16 января 1947 года, всего через час после того, как закончилось двухдневное судебное следствие в Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством Василия Ульриха, были казнены шесть руководителей белоэмигрантских организаций и воинских формирований во главе с Петром Красновым, воевавшие на стороне Третьего рейха. Все шестеро были повешены в Лефортовской тюрьме, и сам способ их казни должен был подчеркнуть неординарность этого случая, так как обычно в Советском Союзе приговоренных расстреливали. Вешать начали во время Великой Отечественной войны, да и тогда такое случалось нечасто. Таким образом казнили, в частности, членов зондеркоманд СС — причем иногда даже публично, а также — в начале и в конце августа 1946 года — главнокомандующего Русской освободительной армии Андрея Власова вместе с его штабом и белоэмигранта Григория Семенова, воевавшего против СССР на стороне Японии.
Процесс над «красновцами» официально назывался «процессом над агентами германской разведки, главарями вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны». Всех их выдали еще в конце мая 1945 года оккупационные власти Великобритании в рамках так называемой операции «Килхаул». Тогда производилась, в частности, выдача представителям советской стороны казаков, принимавших участие в войне на стороне Германии. Это происходило в австрийских городах Лиенце и Юденбурге и считалось, что репатриация производится в соответствии с Ялтинскими соглашениями начала 1945 года, однако согласно этим договоренностям передаче подлежали лишь советские граждане, бывшие таковыми на момент 1 сентября 1939 года, а белогвардейцы и белоэмигранты, в том числе и казаки, никогда не являвшиеся гражданами СССР, не подлежали выдаче. Тем не менее свыше 50 тысяч казаков вместе с семьями и детьми, зачастую родившимися уже за границей, были выданы и подвергнуты фильтрации в советских лагерях. Казаки, воевавшие даже не на территории СССР, а против югославских партизан, затем сдавшиеся и содержавшиеся какое-то время в лагерях англичан, пытались сопротивляться депортации, однако при попытке вырваться гибли от английских пуль, прорваться и выжить удалось лишь единицам.
Вместе с начальником Главного управления казачьих войск при Министерстве оккупированных восточных территорий Германии Петром Красновым осудили и повесили Тимофея Доманова — сотника Белой армии, генерал-майора вермахта, походного атамана Казачьего стана Главного управления казачьих войск при том же министерстве; Султана Клыч-Гирея — генерала-майора Белой армии, начальника Черкесской конной дивизии — так называемой Дикой дивизии; затем одного из племянников Краснова, Семена Краснова — полковника Белой армии, генерал-майора вермахта, начальника штаба Главного управления казачьих войск при Министерстве оккупированных восточных территорий Германии; Андрея Шкуро — генерал-лейтенанта Белой армии, начальника Резерва казачьих войск при Главном штабе войск СС; и, наконец, Гельмута фон Паннвица, группенфюрера СС, генерал-лейтенанта войск СС, верховного походного атамана Казачьего стана, командира 15-го казачьего кавалерийского корпуса СС. Последний как гражданин Германии мог избежать выдачи, однако принял решение разделить судьбу казаков и был выдан СССР вместе с остальными. Сам Паннвиц говорил об этом так: «Я делил со своими казаками счастливое время, я останусь с ними и в несчастье».
Заседание 16 января 1947 года закончилось в 19:39 по московскому времени, а уже через час, в 20:45, во внутреннем дворе Лефортовской тюрьмы приговор был приведен в исполнение.
В 1990-х годы, после перестройки, были предприняты попытки реабилитации подсудимых во главе с Красновым, однако на какое-то время реабилитирован был лишь фон Паннвиц, а впоследствии и его реабилитация была отменена. Остальным осужденным Военной коллегией Верховного суда в реабилитации было отказано еще 25 декабря 1997 года. Дальнейшие попытки реабилитации также оказались безрезультатными.
Спорным до сих пор остается не сам факт активного сотрудничества казненных с гитлеровцами, а способ ведения войны, практикуемый казаками. Так, Самуэль Ньюленд из Института стратегических исследований США в своей книге «Казаки в немецкой армии» (Cossacks in the German Army 1941-1945. London, 1991) считал, что казаки старались соблюдать общепринятые правила ведения войны и Женевскую конвенцию, хотя это им не всегда удавалось. По его словам, казаки «действовали великолепно», даже если они иногда давали волю «скверным привычкам», а фон Паннвиц, согласно этой книге, — «смелый и дисциплинированный солдат». Однако британский историк Бэзил Дэвидсон, служивший офицером связи между союзниками и партизанами Тито в Югославии, утверждал, что «Паннвиц был безжалостным командиром шайки кровавых мародеров».
Но в любом случае казаки, носившие немецкую форму, считали свою службу в гитлеровской армии не предательством и изменой родине, а продолжением гражданской войны, разгоревшейся после революции 1917 года, эпизодом непрекращающейся борьбы против коммунизма.
