Николай Вавилов считается одним из крупнейших ученых XX века. Сегодня в его честь названы поселки в Дагестане и Крыму, улицы в больших городах России и Украины. К концу 1930-х он написал сотни книг и научных статей, имел тысячи учеников и последователей, сделал эпохальные открытия в области происхождения растительного мира, собрал уникальную коллекцию растений, совершил множество экспедиций. Благодаря Вавилову советские генетики не уступали иностранным специалистам. Ученого очень ценили за рубежом, где избирали членом академий наук разных стран. Биохимик Дмитрий Прянишников сказал про Вавилова:
«Николай Иванович – гений, и мы не сознаем этого только потому, что он наш современник».
Независимо мыслящий популярный ученый демократических убеждений, поддерживающий тесные контакты с зарубежными коллегами и часто бывавший за границей, на нравился властям. С большим недоверием к Вавилову относился Иосиф Сталин, впервые встретившийся с ним в 1929 году. Кроме того, по своему происхождению академик мог считаться «классово чуждым»: его отец-предприниматель сколотил большое состояние, а после революции эмигрировал в Болгарию.
Когда на различных процессах того времени, имевших целью окончательный разгром внутрипартийной оппозиции, на скамье подсудимых оказывались коллеги Вавилова – профессора Тимирязевской сельскохозяйственной академии, МГУ, руководство Наркомзема и Наркомфина – ученый выступал в их поддержку. На протяжении 1930-х годов в советской прессе неоднократно появлялись обвинения Вавилова с использованием прямых фальсификаций ситуации в сельском хозяйстве. Ученому приходилось регулярно выступать с опровержениями.
Дело на Вавилова было заведено еще в 1920 году. Органы госбезопасности тщательно собирали сведения от информаторов и добровольных доносчиков, а завистников у ботаника хватало. Считается, что материалы против Вавилова начали целенаправленно фабриковать с 1931 года как раз на основе публикаций в печати и доносов.
Вавилов стал одной из последних жертв кампании по подавлению классической генетики в Советском Союзе – так называемой лысенковщины, названной по имени Трофима Лысенко.
Он был научным оппонентом Вавилова, а его громкие обещания вполне соответствовали духу времени, будь то зимнее культивирование гороха, яровизация или создание новых сортов зерновых за 2,5 года.
Как формулировал в своей книге «Неизвестный Сталин» историк Рой Медведев, с арестом Вавилова «задержались не из-за отсутствия доносов, их было множество, начиная с 1935 года, а из-за его международной известности». Арест ученого такой величины требовал санкции с самого верха. В своей работе автор ссылается на рассекреченные протоколы: они показали, что Политбюро обсуждало доносы на Вавилова дважды, в 1938 и 1939 годах, но не принимало никаких решений. К 1940 году пик террора в СССР прошел. Однако Вторая мировая война делала фактор международной известности Вавилова уже не таким важным, как прежде.
Толчком к развертыванию маховика репрессий послужила докладная записка Исаака Презента, ближайшего сподвижника Лысенко, написанная в 1939 году. В ней, в частности, сообщалось, что «Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались, и нельзя не сделать вывод, что они постараются использовать международный генетический конгресс для укрепления своих позиций и положения». В своем заявлении Презент пугал, что «не исключена возможность своеобразной политической демонстрации «в защиту науки» против ее «притеснения» в Советской стране».
Как указывал историк Яков Рокитянский, письмо Презента, инициированное Лысенко, закрыло Вавилову и его коллегам путь на Эдинбургский конгресс, где так и осталось незанятым кресло президента.
В следственном деле Вавилова содержатся документы, по которым прослеживается характер сценария для ареста. 18 июля 1940 года нарком земледелия СССР Иван Бенедиктов подписал приказ о командировке Вавилова в Западную Украину для сбора культурных растений. Сразу после отъезда академика из Ленинграда, 22 июля, народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Берия направил председателю Совнаркома Вячеславу Молотову письмо с просьбой выдать санкцию на арест ученого. Подписи Иосифа Сталина в деле нет.
Еще раньше, 16-го, Берия написал Молотову, что «Вавилов и возглавляемая им буржуазная школа так называемой «формальной генетики» организовала систематическую кампанию с целью дискредитировать Лысенко как ученого».
Тем временем экспедиция во главе с Вавиловым переехала из Львова в Черновцы. Участники набирали образцы семян с попутных зреющих нив, знакомились с окрестными хозяйствами, устраивали совещания с ботаниками и агрономами. 6 августа 1940 года Вавилов с группой местных научных работников и агрономов на трех машинах собирался совершить поездку из Черновцов в горный район Путивля. До Карпатских высот предстояло проехать порядка 150 километров. Погода стояла солнечная, настроение у членов экспедиции и хозяев было отличное. Однако очень скоро, еще в предгорьях, одна из машин, на которой ехал ученик и единомышленник академика Вадим Лехнович, получила несколько проколов, отстала и повернула назад.
«На обратном пути нам повстречалась такая же, как и наша, черная «эмка», — рассказывал он впоследствии. — Встречные остановили нас. Четверо мужчин стали допытываться, где находится академик Вавилов. Мы объяснили, по какой дороге поехали две другие машины. Спросили, зачем им нужен Николай Иванович. «Он захватил из Москвы какие-то документы по экспорту хлеба, — последовал ответ. — Эти документы очень нужны». Черная «эмка» двинулась дальше, разыскивать Николая Ивановича, а мы вернулись в Черновцы».
