— Все ли маньяки психически нездоровы?
— Это сложный вопрос, так как сама категория психического нездоровья меняет границы. Когда Андрей Чикатило проходил экспертизу, в нашей стране не было категорий, которые могли бы оценить его как больного человека. На настоящий момент их больше, есть и категория ограниченной вменяемости, и категория, которая позволяет поведение подэкспертного, связанное с тяжелой сексуальной девиацией, рассматривать как вариант аномалии, но с возможностью какого-то контроля над своим поведением.
Если брать обобщенное видение, поскольку я имел дело по большей части с людьми, которые попадали в психиатрическую больницу на освидетельствование, можно сказать, что большое количество людей, которые оказываются на такой экспертной комиссии, все-таки имеют психические расстройства.
Диапазон их самый разный: от тяжелых состояний, связанных с шизофреническим расстройством, до органического поражения головного мозга. Были люди, страдающие личностными расстройствами и испытывающие различные аффекты, сильные эмоции, при которых человек, нередко сохраняя контроль над своим поведением, реализует личностные дефициты, связанные с недостаточным принятием себя, с низкой самооценкой, эгоцентризмом, неспособностью встать на место другого человека, с некой идеей отношения к другим людям.
— Как маньяки на личных встречах описывают свое состояние в момент нападения?
— Были маньяки, которые говорят: «обычным людям не понять, что мы испытываем», но подчеркивали, что та разрядка и те эмоции, которые они переживают при совершении преступлений, не сравнимы ни с чем: ни с действием наркотика, ни с алкогольным опьянением.
Часто преступники, находящиеся на экспертизе, объясняя эти свои состояния, говорили, что не находят слов, чтобы описать то, что они ощущали в момент деликта и после. Бывает, что сами маньяки в момент совершения преступления теряют контроль над собой, теряют сознание. Иногда такое девиантное сексуальное поведение сопровождают припадки, внешне похожие на эпилептические. В такие моменты преступников могут задержать, так как потеря контроля ведет и к утрате осторожности, повышению риска непродуманного спонтанного принятия решений и необдуманных действий, что ведет к их поимке.
В итоге они оказываются на экспертном исследовании, где механизмы их поведения и испытываемые ими состояния доступны для изучения и понимания. Однако есть и те, которых задержать не удается, поэтому о сопровождающих состояниях преступников, которые не теряют контроля, можно только догадываться. Тем не менее у нас есть способы исследования и таких нераскрытых случаев.
— Встречаются ли маньяки, которые совершают преступления без сексуальной мотивации?
- Да, бывает, что в основе поведения человека лежит некая идея или программа, которая у него сложилась в силу разных взглядов, понятий. Есть люди, которые выходят на преступление с целью убить несколько человек, а это не сексуальная, как правило, мотивация.
Встречаются серийные немассовые несексуальные преступники. Если говорить о причинах, здесь можно упомянуть о личностных аномалиях: расстройстве личности, акцентуированности, черно-белом мышлении, которые искажают или усиливают, непримиримую позицию человека к определенной группе населения, социальным слоям, определенной категории людей.
В практике были примеры маньяков, которые воспринимали свои преступления как своеобразную «охоту», воображая себя «санитарами леса» и занимаясь своеобразной «очисткой» общества от социально неблагополучных на их взгляд групп.
Например, таким был Александр Пичушкин – «битцевский маньяк». Он выбирал и убивал людей с низким социальным статусом. Он считал, что таким образом освобождает жертв от неприемлемого для них образа жизни и, с другой стороны, «очищает» общество от таких людей.
— Есть ли единые закономерности, которым подчиняется поведение маньяков?
— Ранее мы уже говорили о том, чем маньяки отличаются от других преступников – прежде всего состоянием мании, тяжелой фазы патологического фантазирования, сопровождающей определенный процесс личностного, психического расстройства или целого спектра расстройств поведения или парафильных расстройств (расстройств сексуальных предпочтений). Это, конечно, их объединяет.
