«В науке, как и в бизнесе, существует стратегия «голубого океана»: как создать в России прорывную технологию

Илья Бозо рассказал о том, как государство помогает молодым ученым

Григорий Сысоев/РИА Новости
Два года назад российские ученые запустили производство первого в мире материала для восстановления костной ткани с помощью генной терапии. Показательно, что Илья Бозо, один из авторов разработки, подключился к исследованиям еще со студенческой скамьи, а сейчас он — кандидат медицинских наук, заведует отделением в Научно-клиническом центре №2 Российского научного центра хирургии имени Б.В. Петровского. Он рассказал «Газете.Ru», как государство поддерживает инновационные разработки молодых ученых и что важно понимать начинающим исследователям.

— Ваша разработка стала шагом вперед в области регенерации костной ткани. Сегодня этот ген-активированный материал не имеет аналогов в мире. Как вы оказались на переднем крае медицинских исследований?

— Сама идея стимулировать регенерацию тканей с помощью комбинированных медицинских материалов с факторами роста или кодирующими их генами, возникла еще в конце прошлого века. Первый патент на создание ген-активированного материала был выдан в 1997 году в США. В России исследования в этой области мы начали первыми. У истоков стояли Роман Деев, начальник моего курса в Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова, профессор Сергей Киселев, заведующий лабораторией Института общей генетики имени Н. И. Вавилова РАН и Артур Исаев, основатель Института стволовых клеток человека. Это было в 2010 году, когда я еще заканчивал учебу в академии.

Мне повезло принять участие в этих исследованиях с самого начала. Первоначально я выступал в качестве менеджера проекта, затем мы создали оригинальную технологическую платформу ген-активированных материалов, защитили их патентами, в том числе международными, и с 2015 года я возглавил команду исследователей, с которыми мы на базе этой платформы разрабатываем линейку продуктов для регенерации костной и кожных тканей, слизистых оболочек.
Ген-активированный материал состоит из двух основных компонентов. Первый, так называемый матрикс, выполняет функцию биосовместимого носителя — он механически заполняет дефект тканей и высвобождает второй компонент – молекулы генных конструкций, которые непосредственно стимулируют регенерацию тканей.

— Ген-активированный материал «Гистографт» первым в мире прошел клинические испытания и разрешен для применения в медицинской практике. Кому и как помогает этот материал, что изменило его появление в арсенале инструментов российской медицины?

— Первый продукт линейки уже прошел клинические исследования и зарегистрирован в 2019 году в качестве медицинского изделия, применяется в медицинской практике. Это остеопластический материал «Гистографт». В этом изделии в качестве матрикса мы используем синтетические гранулы на основе октакальциевого фосфата. Их разработал и производит наш партнер — Институт металлургии и материаловедения им. А. А. Байкова Российской академии наук, а точнее, научная группа под руководством профессора Владимира Комлева.

На поверхность этих гранул наносят генную конструкцию, которую еще называют фармацевтической молекулой или плазмидной ДНК — синонимов здесь может быть масса. Суть в том, что этот компонент содержит человеческий ген сосудистого эндотелиального фактора роста, который используют клетки тканей человека и производят кодируемый этим геном белок. В нашем конкретном случае это белок необходим для формирования костной ткани. Гранулы помещают в область поврежденной по той или иной причине кости, ускоряя и улучшая процесс восстановления костной ткани.

Прежде всего наш ген-активированный материал используется при имплантации зубов, когда пациенту надо нарастить атрофированную или разрушенную область челюсти. Также «Гистографт» используется в челюстно-лицевой хирургии для лечения последствий травм, восстановления костной ткани, поврежденной кистами и опухолями. В травматологии и ортопедии ген-активированный материал помогает исправлять дефекты, которые образуются в результате не сросшихся переломов.

— Какое значение ваша разработка имеет для российской медицины с точки зрения импортозамещения? Какие потребности она позволяет закрыть?

— С точки зрения импортозамещения у созданного нами ген-активированого материала перспективы очень серьезные. Сейчас только в стоматологии и челюстно-лицевой хирургии на долю импорта в России приходится примерно 70 процентов материалов для костной пластики. Причем около половины этого рынка занимает линейка одной швейцарской компании. Кончено, это рискованно для технологического суверенитета России.

