался на этот счет предельно прямо: «Кто-то же должен стать «кровавой собакой», а я ответственности не боюсь!»
Во-вторых, немецкие коммунисты были несравнимы с российскими с точки зрения жестокости и рационализма.
Роза Люксембург давно критиковала Ленина за жесткий централизм и уподобление партийной дисциплины военной. Она, как и другие немецкие коммунисты, верила в рабочую демократию и не была готова сразу приступить к казням противников и взятию заложников.
Лидеры восставших медлили и, несмотря на захват редакции газеты «Форвертс», телеграфа и ряда кварталов в Берлине, не давали бойцам новых указаний.
Наконец, симпатии немецкого народа и армии к радикальному социализму были куда слабее, чем в России. Спартакистов было намного меньше, чем русских красногвардейцев, а на сторону восставших не перешла даже левая Морская народная дивизия. В результате уже 11 января бойцы фрайкор (добровольческий корпус) вошли в Берлин, взяли штурмом здание «Форвертс» и другие захваченные учреждения. Они без стеснения пускали в ход пушки и огнеметы, даже не предлагали коммунистам сдаваться, а тех, кто сдался сам — расстреливали. 15 января фрайкоровцы схватили самого Либкнехта с Люксембург и, после короткого допроса с помощью прикладов, расстреляли их и утопили в городских каналах (как считается, по личному указанию Носке). Восстание было подавлено, а берлинские газеты провозгласили «мир и порядок».
Диктатура пролетариата
С казнью Либкнехта и Люксембург коммунистическое восстание закончилось в Берлине, а спустя месяц — в Бремене, но на юге страны параллельно развивались другие события. Германский рейх в действительности являлся союзом нескольких королевств и княжеств, а кайзер выступал его президентом. Отречение Вильгельма и устранение от власти баварского короля Людвига III сделало статус территории неопределенным.
Поэтому осенью 1918 года в Мюнхене Курт Эйснер из НСДПГ провозгласил Народное государство Бавария.
Зимой в нем шла борьба между парламентом (Landtag), традиционным умеренным органом власти, и советами (Räte) рабочих и солдатских депутатов, где тон задавали коммунисты. По описанию журналиста Виктора Клемперера, жизнь к концу февраля 1919 года выглядела так: «Шли забастовки, подавлялись буржуазные газеты, периодически возникали перестрелки, иногда разграбляли виллы. Но еще существовала свобода маневра для умеренных и правых партий, реальная диктатура пролетариата еще не была достигнута, открытая война с Рейхом или, как говорили, с «Веймаром» еще не велась». (Victor Klemperer: Man möchte immer weinen und lachen in einem, Revolutionstagebuch)
Все изменило успешное покушение на Эйснера со стороны контрреволюционно и антисемитски настроенного монархиста Антона фон Арко Валлея.
В ответ на это Съезд советов отказался признать право парламента формировать правительство и провозгласил Советскую Республику Баварию.
К советскому правительству выразили готовность присоединиться и действующие министры, но неожиданно против выступили коммунисты из КПГ: они считали, что буржуазные социал-демократы попросту хотят оседлать пролетарское движение и предадут его при первой возможности. «И мы, коммунисты, заплатим за ваш поступок кровью своих лучших членов», — говорил Евгений (Ойген) Левине.
Левине, вероятно, ошибался: новое правительство всерьез ориентировалось на построение местного аналога РСФСР. «Диктатура пролетариата — это факт! Красная Армия будет сформирована немедленно! Связь с Россией и Венгрией (где на тот момент так же провозгласили советскую республику) будет установлена немедленно. Больше не может быть нашей общности с роялистской Баварией и имперской Германией! Революционный суд безжалостно накажет любую попытку реакционных махинаций. Свобода прессы лгать заканчивается. Социализация газетной системы обеспечивает истинную свободу слова революционного народа», — писали социалистические вожди Эрих Мюзам и Густав Ландауэр.
Казалось бы, победа социализма в Германии близка, как никогда. Однако, как и их берлинские коллеги, мюнхенские социалисты столкнулись с совсем другим обществом, нежели было в России перед революцией.