Вечером Лехнович узнал, что некие люди пригласили Вавилова проехать с ними «для срочных переговоров с Москвой». Больше друзья и коллеги его не видели.
Как отмечал в своей книге «Дело академика Вавилова» диссидент и писатель Марк Поповский, затем чекисты устроили провокацию. Около полуночи в дверь комнаты в общежитии, где остановился Лехнович, постучали два молодых человека. Они подали записку от имени Вавилова, в которой он просил выдать все его вещи ввиду срочного вызова в Москву. Гости добавили, что академик уже находится на аэродроме возле самолета. Лехнович хотел ехать с ними и лично увидеться со своим учителем. Но, когда он уже занес ногу, чтобы сесть в машину, его ударили, и он упал. Автомобиль резко сорвался с места. Только тогда Лехновичу стало ясно, что с Вавиловым произошло несчастье.
«Вавилова арестовали 6 августа 1940 года после сложной подготовки, включавшей командировку в Западную Украину, отошедшую к СССР по пакту Молотова – Риббентропа. Арест происходил в полевых условиях, практически без свидетелей. Все это говорило о том, что для ареста Вавилова был разработан сложный секретный сценарий. Только простых людей в 1930-е годы арестовывали во время ночных визитов в их квартиры. Знаменитых людей, а также генералов и маршалов арестовывали по индивидуально разработанным сценариям, чтобы создать элемент неожиданности, предотвратить огласку и возможность сопротивления», — констатирует историк Медведев.
Следователь Александр Хват начал допрашивать Вавилова 12 августа. На вопрос «Вы арестованы как активный участник антисоветской вредительской организации. Признаете ли вы себя виновным?» ученый ответил: «Нет, не признаю». Как видно из материалов дела, Хват применял недозволенные методы следствия: систематически и длительное время допрашивал Вавилова ночью, лишал сна, физически изнурял арестованного, избивал.
За предшествовавшие суду 11 месяцев академика вызывали на ночные допросы более 400 раз.
За Вавилова вступился основоположник советской научной школы в агрономической химии Дмитрий Прянишников. Он сказал Берии следующее: «Вавилов не может быть ни врагом, ни шпионом. Не может! Зачем говорить заведомую чушь?» Рискуя навлечь репрессии на себя самого, ученый несколько лет пытался вызволить коллегу из заключения. Прянишников написал несколько писем Сталину, представил сидевшего в тюрьме Вавилова к присуждению Сталинской премии и выдвигал его кандидатуру на выборы в Верховный Совет СССР.
Владимир Вернадский, в свою очередь, сказал: «Я никак не могу примириться – конкретно – с арестом Вавилова. Напоминает все это Одиссея и его спутников в пещере Полифема».
«Мне представляется, что арест академика Вавилова не стали афишировать не столько из-за его мировой известности, сколько из-за его популярности внутри страны, — высказывал предположение в своей книге «Эта короткая жизнь: Николай Вавилов и его время» писатель Семен Резник. — Тысячи ученых, агрономов, работников опытных станций лично знали Вавилова, испытывали на себе обаяние его личности, заряжались его энергией, руководствовались его идеями. Превращение академика Вавилова во врага народа сеяло смятение в головах и душах, парализовало работу целой научной отрасли, наносило новый удар по практике сельского хозяйства. Меньшим злом было подольше держать людей в неведении, ничего не объяснять: пусть недоумевают и постепенно привыкают».
9 июля 1941 года Вавилова приговорили к расстрелу. Среди прочих надуманных обвинений его объявили участником никогда не существовавших «антисоветских организаций», уличили в проведении «вредительской деятельности» и связях с белоэмигрантами. Ввиду тяжелых условий содержания под стражей здоровье Вавилова стремительно ухудшалось. 26 января 1943 года он умер в больнице саратовской тюрьмы «вследствие упадка сердечной деятельности». Ему было 55 лет.
В охваченной войной Европе исчезновение Вавилова прошло незамеченным.
Интересоваться его судьбой в Англии и США начали только в 1944 году, когда ученого давно не было в живых. А в 1945-м количество запросов резко увеличилось. Зарубежные друзья советского ботаника узнали о его участи лишь в июне 1945 года, когда Академия наук СССР торжественно отмечала свое 220-летие. В июле новым президентом АН был назначен младший брат Вавилова Сергей, ученый в области света, флюоресценции и оптики. По мнению Роя Медведева, так Сталин хотел показать, что лично он не имеет к аресту Вавилова-старшего никакого отношения.
Историк писал по этому поводу: «Он отводил от себя вину за гибель великого ученого, огромный международный престиж которого стал ясен ему только сейчас. Характеристика Сергея Вавилова, составленная в НКГБ, не давала Сталину других поводов для отвода, кроме арестованного и погибшего в тюрьме брата, НКГБ констатировал, что Сергей Вавилов «политически настроен лояльно». Отмечался также его огромный научный авторитет и организаторские способности».
Историк Рокитянский, наоборот, полагал, что именно Сталин являлся инициатором ареста и уничтожения Вавилова.
После смерти вождя Лысенко было все труднее противостоять общественному мнению и упрекам ученых. Он иногда выходил из себя и кричал: «Я не убивал Вавилова! Я не убивал Вавилова! Я не убивал Вавилова!».
20 августа 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила судебный приговор и прекратила дело в отношении Вавилова за отсутствием состава преступления.