Американский историк Майкл Пэрриш в 1996 году в книге «Малый террор: советская государственная безопасность, 1939–1953 гг.» (The Lesser Terror: Soviet State Security, 1939-1953) утверждал, что «бойцы Казачьего корпуса сражались в Югославии с жестокостью, уступавшей лишь головорезам из усташей». Впрочем, и он считал, что «они были лишь немногим хуже прочих воюющих сторон». «Несмотря на одиозный послужной список в антипартизанских операциях, Казачий корпус никогда не развертывался на советской земле, а его генералы никогда не были советскими гражданами, — однако разные тонкости международных законов никогда не сдерживали Сталина, — пишет Пэрриш. — После формального следствия все они были повешены 17 января 1947 года, включая Паннвица, который тут стал истинной редкостью: действующий немецкий офицер со смертным приговором за военные преступления и, в его случае, без последующего оправдания. Трагическая и несправедливая судьба казачьих генералов, романтизированная многими британскими авторами, критикующими их насильственную репатриацию западными союзниками в конце войны, не должна заслонять от нас их криминальное поведение в Югославии: в которой, возможно, их и следовало бы судить и где их судьба была бы такой же, но с достаточным количеством обоснований».
В статье в советской газете «Правда», где сообщалось о казни «красновцев», говорилось, что Петр Краснов признал себя виновным по всем пунктам обвинения, однако это утверждение невозможно проверить, поскольку суд над ним не был публичным.
В ряде изданий приводится также текст последнего слова Краснова, стенограмма которого содержится в документах следственного дела, но в его подлинности историки сильно сомневаются. «Два месяца назад, 7 ноября 1946 года, я был выведен на прогулку, — рассказывал Краснов. — Это было вечером. Я впервые увидел небо Москвы, небо моей родины, я увидел освещенные улицы, массу автомобилей, свет прожекторов, с улиц доносился шум… Это мой русский народ праздновал свой праздник. В эти часы я пережил очень много, и прежде всего я вспомнил про все то, что я сделал против русского народа. Я понял совершенно отчетливо одно — что русский народ, ведомый железной, стальной волей его вождя, имеет такие достижения, о которых едва ли кто мог мечтать… Тут только я понял, что мне нет и не будет места в этом общем празднике… Я осужден русским народом… Но я бесконечно люблю Россию…»
В этом последнем слове Краснов якобы сам признает справедливость приговора: «Мне нет возврата. Я осужден за измену России, за то, что я вместе с ее врагами бесконечно много разрушал созидательную работу моего народа… За мои дела никакое наказание не страшно, оно заслуженно… Я уже старик, мне недолго осталось жить, и я хорошо понимаю, что не могу жить среди русского народа: прожить скрытно нельзя, а показываться народу я не имею никакого права… Я высказал все, что сделал за тридцать лет борьбы против Советов… Я вложил в эту борьбу и мои знания, и мою энергию, все мои лучшие годы и отлично понимаю, что мне нет места среди людей, и я не нахожу себе оправдания».
К моменту казни атаман Краснов успел прожить долгую и яркую жизнь. Он родился в 1869 году в Петербурге и происходил из авторитетного донского казачьего рода. Закончил с отличием Первое военное Павловское училище, в начале Первой мировой войны сразу же отличился — во главе отряда выбил неприятеля с железнодорожной станции, за что получил Георгиевское оружие, а на следующий год его удостоили ордена Святого Георгия. Во время Февральской революции Краснов подчинился Временному правительству, а после Октябрьской после приказа Керенского с отрядом из 700 казаков выступил на Петроград, но вынужден был заключить перемирие с большевиками, бежал на Дон и там продолжил борьбу, возглавив восстание казаков. На Дону его избрали атаманом, он создал Всевеликое Войско Донское и пытался построить отдельное государство казаков, предложил мир германскому императору Вильгельму II, получал от него оружие и в результате всего этого поссорился с другими руководителями Белого движения, ориентировавшимися на Антанту. После поражения Германии в Первой мировой войне, своей вынужденной отставки и передачи армии Деникину Краснов в конце концов эмигрировал в Германию, затем переехал во Францию, стал литератором и даже был номинирован в 1926 году на Нобелевскую премию по литературе.
В 1930-е годы Краснов начал открыто симпатизировать нацистскому режиму, вновь оказался в Германии и возглавил Главное управление казачьих войск. В одном из писем 1940 года Краснов писал: «Казаки и казачьи войска как автономные самоуправляемые Атаманами и Кругом области могут быть лишь тогда, когда будет Россия. Значит, все наши помыслы, устремления и работа должны быть направлены к тому, чтобы на месте СССР — явилась Россия». В день, когда Гитлер напал на Советский Союз, Краснов обратился с воззванием к казакам: «Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии Русские и Император Александр I в 1813 году».
Во время Второй мировой сам Краснов по причине преклонного возраста не участвовал в боевых действиях, однако был активным пропагандистом союза белоэмигрантов с гитлеровцами и вдохновителем участия в «общей войне» с большевиками всех казаков. В этом смысле он резко разошелся со многими другими бывшими лидерами Белого движения, прежде всего Деникиным. С другим русскими коллаборационистами, например с генералом Власовым, у него также были серьезные разногласия. Знаменитый власовский манифест, положивший начало созданию РОА, Краснов раскритиковал за то, что «там мало говорится о православной вере и нет ни слова о жидах». Собственно антисемитизм Краснова и его авторитет среди казачества и в наше время для некоторых консервативных кругов делают его фигуру столь привлекательной, что они не прекращают попыток его реабилитации и установки памятников — хотя бы на частной территории. Так, 4 августа 2006 года в станице Еланской Шолоховского района Ростовской области на территории одного из частных домов был открыт мемориальный комплекс и музей, посвященные памяти донских казаков, воевавших против советской власти, в том числе и на стороне Третьего рейха.