Сейчас российские производители понемногу начинают составлять конкуренцию иностранным компаниям на рынке материалов для костной пластики, поставляя продукцию, которая не уступает по качеству.

Но в технологическом плане наша разработка сейчас опережает всех, и российских, и иностранных производителей. Все остальные материалы не стимулируют регенерацию собственных тканей пациента, это либо синтетические материалы, либо изделия из фрагментов костей. По сути все это просто протезы, «остеокондукторы» — материалы, лишь механически замещающие дефекты костей и не способные повлиять на регенерацию костной ткани.

Мы недавно увеличили свои производственные мощности благодаря гранту государственного Фонда содействия инновациям (Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере — прим. редакции). Думаю, на ближайшие год-два наших возможностей хватит, чтобы удовлетворить спрос. Если мощностей будет не хватать, мы найдем возможность расшириться. Важно и то, что технологическая цепочка для производства нашего ген-активированного материала не зависит от импортных поставок.

— Ваша разработка уже более двух лет применятся в челюстно-лицевой хирургии, травматологии и ортопедии, хирургической стоматологии. Сколько клиник в стране ее сейчас используют? Как много пациентов благодаря этой технологии смогли восстановить свое здоровье? Какие отзывы вы получаете от врачей, которые применяют ваш ген-активированный материал?

— Сейчас наш ген-активированный материал применяют не менее ста медицинских клиник, с 2020 года его использовали для лечения более чем трех тысяч пациентов. Врачи, которые испробовали его на практике, отмечают простоту использования, прогнозируемость результата, отсутствие побочных эффектов. К тому же как материал отечественного производства «Гистографт» всегда доступен для приобретения, его не надо подолгу ждать, как некоторые импортные материалы, и по цене он у них бесспорно выигрывает.

— Вы продолжаете исследовательскую деятельность? Где еще ведутся исследования ген-активированных материалов, в каких направлениях может развиваться их применение?

— Сейчас мы ведем разработку шести новых изделий из ген-активированных материалов. Например, материал на гелевой основе можно использовать для малоинвазивной костной пластики, вводя в место перелома без травмирующих открытых операций. У такого материала очень широкое поле для применения в хирургии. Например, его можно использовать при лечении заболеваний и травм позвоночника, переломов шейки бедра при остеопорозе у пожилых людей.

Эту разработку поддержал Российский научный фонд, мы получили от него грант на исследования по Президентской программе. Прототип уже создан, в следующем году мы будем его регистрировать.
Другие разработки создаются на основе мембран, персонализированных имплантатов. Эти исследования мы ведем совместно с целым рядом партнеров из числа академического и индустриального сообщества, обладающих специализированными компетенциями.

На экспериментальной и доклинической стадиях ведется очень много исследований в области ген-активированных материалов разными научными группами в США, Европе, Китае. Но только наше изделие дошло до стадии клинической практики. Наш отрыв от конкурентов стал возможным благодаря достижениям наших коллег. Дело в том, что фармацевтическая молекула, которую мы используем, была зарегистрирована в качестве лекарственного препарата для лечения ишемии в России еще десять лет назад. На тот момент это был третий по счету во всем мире препарат для геннотерапевтического применения. За рубежом, насколько мне известно, до сих пор не зарегистрировано ни одного геннотерапевтического препарата, стимулирующего регенерацию тканей.

Сейчас к нашим материалам проявляют интерес в Кувейте, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратах, мы ведем переговоры с партнерами из этих стран, в будущем возможно наладим туда эксклюзивные поставки.

— Вы начинали разрабатывать свой ген-активированный материал как стартап совместно с ведущими российскими научными организациями. Полученный результат стал итогом десятилетнего сотрудничества нескольких научных коллективов в партнерстве с представителями бизнеса. Исходя из собственного успешного опыта научно и коммерческой коллаборации, что вы можете порекомендовать другим молодым ученым, как им наладить сотрудничество с коллегами, найти практическое применение своим исследованиям?