Также некоторые общие черты совершения преступлений выявили канадские специалисты по экологической криминологии, супруги Патриция и Пол Брантингхем, которые стояли у истоков создания географического профилирования. Их последователь, всемирно известный американский криминолог и профайлер Ким Росмо помог создать безошибочную электронную систему геопрофилирования. Это сразу продвинуло методологию поимки серийных (и не только) преступников, и повысило процент раскрываемости неочевидных преступлений – наиболее сложной категории дел.
— Там тоже есть своя классификация маньяков?
— Да, там выделяются разные типы, категории. Есть преступники, которые выезжают куда-то для совершения преступления, есть преступники, которые орудуют вблизи важных для себя так называемых якорных точек, — как правило, это место работы, учебы или место жительства. Если маньяк выезжает куда-то, обязательно у него там должны быть своеобразные «якорные точки» в виде схронов, — мест, где он прячет важные для себя вещи.
Но здесь тоже не все так просто: например, при поимке американского серийного убийцы – некрофила Гэри Риджуэя (убийцы с Зеленой реки, или , как его называют, «Грин Ривер»), географический профиль вычислил его «якорные точки», привязанные к работе, месту жительства и местам похищения жертв, – все эти три составляющие оказались в одной зоне. Но это не помогло его поймать, так у Гэри была одна особенность, – он страдал некрофилией. После его поимки при пересмотре мест, где он закапывал трупы и куда неоднократно приходил, чтобы вновь пережить эмоциональную и психосексуальную разрядку, профиль был составлен заново, и оказалось, что зона, где он прятал свои фетиши, – трупы убитых и изнасилованных им женщин и девочек, — находятся в совершенно другой зоне.
— То есть, метод геопрофилирования не сработал?
— Недостаточно иметь искусно созданный метод профилирования, необходим хорошо обученный специалист с профильным образованием, который сможет понять или хотя бы предположить то, что юристу или программисту даже в голову не придет.
Если бы в случае с Гэри Риджуэйем в отдел розыска входил криминальный психолог, он наверняка бы выдвинул версии о наличии у преступника определенного рода нарушений. И как знать, может быть тогда Гэри поймали бы сразу после составления геопрофиля, и не было бы этих 20 лет бесконечных убийств, изнасилований и расчленений, киднеппинга, которые погрузили городок, в котором он жил, в ужас.
— Действительно ли маньяки в детстве бывают жестоки с животными? Всегда ли это так?
— Это один из индикаторов, что у человека есть неблагополучие. Если он стремится причинять кому-то боль, скорее всего, это связано с его собственными болезненными дискомфортными переживаниями, поэтому созерцание боли другого позволяет ему почувствовать себя лучше.
У тех, кого можно отнести к группе настоящих серийных сексуальных маньяков, как правило, были эпизоды ранней травматизации — черепно-мозговые травмы первого года жизни или родовые травмы. Были ситуации, когда они сами становились жертвами насильственных действий или свидетелями насильственных действий в отношении других людей. Такой опыт носит характер психотравмы, а всякая психотравма устроена таким образом, что вынуждает человека найти по отношению к этому впечатлению относительно комфортную для себя позицию.
— А позиция ведь может быть разной?
— Конечно. В работе психолога есть практический инструмент – так называемый «треугольник Карпмана», где описывается динамика возможной позиции человека относительно психотравмирующего опыта через роли «жертва»-«насильник»-«спасатель».
Если он занимает позицию жертвы, то, находясь под гнетом этого опыта, он становится беспомощным и освобождает себя от принятия важных решений. Если он исполняет роль спасателя, то в отношении этого травматического опыта он реализует стратегию помощи тем, кто в ней нуждается. Но в этом треугольнике есть и позиция насильника или преследователя. Человек может занять ее, и ему будет комфортно проявлять жестокость по отношению к другим людям. И в этом тоже проявляется механизм идентификации с агрессором, в котором основополагающим является феномен бессознательного, описанный Зигмундом Фрейдом и его дочерью, Анной Фрейд.
Таким образом он будет занимать по отношению к своему травмирующему опыту более активную позицию человека, который сам управляет ситуацией: может ее начать, может прекратить, может находиться в ней, может быть вне ее.
