— Вы участвовали в разных судебных процессах вокруг Владимира Калниболотского — директора дельфинария Flipper, который вечером 2 ноября выпустил в море четырех афалин. Вы знаете его лично?
— Знаю. Тут дело сложное. Говорят, что сейчас он ведет себя неадкеватно. Впрочем, когда-то мы с ним были во вполне нормальных отношениях, я ездил записывать сигналы афалин к нему в Севастополь. Это было в 2014 году.
— Как вы узнали про выпуск дельфинов?
— Примерно за месяц до этого события сын Калниболотского проинформировал меня о том, что отец собирается выпускать афалин.
Я ему написал, что желательно, чтобы исследователи дельфинов, которые работают в Крыму, приняли в этом участие, записали их индивидуальные сигналы и поучаствовали в самом выпуске. Я хотел, чтобы дело приняло какой-то легальный оборот. Потом месяц никаких сообщений не было, а 2 ноября мне пришел е-мейл: «Батя дельфинов выпустил». Они хотели это сделать тихо, но не получилось. Скорее всего, там был какой-то конфликт между дельфинариями.
— В чем суть конфликта?
— Конкретно не могу сказать, но когда речь идет о дельфинариях в России, то всегда это дело в какой-то мере криминальное. Черноморский подвид афалины находится в Красной книге, это значит, что их нельзя ни промышлять, ни отлавливать. Более того – по нашим законам краснокнижных животных нельзя иметь в частной собственности; те дельфины, что находятся в дельфинариях, как бы даны государством в пользование их владельцам. Но тогда возникает резонный вопрос: а откуда эти афалины вообще появляются в дельфинариях? Здесь есть некий юридический тупик.
Что касается данных конкретных дельфинов, то предыстория начинается в 2008-2009 годах, когда создавался коктебельский дельфинарий. Одним из создателей этого дельфинария был Владимир Калниболотский, и привезли туда дельфинов из Севастополя.
— Получается, мы не должны иметь в стране дельфинариев?
— Я считаю, что в конечном итоге не должны.
Дельфинарии запрещены во многих странах. Лично я бы все коммерческие дельфинарии закрыл, а оставил только научные.
Причем научные следует строить таким образом, чтобы там была «калитка в море». Время от времени можно дельфинов в море выпускать, а потом они будут возвращаться обратно. Такие эксперименты были многократно проведены — дельфины возвращаются.
— А нельзя ли просто сделать условия содержания дельфинов такими, чтобы им было в дельфинариях хорошо?
— Об этом власти уже подумали. С нынешнего года резко ужесточились требования к организации дельфинариев. Теперь уже нельзя взять какую-то бочку, посадить туда афалин и показывать их публике… Должна быть определенная кубатура, фильтрация, смена воды, рацион, ветеринарное обслуживание и т.д. И многие дельфинарии сейчас действительно призадумались над тем, что они могут эти требования и не выполнить…
Возвращаясь к коктебельским дельфинам, за прошедшие 13 лет там состав менялся. Рождались детеныши, некоторые дельфины умерли естественной смертью, подвозили новых дельфинов.
— Лично вы работали в этом Коктебельском дельфинарии?
— Да, в течение нескольких лет. Кстати – для справедливости должен заметить, что это один их наших лучших дельфинариев. Но в последние годы мы перевели свою научно-исследовательскую деятельность на Карадагскую научную станцию (пос. Курортное, между Феодосией и Судаком). Там находится чуть ли не единственный в России научный дельфинарий (принадлежит Российской академии наук).
Летом дошли слухи, что в феврале 2022 года Калниболотский забрал всех дельфинов из Коктебельского дельфинария и перевез в Севастополь. Причин этого я не знаю. А там оставались три самки, которые практически всю жизнь прожили в дельфинариях, или вообще там и родились. Еще были детеныш одной из самок (родившийся в коктебельском дельфинарии) и молодой самец — его историю я не знаю. При перевозе в Севастополь одна из самок погибла, причем она была беременна. Далее Калниболотский держал дельфинов в Севастополе. А в Коктебеле летом гастролировал дружественный Утришский дельфинарий из Анапы.