— Когда появилась идея создать ген-активированный материал на основе существующей фармацевтической молекулы, наша команда начала исследовать, можно ли совместить этот препарат с каким-то твердым материалом. Спустя год мы разработали технологию для объединения этих двух компонентов и начали выяснять, у кого есть разработки по созданию подходящих биосовместимых материалов. И нашли научную группу Владимира Комлева в Институте металлургии и материаловедения Российской академии наук, которая к тому времени уже сформировала внушительный задел в области создания керамических материалов на основе фосфатов кальция. Мы с ними договорились о совместных исследованиях, проверили свои догадки на различных моделях, убедились, что технология работает, дает результат. И дальше уже приступили к созданию ген-активированного материала.

Институт стволовых клеток человека стал нашим ключевым бизнес-партнером, поскольку именно ему принадлежит разработка той самой фармацевтической молекулы, которую мы хотели использовать для создания своего ген-активированного материала. Институт выступил инвестором, поскольку увидел перспективы технологии и возможности для расширения сферы применения геннотерапевтического препарата.

Исходя из своего опыта, молодым коллегам я могу посоветовать следующее: в первую очередь вы должны понимать, чего вы хотите и в чем ваша ключевая компетенция, ключевое знание. Ядром твоей технологии должно быть то, в чем ты уверен, в чем ты лучше всего ориентируешься. Второе —нужно четко понимать, в чем ты не уверен, в чем ты не ориентируешься. На этом понимании надо строить поиск партнеров. И, пожалуй, самое важное для молодого ученого — это найти наставника, ментора, у которого можно перенимать научные знания. Просто искать научную информацию в интернете будет не самым эффективным путем развития для ученого.

Мне повезло встретить таких менторов на своем пути. Один из них впоследствии стал моим партнером по компании, это мой научный руководитель Роман Деев.

И я всегда говорю, что ученому нужно найти свое дело, заниматься которым будет ему в удовольствие. Нужно чувствовать, что это твое, то, чем ты по-настоящему хочешь заниматься. Именно это ощущение дает ученому энергию вести исследования, искать партнеров и инвесторов. На определенном этапе возникают обязательства перед партнерами, которые тяжело выполнять, если начинаешь осознавать, что это не твое, что ты не хочешь дальше этим заниматься.

А чтобы привлечь инвесторов, доказать ценность своего проекта, нужно в первую очередь доказать ее самому себе. Нужно убедить в успехе самого себя, причем это убеждение должно строиться на объективной основе, а не на браваде, что все получится. Если червячок сомнения точит вашу уверенность, что вот здесь может что-то не пойти, найти инвестора будет сложно.

— Как молодой ученый вы пользовались разными возможностями для продвижения и развития своего проекта — стали резидентом Сколково, получили гранты Российского научного фонда и Фонда содействия инноваций. В 2020 году вы участвовали в конкурсе «Лидеры России», где стали финалистом по специализации «Наука». Как вы оцениваете эффективность и возможности государственной поддержки, в том числе, по финансированию исследований, для молодых ученых?

— Стартапу стоит использовать все инструменты поддержки, какие только возможны, и государственная поддержка в России действительно работает. На начальном этапе она критически важна, особенно, если это биомедицинский стартап, у которого горизонты возврата инвестиций и положительного денежного потока достаточно продолжительные.

Мы использовали все доступные инструменты: получили значительное финансирование от Российского научного фонда и Фонда содействия инновациям. Несколько микрогрантов получили от фонда Сколково, как резиденты Сколково пользуемся налоговыми льготами. Насколько это эффективно можно судить на нашем примере: один продукт уже на рынке, шесть — в процессе разработки и в будущем году, надеюсь, большая часть дойдет до регистрации в качестве медицинских материалов. Участие в таких конкурсах, как «Лидеры России», «Технопрорыв», «Новаторы Москвы» прямой финансовой выгоды не приносит, но тоже важно для привлечения внимания к проекту, для налаживания полезных связей.

— Президент России Владимир Путин объявил 2022-2031 годы Десятилетием науки и технологий. В чем на практике вы, как ученый, видите проявления такого стимулирования научных исследований на государственном уровне, какой эффект оно приносит? Насколько сегодня в России созданы условия для развития фундаментальной науки и прикладных разработок?

— На мой взгляд, в России до этого уже были созданы хорошие условия для развития науки, как можно видеть на примере нашей компании, которая во многом развивалась и достигла успеха за счет мер государственной поддержки.

