— Александр Яковлевич, вот уже в который раз вы посещали тантрические монастыри, чтобы изучать работу мозга у медитирующих монахов. Почему вам нужны именно тантрические монастыри?
— Тантрические монастыри – это единственные в своем роде буддийские университеты, где вот уже сотни лет передаются и практикуются навыки мысленных путешествий к «Ясному свету», который открывается в глубине ума только самым продвинутым монахам. Тантрическая медитация – некий путь погружения в глубины ума, где уже нет ни ощущений, ни мыслей, ни форм, одно только понимание себя в «Ясном свете». Буддийские поверья говорят о том, что наиболее усердным монахам на этом пути удается попасть в состояние нирваны.
— И даже определение нирваны дадите?
— Мне не трудно, я прочитал в буддийских книжках: нирвана – это состояние ума без каких-либо омрачений, то есть без единой мысли, ведущей хоть к самому малому беспокойству, страданию или неустроенности. Похоже, это ощущение «понимания всего», или, как говорят учителя – постижение абсолютной истины. Надо сразу здесь заметить, что достижение такого состояния возможно не просто с помощью медитации, но и при условии соблюдения добропорядочных норм жизни.
— Получается, что эта самая нирвана должна быть одинаково хороша для всех?
— Это определение одно для всех, как категория счастья. Но, как все счастливы по-разному, так и с нирваной – это состояние приобретает персональную специфику в зависимости от личностных особенностей человека и его жизненного пути. И далеко не для каждого монаха путь одной жизни так удачливо складывается, что приводит его к нирване, как Будду.
— У наших граждан рядом со словом «тантрический» в ассоциациях всегда стоит слово «секс». Есть даже некие курсы по этому направлению. В тантрических монастырях учат чему-то подобному?
— Выражение «тантрический секс» в этих монастырях звучит бессмысленно. Это придумки Неотантры – европейского суррогата восточных учений, широко распространившейся в 60-х годах прошлого века.
Современные «кружки» тантрического секса – посиделки иного сорта. Никакого отношения они к тантрическому учению и монастырям не имеют.
— Почему вам важно исследовать мозг монахов, которые погружены именно в тантрическую медитацию, а не какую-либо другую?
— Во-первых, до нас это никто не исследовал. Так уж получилось, что
я и мои коллеги оказались первыми учеными, кто был допущен с аппаратурой в тантрические монастыри. Этому способствовали рекомендации Его Святейшества далай-ламы и расположение настоятелей самих монастырей.
Во-вторых, именно в тантрических медитациях подробно и четко разработаны 8 этапов так называемого «растворения» грубых повседневных реалий или грубого сознания во все более тонкие его слои вплоть до «Ясного света».
У меня есть книжка Ламы Цонкапы, выдающегося философа и проповедника буддизма, написанная 600 лет назад, в которой даны «рецепты» этих медитаций. Все эти сотни лет тантрические монахи осваивают одни и те же 8 этапов, к примеру, тантры Гухьясамаджи. Для исследователя это — золотой стандарт: каждый монах проходит регламентированные 8 мысленных упражнений! Остается только записать активность 35-40 областей коры головного мозга каждого монаха на всем этом пути.
— Для чего?
По записям электрической и метаболической активности мозга будем разбираться, какие структуры мозга, на каком этапе медитации и как меняют свою активность.
Нейрофизиологическая наука богата наблюдениями всяких разных состояний мозга при самых разных психических нагрузках. Можно будет сделать сравнительный анализ и попробовать понять на что же похоже, к примеру, состояние «Ясного света».
— Ну, поймете, на что похоже, дальше что?
— Состояние «Ясного света» – это, как мы говорили, уже очень близко к пониманию «всего». Возможно – это знакомое каждому творческому человеку состояние вдохновения, когда вдруг неведомо из какого сора рождается блестящая идея. Вот и получается, что знание уже есть в голове, но приходит на ум в виде догадки только в состоянии вдохновения.
— Вы утверждаете, что все знания уже есть в голове? Но есть ведь описательные вещи: как устроена клетка, где расположены экзопланеты? Разве можно это взять из головы, не используя микроскопы и телескопы?
— Структуры природы можно описывать сколько угодно, используя разные инструменты, но, в конечном итоге, важны не сами описания, а как «это все работает». Для этого нужны гипотезы, идеи.
Взять вот ДНК. Структура была уже описана очень хорошо, а идеи, как она работала, не было. На столе у Розалинд Франклин (английский биофизик и ученый-рентгенограф, сделанные ею снимки ДНК отличались особой четкостью) лежали распечатки структуры ДНК, но она не догадалась, как это работает. А вот Джеймс Уотсон и Френсис Крик, заглянув к ней в комнату, сообразили. Откуда они это взяли? Из головы. Или вот гипотеза Пуанкаре…
— Это тоже догадка?