— Для чего он их перевозил туда-обратно?
— Скорее всего, это были какие-то разборки между владельцами дельфинариев. Против Калниболотского уже возбуждалось несколько судебных дел. В 2018 году он пытался вывести двух дельфинов на материк, но, благодаря активности зоозащитников, этих дельфинов задержали пограничники. Все это связано с тем, что дельфинарии – это, конечно, дело очень выгодное.
— А большие нужны деньги, чтобы содержать дельфинов?
— Да. Или это должно делать государство, или они должны сами себя окупать, давая представления. Так, например,
стоимость рыбы, которую дельфины коктебельского дельфинария съедали за год – это примерно 4 млн рублей (в ценах на 2014 год).
Сумма довольно большая, но с другой стороны, эти же 4 млн летом, во время представления, поступают в кассу за несколько дней.
— Вы специалист по морским млекопитающим, ученый. С вашей точки зрения, плохо то, что Калниболотский в результате выпустил афалин на волю? Это действительно преступление?
— В нынешней системе моральных ценностей считается, что хорошо бы вообще всех дельфинов выпустить на волю.
Но тут возникает вопрос – смогут ли приспособиться к свободной жизни те дельфины, которые моря в глаза не видели? Самое главное – получится ли у них самостоятельно добывать рыбу? Ведь в дельфинарии они получают рыбу размороженной и нарезанной.
— Так вроде же выпускали уже дельфинов в море?
— За рубежом да, но у нас это впервые. Владельцы дельфинариев не хотят их выпускать — это же прибыль. За границей разработаны специальные программы адаптации дельфинов для таких случаев.
— Вроде бы даже у нас есть?
— Если вы имеете в виду центр «Дельфа», то у них это скорее теория. Насколько мне известно, практических выпусков дельфинов в море они не проводили. Правда были случаи, когда у нас дельфины сбегали. Так, в 2014-2015 годах один из севастопольских дельфинариев держал афалин в вольерах в бухте Ласпи. Однажды во время шторма их разбило, и несколько дельфинов предпочли свободу. Однако часть их осталась в районе вольеров, решив, что «нас и тут неплохо кормят».
— Но афалины Калниболотского не вернулись?
— Пока нет. В операции по их поиску участвовала моя сотрудница с Карадагской научной станции Ирина Логоминова, а также тренер, которая много лет с этими дельфинами работала. Ира взяла с собой аппаратуру, с помощью которой их можно искать по индивидуальным сигналам. Однако попытки отыскать дельфинов в окрестностях Севастополя ни к чему не привели… Конечно, есть некоторая надежда, что дельфины вернутся. Как сообщают власти Севастополя, «поисковая операция» продолжается.
— Так смогут ли они жить в дикой природе, ловить рыбу?
— Здесь мнения специалистов разделились. Если бы все дельфины были отловлены в море до того, как попасть в дельфинарий, то проблем бы не было: инстинкты бы возобладали, и они начали бы ловить рыбу. А вот
по поводу тех дельфинов, которые родом из самого дельфинария, возникают вопросы. Но так как подобных прецедентов не было, нам не на что ориентироваться.
— Как же не было? Ведь существовали же служебные дельфины? Их же отпускали в открытое море?
— Служебных дельфинов и в СССР, и в США действительно готовили. Их на какое-то время вывозили на задание в открытое море – что-то найти на дне или помочь аквалангистам, а затем собирали и отправляли обратно в дельфинарий. И они с удовольствием с этим соглашались.
— То есть они сами соглашались на несвободу?
— Да. Если бы хотели уйти — ушли бы. В жизни в дельфинарии есть свои преимущества: тебя кормят, у тебя есть компания, есть игрушки, есть ветеринарное обслуживание… А в море если заболел, то, скорее всего, погибнешь…
— Дельфины способны такое понять?
— Я думаю, да. Это высокоразвитые животные. Кроме того,
поработав в дельфинарии, я могу сказать, что люди у дельфинов определенно вызывают интерес.