Поэтому эпизод, когда человек причиняет боль животному, как правило, присутствует в том или ином виде в раннем периоде у тех, кто потом становится маньяком.
— А может ли добрый и внимательный к животным ребенок вдруг измениться и встать на путь совершения серийных преступлений?
— Это может произойти в подростковом возрасте, когда основной ведущей деятельностью становится интимно-личностное общение. Одновременно в этом возрастном периоде происходит сепарация от значимых взрослых, когда подросток хочет быть равным, а не иметь подчиненное положение. На этом фоне на первый план выходят новые модели поведения, которые он берет из окружающего его мира, а не от родителей. Нередко такие модели поведения бывают довольно жесткими, и некоторым подросткам это начинает нравится.
— А встречались ли вам счастливые маньяки? Которые прожили в полной семье, отлично учились, успешно работали?
— Может быть и есть такие, но мне такие не попадались. Есть те, кто могут блеснуть каким-то благополучием и одаренностью, чья изобретательность идет на пользу не обществу, а их патологическому влечению, чтобы создать условия для его реализации. Здесь уместно напомнить о таком феномене, как «Ядро Темной личности», которое состоит из компонентов «Темной триады» и «Темной тетрады». Одним из таких компонентов этих психологических конструктов является Макиавеллизм. Это как раз яркая характеристика тех преступников, которые пытаются представить себя благополучными.
На самом деле они успешно манипулируют, создавая ореол успеха, достатка, компетентности. Действительность же такова, что у них присутствует понимание собственной отверженности, потому что последствием манипуляторного воздействия на других для достижения собственных корыстных целей и интересов будет именно отвержение. И они хорошо это осознают. Как правило, такое осознание оказывает на них обескураживающее воздействие. Последствия – это неспособность выстроить длительные по-настоящему глубокие отношения, одиночество, разочарования.
Если говорить о профессиях, то среди таковых маньяков мне доводилось общаться с представителями педагогической профессии, сферы искусств, науки, медицины. Часто встречались люди, увлеченные необычным коллекционированием, например, предметов искусства.
— Коллекционирование действительно свойственно маньякам?
— Само по себе коллекционирование – это обычное хобби. Но для маньяка – это возможность продлить переживание, связанное с преступлением. Они коллекционируют трофеи от своих жертв, вещи. В моей практике был преступник, который собирал фотографии и нижнее белье своих жертв. Фотографии он забирал из документов убитых женщин. Эту коллекцию нашли у него дома, наряду с этим он хранил ключи, ножи, была у него и подборка заметок про других маньяков.
— То есть, все как фильмах: стена, на ней перечеркнутые лица, записки?
— В этом случае да. Бывает, что коллекционирование для некоторых состояний выполняет функцию саморегуляции. Это как своеобразный пасьянс. Человек, раскладывая предметы своей коллекции, испытывает некую гармонию, подчиняя мир этих вещей определенной логике, испытывает эмоциональный комфорт.
У серийных маньяков коллекционирование, как правило, присутствует, потому что они сохраняют впечатления о криминальных эпизодах: видео, фото. Есть те, кто хранит записи, вещи потерпевших, и эти вещи они нередко используют для пролонгации сексуальных переживаний, связанных с опытом, который они испытали в момент правонарушения.
— Таким образом они пытаются меньше убивать?
— В общем, да. В моей практике был случай, когда маньяк, совершив первое преступление, получив сильные впечатления, используя вещи и фотографию жертвы, воспроизводил этот опыт по памяти, делая его максимально реалистичным, сопровождая сексуальными фетишистскими манипуляциями. Какое-то время они ему приносили достаточно сильные впечатления, которые частично напоминали ему пережитый опыт. Но этот опыт со временем потерял интенсивность, потускнел и ему хотелось новых впечатлений.
И дальше это уже становится частью репертуара. Он может даже себе говорить, что еще один раз и все, он больше не будет. Совершает преступление, получает новые впечатления, которые со временем опять угасают.
И так, по кругу…
(продолжение интервью читайте на сайте «Газета.Ru»)