— Еще какая. Анри Пуанкаре, выдающийся математик, тем не менее не мог доказать свою собственную гипотезу про устройство пространства. Гипотеза была очень сложной и заковыристой в своем изложении: «Всякое односвязное компактное трехмерное многообразие без края гомеоморфно трехмерной сфере», — вы скажете: выдумал какую-то муть. Между тем, это был кирпичик в понимании устройства Вселенной, он очень нуждался в доказательстве. Вот люди и не знали, что об этом думать целые 100 лет, пока Григорий Перельман не доказал эту гипотезу.
Доказательство оказалось нечеловечески сложным, даже крупнейшие математики, которые работали в этой области, по отдельности не смогли его проверить. Тогда было решено собрать пять-шесть ведущих математиков, которые за два года написали толстый труд: раза в три-четыре больше, чем доказательство Перельмана, в котором показали, что Перельман прав.
Но правильную идею высказал именно Пуанкаре. Откуда он ее взял, при том, что доказательство оказалось не под силу человечеству? Не из того ли «Ясного света»?
— Но почему же тогда Пуанкаре выдвинул эту гипотезу, а не какой-нибудь тибетский лама?
— Потому что у Пуанкаре был профессиональный язык, на котором он смог ее сформулировать. Если бы лама тоже был математиком, то, возможно, он сделал бы это раньше, да еще и сам доказал.
— Получается, что вы изучаете «вещи в себе», — людей, которые достигают каких-то уровней знания для себя, не для человечества, никакой пользы не приносят…
— Я как раз думаю, что очень даже приносят. Тибетские монахи взяли на себя особую миссию. Они прокладывают путь, по которому должны идти и другие, особенно исследователи природы человека.
В буддийском учении дается путь и методы, как подойти к «Абсолютной истине», проще говоря — к состоянию вдохновения, когда эта истина открывается тому, кто может ее изложить на профессиональном языке.
Мы, как исследователи, занимаемся тем, чтобы сделать эту способность монахов общедоступной. Образно говоря, монахи верят, что все знание уже находится в голове, надо только до них докопаться.
Вы будете спорить с этим?
— Буду спорить. Головы же не было когда-то вообще, и где тогда было все знание? Земля существует около пяти миллиардов лет, человек на Земле — пусть миллион. Значит, до того, как все переместилось в человеческую голову, «оно» где-то было?
— Да, есть один вопрос, по которому у нас с буддистами нет согласия: вопрос о природе сознания. Он звучит так: «нужна ли сознанию голова человека»? Буддийское учение говорит о том, что сознание не может взяться из ничего, и не может исчезнуть куда-то. Это учение о реинкарнации, о претворении сознания умершего человека в теле другого, только что родившегося. Как видно, голова здесь ни при чем.
Мне такой подход не нравится. На мой взгляд, сознание у каждого человека появляется заново, но не как совокупность постепенно накапливаемых знаний, а как самоорганизующаяся на основании опыта человека персональная ментальная модель внешнего физического мира. Подсмотреть как она работает можно, а в формулах записать уже сложнее. А вот доступ к этой модели ровно такой, как к «Ясному свету». Вот почему так важно понять, как работает мозг в состоянии медитации.
— Где вы были в последний раз?
— Это тантрические монастыри Гьюто, Шераблинг, — они в Индии в предгорьях Гималаев, и еще один в Непале — Копан.
— И везде вы снимали энцефалограммы у монахов, который проходят 8 стадий тантрической медитации?
— В этот раз не только энцефалограммы, — я прямо от производителей привез из Швейцарии с собой новейший прибор, который позволяет регистрировать интенсивность кровоснабжения в разных отделах коры больших полушарий мозга. Метод называется «спектроскопия в нижней инфракрасной области», сокращенно NIRS (Near-infrared spectroscopy). По результату этот метод отдаленно похож на метод МРТ, но портативный.
Таким образом, у каждого монаха мы в 35 областях коры измеряли ЭЭГ и одновременно в 54 областях — интенсивность кровоснабжения.
— Почему вас интересует кровоток?
— Интересует ЭЭГ и NIRS в комплексе: эти методы одновременно мониторируют электрическую и метаболическую активность мозга. Электричество – это больше про информационную сторону дела, а кровоток — про энергетическую. Электрическая активность быстро развивается и быстро гаснет, но, если в данной области мозга увеличивается кровоток, значит, это был только запуск и процесс продолжается. Может и наоборот, энцефалограмма еще не меняется, а кровоток уже начинает нарастать, значит, что-то готовится. То есть, это разные «окошки» для подсматривания за работой мозга.
— Сколько монахов вы исследовали в этот раз?
— Всего в разных монастырях немногим больше 20.
— Когда данные будут обработаны?
— Надеюсь, до конца года. Это же у меня факультативный проект, есть еще основные штатные проекты на биофаке МГУ, место основной моей службы.
— А кто был инициатором этого проекта?
— Он организован по инициативе его Святейшества далай-ламы после визитов к нему группы российских нейроученых, в том числе и меня, в 2017 и 2018 годах. Руководит проектом академик Святослав Всеволодович Медведев.
— Каков план исследования на ближайшие месяцы?
— Осенью собираюсь в очередную экспедицию. На этот раз надеюсь поработать с так называемыми «отшельниками» — монахами, уединившимися от монастырской суеты для более основательного продвижения к «Ясному свету».