Тренеры тоже в этом убеждены. Может быть, дельфины исследуют нас, как и мы их?
— А боевые дельфины существуют?
— Вы имеете в виду тех, на которых надевают торпеды и запускают подрывать вражеские корабли? Нет.
Дельфин, какой бы могучий ни был, не может нести большое количество взрывчатки — ну, максимум, килограмм десять. Этого не хватит, чтобы взорвать современный корабль!
Ведь для атаки по кораблю его надо выпустить за несколько десятков километров – а иначе какой смысл дельфина использовать? Если же выпускать его недалеко от цели — то легче выпустить торпеду. Дальше — необходимо, чтобы он поплыл в нужную сторону. И, наконец – а как дельфин отличит «свой» корабль от вражеского?
— Сейчас также пошли слухи, что в Севастополе используют дельфинов для охраны кораблей от диверсантов…
— И мой первый же вопрос: каким образом дельфин диверсанта отличит от просто плавающего в воде купальщика?
— Эти четыре дельфина, которых выпустил Владимир Калниболотский, чипированы. Что передают эти чипы?
— Чип ничего не передает. Он находится под кожей дельфина, к нему нужно поднести специальный считыватель, и тогда станут известны имя, год рождения и прочие данные.
— То есть, по чипу невозможно отследить перемещение дельфина?
— Невозможно. Чип – это паспорт. Кроме того, тут большое поле для махинаций. С погибшего дельфина чип может быть легко пересажен в добытого «левым образом», и мы с Вами будем думать, что это «тот самый».
— То есть понять, умерли ли они, мы не сможем никак?
— В общем, да. Большинство мертвых дельфинов тонут, небольшое количество море выбрасывает на берег. Кроме того, они могли уйти куда-то далеко от Севастополя.
А вот обратное — то есть, что они живы-здоровы — установить можно. Афалин идентифицируют по свистам-автографам.
Такой индивидуальный «позывной» формируется в течение первого года жизни, и потом афалина его регулярно издает. Мы уже много лет работаем в акватории Крыма, поэтому у нас есть «Крымский каталог свистов-автографов». У нас записаны «автографы» двух самок из этих четырех дельфинов — и мы всегда сможем их определить.
— Каким образом вы ловите сигнал?
— Мы опускаем гидрофон под воду. При хорошей погоде он слышит всех дельфинов в радиусе до полутора километров. Мы записываем эти свисты, потом прогоняем через компьютер, чтобы свист выглядел в виде некоего рисунка – спектрограммы — и дальше сравниваем их между собой, меряем частотные характеристики.
— Вы выплываете в море или с берега опускаете гидрофон?
— И так и так, в зависимости от задачи и нахождения дельфинов. Афалины — довольно оседлые животные. У них есть предпочитаемые участки – 20-30 км вдоль берега. Есть особи совсем резидентные, они далеко не уходят, а есть транзитные — мы их засекали в разных районах Крыма. Более стабильны и оседлы «материнские группы» (самка и ее детеныши, другие самки). А есть «мужские» альянсы, они более мобильны.
— А сколько уже свистов в каталоге?
— Около 800. По нашим представлениям, в акватории Крыма сейчас обитает не больше тысячи афалин. Если пересчитать на все Черное море – то примерно тысяч восемь. А когда-то популяция насчитывала десятки тысяч. А белобочек — это другой вид, их часто видят с кораблей — в Черном море было несколько миллионов. Но это относится к черноморским подвидам, по всему миру афалин насчитывается много сотен тысяч (а может, и миллионы).
— Почему черноморская популяция так сильно уменьшилась?
— В первую очередь – это, скорее всего, подрыв рыбных ресурсов. «Шаланды, полные кефали» уже никто не привозит. Сейчас, по нашим наблюдениям, сейнера долавливают последних хамсу и шпрота. Но это уже другая тема – надо ихтиологов спрашивать.
— Так все-таки есть вероятность еще услышать знакомый свист выпущенных Калниболотским самок?
— Есть. Мы занимаемся записями постоянно, круглогодично. То есть вероятность их услышать есть. Будем надеяться.