Сейчас ощущается, что государство наращивает финансовую поддержку научных исследований. Когда мы мониторим сайты государственных фондов, видно, что количество грантов, программ финансирования увеличивается, все больше программ господдержки запускают для отдельных отраслей, более лояльными становятся условия получения финансирования.

— Какие возможности сегодня открыты для молодых ученых, что помогает им раскрывать свой потенциал? В начале декабря в Парке науки и искусства «Сириус» в Сочи пройдет Конгресс молодых ученых, который заявлен ключевым событием 2022 года в рамках Десятилетия науки и технологий. Что дают начинающим исследователям такого рода встречи?

— Конгресс молодых ученых — это межотраслевое событие, он предоставляет молодым ученым возможность выйти за рамки своего профессионального круга, погрузиться в среду сразу всех областей научного знания. В большинстве случаев у нас все научные мероприятия узкоспециализированные. Вот, например, недавно проходил конгресс по регенеративной медицине, там вы не увидите математиков или физиков. А для молодых ученых, которые только начинают свой путь, общение с коллегами из других сфер может помочь найти себя на стыке разных наук. В науке, как и в бизнесе, существует стратегия «голубого океана» по созданию принципиально новых областей знания и рынков. Сегодня это очень перспективное направление развития. В прошлом году я выступал на Конгрессе молодых ученых и нашел интересную для себя информацию из области ИТ-технологий, с которой обычно не сталкиваюсь в своей работе.

И, конечно, Конгресс молодых ученых открывает широкие возможности для коммуникации, поиска менторов, там можно договориться о стажировках, о сотрудничестве, обмене опытом. Удачно, что Конгресс проводят в конце года, когда не только подводят итоги, но и планируют работу на следующий год, можно договориться о координации деятельности разных научных групп, объединяться для совместных исследований.

— Одним из флагманских проектов Года науки и технологий стал лекторий «На острие науки» для школьников и студентов. Вы тоже участвуете в этой акции, выступали с лекцией о том, как новые материалы помогают хирургам восстанавливать кости и мышцы. Что можно сказать об интересе к естественным наукам у нынешних школьников? Сегодня их уровень подготовки и мотивации идти в науку соответствуют потребностям страны?

— Это интересный проект и интересный опыт для ученого. Аудитория, которая у меня была, очень живая и активная, неожиданностью стал повышенный интерес к моей лекции со стороны студентов, которые получают образование в сферах, не связанных с естественными науками, например, по экономическим и техническим специальностям. Я с удовольствием снова приму участие в этом проекте, если позовут, потому что чувствуется, что это время потрачено с пользой.

— На ваш взгляд, на чем должна сосредоточиться государственная поддержка, чтобы достигнуть цели, обозначенной нацпроектом «Наука и университеты»: в 2024 году Россия должна стать одним из мировых лидеров по научным исследованиям и разработкам?

— В науке кадры — это все, поэтому на первом месте для государства должно быть программы по вовлечению в науку молодежи. На этом направлении уже многое делают и надо продолжать эту работу, повышать ее интенсивность.

Второй важный момент: в нынешней непростой геополитической обстановке особенно важно, чтобы государство формировало ориентиры для развития науки как в рамках внутреннего рынка, так и на глобальном уровне. Сейчас какие-то двери закрываются, но где-то они должны открываться — это могут быть страны Ближнего Востока, Китай, Средняя Азия, какие-то другие регионы. И государству надо четко обозначить, какие направления сотрудничества оно будет поддерживать.

Это очень важно для прикладных научных разработок. Должно быть понимание, куда можно идти с этими разработками, потому что внутренний рынок — это одна история, а международный рынок, значительно более емкий — совсем другая. Для глобального развития можно привлечь больше инвестиций и благодаря этому сделать продукт более высокого качества.

И хотелось бы более весомой поддержки от государства на этапе внедрения, продвижения на рынок инновационных разработок. Например, медицина — очень консервативная сфера и чтобы убедить рынок в эффективности нового продукта, может уйти лет десять. Эффективной мерой поддержки могло бы стать введение обязательных лимитов по госзаказам на закупку продукции отечественных инновационных компаний. Вот в этой сфере хотелось бы больше инициативы со стороны властей.