Визиту наркома иностранных дел и председателя правительства СССР Вячеслава Молотова в Берлин для бесед с лидерами Третьего рейха в ноябре 1940 года было уделено повышенное внимание: решался вопрос дальнейших отношений двух стран, переживавших в то время серьезный кризис. Переговорный процесс контролировал Иосиф Сталин. На Белорусском вокзале Молотова провожала представительная делегация во главе с заместителем председателя Совнаркома СССР Николаем Булганиным. В назначенное время от перрона отошел необычный литерный поезд из нескольких вагонов западноевропейского образца. Вместе с членами советского правительства в Берлин отправились сотрудники немецкого посольства.
Отъезду сопутствовал инцидент: поезд остановился через десять метров, вновь тронулся и опять резко затормозил. Оказалось, посол Германии в СССР Фридрих-Вернер фон дер Шуленбург дважды подряд срывал стоп-кран, поскольку ему до отъезда не успели доставить парадный мундир: в нем он хотел выйти из вагона в Берлине. В конце концов, поезд ушел, не дождавшись багажа дипломата. Как вспоминал участник проводов Молотова, управляющий делами Совнаркома Яков Чадаев, машину с чемоданами Шуленбурга не пропустили на привокзальную площадь из-за отсутствия спецпропуска. Поэтому два автомобиля отправились вдогонку за поездом.
Из-за гололедицы одна из них попала в ДТП на Можайском шоссе. Вторая настигла состав в Вязьме.
«Советская делегация ехала в Берлин, чтобы заявить Гитлеру о его непонятном и недопустимом поведении в Румынии, Болгарии, Финляндии, — отмечал Чадаев. — Назревал дипломатический конфликт и охлаждение в советско-германских отношениях. Заключенный договор уже не выдерживал испытания временем. Однако тонкости этого дела знали еще немногие. Только для Молотова и работников НКИД были под большим секретом подобраны материалы, говорящие о нарушениях договора, и тезисы предлагаемых переговоров. Гитлер уже начал свои разглагольствования о мировом господстве, о неизбежном поражении Англии. Сталин в ту пору стал более открыто высказывать недовольство поведением Гитлера: мол, немцы просят больше поставок, а сами нарушают свои обязательства да к тому же еще ведут подозрительную возню на границах. Всех тревожил вопрос: что же дальше? Как долго еще будет соблюдать Гитлер свои обязательства по советско-германскому пакту о ненападении?»
Молотов совершал заграничную поездку впервые с 1921 года. Он вообще редко покидал Москву, зато демонстрировал поразительную усидчивость, за что еще от Владимира Ленина удостоился прозвища «каменная задница». На берлинском вокзале Молотова встречали имперский министр иностранных дел Йоахим фон Риббентроп и почетный караул. Оркестр исполнил «Интернационал», служивший официальным гимном СССР. Для нацистской Германии это было исключительное событие.
В тот же день Молотов и Риббентроп обсудили структуру предстоящих переговоров.
Глава МИД Третьего рейха представил своему гостю проект соглашения о сферах влияния между Германией, Италией, Японией и СССР. Советскому Союзу предлагалось двигаться на юг к Персидскому заливу и далее к Индийскому океану. В качестве залога Риббентроп предложил Москве в лице Молотова содействие в переговорах о соглашении с Турцией, которое дало бы контроль над черноморскими проливами. В ответ наркоминдел запросил информацию о Пакте трех держав — договоре о разграничении зон влияния между Германией, Италией и Японией — и намерениях его участников. Как подчеркнул Молотов, соглашение о сферах влияния требует предельной точности. На этом разговор прервался: собеседники отправились на встречу с Гитлером.
«Как и следовало ожидать, фюрер — многословно и размыто — обрисовал Молотову перспективы войны, — пишет британский историк Джеффри Робертс в своей книге «Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны». — В ответ нарком сделал несколько туманных замечаний, но затем задал Гитлеру вопросы из сталинских директив: каков смысл Пакта трех держав? Какое значение для Европы и Азии имеет «новый порядок» — план нацистской Германии по глобальной геополитической реструктуризации? Какая роль отводится СССР в этом проекте? Гитлер указал, что он хочет, чтобы СССР участвовал в Пакте трех держав, на что Молотов ответил: «Советский Союз может принять участие в широком соглашении четырех держав, но только как партнер, а не как объект».
Как вспоминал позднее переводчик нацистского лидера Пауль-Отто Шмидт, Молотов задавал вопрос за вопросом: «При мне никто из иностранцев с Гитлером так не говорил». Переговоры пришлось прервать через два с половиной часа из-за угрозы налетов британской авиации.