Многие крупные города Баварии, где сильно было влияние СДПГ, разорвали связи с Мюнхеном. В Вюрцбурге и Ингольштадте правые студенты и военные разгромили местные советы. Сами же революционеры отличались от ВКП(б) и их союзников: если последние пришли на революцию как профессиональная футбольная команда на финал, после долгих лет тренировок и тактических занятий с тренером, то немецкие левые больше напоминали любителей, собравшихся поиграть после работы. Первую БСР часто называли «республикой писателей», и ее дух задавали мыслители и деятели культуры, а не бойцы-революционеры.
Падение республики
Несмотря на это, 13 апреля советская власть смогла подавить путч на Вербное воскресенье, поднятый сторонниками парламента. Немецкие «красные» остановили двинувшихся на Мюнхен «белых» солдат Рейхсвера и фрайкоровцев в битве при Дахау 16 апреля. В качестве реакции на попытку силового подавления депутаты провозгласили Коммунистическую Советскую Республику, а к власти пришел исполком во главе с коммунистом Левине.
Этот период называют Второй БСР, которая была похожа на Советскую Россию куда сильнее.
Была запрещена буржуазная печать, проведена экспроприация частной собственности (в том числе недвижимости для предоставления жилья), начались аресты «буржуазных элементов». Левине направил телеграмму Ленину с уверениями в солидарности, а также просьбами совета и помощи. Большевики, возможно, были бы и рады помочь, но на момент весны 1919 года сами находились в тяжелом положении из-за Гражданской войны.
Тем временем противники революции распространяли слухи о зверствах, совершенных революционерами в Мюнхене, что привело к массовому сопротивлению. Антисоветское правительство Хоффманна (СДПГ) в Бамберге настраивало сельское население против «диктатуры русских и евреев», которая якобы объявляла женщин общей собственностью. В результате началась «обратная продразверстка» (Продразверстка — это политика принудительного отбора большевиками хлеба у крестьян, чтобы обеспечить устойчивость советской власти. Приостановка поставок продовольствия от крестьян для подрыва Советов была в какой-то степени противоположностью политики продразверстки) — окрестности Мюнхена стали морить его голодом, перестав поставлять продовольствие. Хоффманн начал формировать новые отряды фрайкора и написал Носке в Берлин с просьбой прислать бойцов.
Тот был полон решимости довести дело до конца, и во второй половине апреля около 35 000 солдат рейхсвера двинулись на Мюнхен для проведения «имперской экзекуции» — так называлось принуждение члена союза к исполнению требований центральной власти. Командовали армией офицеры, ранее участвовавшие в подавлении восстаний и массовых убийствах, а некоторые солдаты уже носили на касках свастику — символ мистико-националистического тайного «Общества Туле».
Поначалу «красные» давали отпор, но на стороне рейхсвера и фрайкора было качественное и количественное преимущество. Революционеры попытались взять в заложники местного архиепископа, но безуспешно. Понимая, что конец близок, советское правительство предложило Хоффману переговоры, но тот настаивал на безоговорочной капитуляции.
1 мая 1919 года фрайкоровцы окружили Мюнхен и на следующий день полностью захватили город. Это ознаменовало конец коммунистического восстания в Германии.
В Кольбермуре в округе Розенхайм сторонники Советской республики смогли продержаться до 3 мая. В боях красные потеряли несколько сотен человек, причем «белые», будучи прусаками, расстреливали презираемых ими баварцев без особого разбора. Еще около двух тысяч сторонников советов были в последующие недели приговорены к смертной казни или тюремному заключению. Последними словами Левине на суде были: «Мы, коммунисты, все мертвецы, а жизнь — наш временный отпуск. Об этом я полностью осведомлен. Я не знаю, продлите ли вы мой отпуск или мне придется присоединиться к Карлу Либкнехту и Розе Люксембург. В любом случае я жду вашего вердикта со спокойствием. Ибо я знаю, что, каким бы ни был ваш вердикт, события остановить невозможно». Его расстреляли 5 июня 1919 года.
Интересно, что судили на этом трибунале и Адольфа Гитлера, который так же присоединился к Советской республике. Ему удалось избежать казни и всякого наказания, поскольку он беззастенчиво клеймил советы и способствовал осуждению других членов. Впоследствии он по-максимуму пытался скрыть этот эпизод своей биографии, а ведь фюрер нацистской партии был членом советского коммунистического совета!