Утром 13 ноября 1940 года глава НКИД обсудил советско-германские хозяйственные отношения с Германом Герингом и провел беседу общего характера с заместителем фюрера в НСДАП Рудольфом Гессом. А днем Молотов вновь встретился с Гитлером. Между ними состоялся детальный разговор о Финляндии.
Ряд историков склонен считать, что именно тогда Молотов, успевший получить необходимые инструкции от Сталина, назвал условия СССР для присоединения к странам оси.
В частности, нарком призвал остановить переброску немецких войск через Финляндию и антисоветские демонстрации в стране. В свою очередь, Гитлер спросил, будут ли поделены территории Британской империи в случае военного поражения Англии, которое он считал почти решенным делом. Теперь Молотов свернул разговор на Турцию: Москва стремилась не просто заключить соглашение с Анкарой о проливах, но и «привязать» к себе Болгарию. И тут фюрер ушел от прямого ответа, пояснив, что ему нужно посоветоваться с Бенито Муссолини.
Хозяин и гость расстались из-за воздушной тревоги, так ни о чем конкретном и не договорившись. Молотов откланялся и пошел к машине советского посольства, чтобы уехать в свою берлинскую резиденцию. Его проводил телохранитель Гитлера и телефонист Рохус Миш, заботливо укрывший ноги советского дипломата пледом.
Годы спустя он вспоминал: «Когда я вернулся в гостиную, я получил воздушную сводку. Вражеский самолет направляется к Берлину. Посол Вальтер Хевель опомнился первым: «Что мы будем делать с Молотовым, если самолет пролетит над городом и сбросит бомбу нам на головы? У нас нет для него достаточно безопасного места!» И вот именно тогда, в ходе этого запоздалого обсуждения, Гитлер принял решение построить бункер, достойный называться бункером, и построить его в подходящем для этого месте. «Придет время, когда не только отель «Адлон», но и глава германского государства сможет предоставить своим гостям достойное убежище», — заключил Гитлер».
Вечером в честь Молотова состоялся торжественный ужин в советском посольстве. На банкет пришел Риббентроп.
Он принес конкретное предложение от Гитлера: СССР присоединяется к Пакту трех держав, и к договору будут приложены два секретных протокола — один определит сферы влияния, другой будет посвящен окончанию турецкого господства над черноморскими проливами. Снова взяв слово, Молотов спросил о судьбе Румынии с Венгрией и намерениях Италии и Германии в отношении Греции и Югославии. Риббентроп отвечал весьма уклончиво, стараясь все же прояснить, готов ли СССР участвовать в ликвидации Британской империи. Молотов же повторял: говорить об этом слишком преждевременно, сперва необходимо разобраться в текущих проблемах советско-немецких отношений.
Так и не найдя консенсус, дипломаты осознали тщетность дальнейших попыток и завершили беседу. В этот момент английские самолеты вновь ударили по немецкой столице. Собеседники срочно перешли в безопасное место. Это дало повод Молотову парировать слова Риббентропа о неминуемом конце Британской империи.
«Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом убежище? И чьи это бомбы падают так близко, что разрывы их слышатся даже здесь?» — спросил глава правительства СССР.
На следующую ночь, 14 ноября 1940 года, немецкая авиация нанесла ответный удар по Ковентри.
Ну а фактический провал советско-немецких переговоров в Берлине мог означать только одно: на пути к господству в Европе у Гитлера оставалась одна значительная преграда — СССР. По мнению многих историков, уже в декабре нацистская верхушка твердо решила готовиться к еще одной войне.
Перед отъездом из Берлина Молотов в телеграмме Сталину констатировал, что беседы не дали «желательных результатов», но выявили настроения Гитлера, с которыми «придется считаться». Как уточнял нарком, Гитлер был с ним вполне корректен, хотя произвел впечатление самодовольного, даже самовлюбленного человека, умного, но ограниченного в силу «нелепости своей изначальной идеи».
Вернувшись в Москву, Молотов представил подробный отчет о переговорах с фюрером в Политбюро ЦК ВКП(б). Он заключил, что «затеянная по инициативе фашистской стороны встреча явилась лишь показной демонстрацией». Если верить Чадаеву, именно тогда наркоминдел сделал вывод о грядущем нападении Германии на СССР — и Сталин согласился с этим прогнозом. При этом Молотов и Сталин намеревались продолжить общение с немецким фюрером.
25 ноября Молотов представил Шуленбургу меморандум с условиями участия СССР в Пакте трех держав.
Среди этих требований значился вывод частей вермахта из Финляндии, а также подписание советско-болгарского договора о взаимопомощи, признание советских притязаний к югу от Батуми и Баку в направлении Персидского залива, соглашение с Турцией, обеспечивающее Москве создание военно-морских баз на черноморских проливах, отказ Японии от права на добычу угля и нефти на севере Сахалина. Встречные предложения советской стороны были оставлены без ответа.