29 апреля 1945 года, за полтора дня до самоубийства, Адольф Гитлер изложил свою последнюю волю в завещании. Оно состояло из личной и политической частей. Документ он составил в фюрербункере и подписал в 4 утра. В завещании сообщалось о выборе смерти вместо «позора капитуляции». После ухода из жизни Гитлер просил кремировать его вместе с супругой Евой Браун, с которой он в тот же день сыграл свадьбу. Текст под диктовку фюрера напечатала на машинке личный секретарь лидера НСДАП Траудль Юнге.
Годы спустя в своих мемуарах она приводила слова, обращенные к ней: «Как вы, моя дорогая? — спросил он меня. — Вы хоть немного отдохнули? Я хотел бы продиктовать вам кое-что. Сможете, как по-вашему?» Юнге поняла, что именно Гитлер собрался диктовать, только увидев заголовок «Мое завещание». Оно начиналось следующей фразой: «Поскольку я не считал возможным брать на себя такую ответственность, как вступление в брак, в годы войны, то решил теперь, перед окончанием земной жизни, жениться на женщине, которая после долгих лет верной дружбы добровольно прибыла в осажденный город, чтобы разделить мою участь. Она умрет со мной в качестве моей супруги, согласно ее пожеланию».
Кроме признания законности брака с Евой Браун сообщалось о передаче принадлежавших им ценностей и предметов обихода родственникам и «верным сотрудникам» и о хранении коллекции произведений искусства в галерее Линца. Все остальное имущество завещалось нацистской партии.
По воспоминанию Юнге, она «печатала со всей скоростью, на какую только была способна».
«Пальцы мои работали механически, и я сама удивилась, что сделала так мало опечаток», — отмечала секретарша.
Ей пришлось создать несколько копий документа. Четыре их них были переданы адъютанту фюрера майору Вилли Йоханмайеру и чиновнику министерства пропаганды Хайнцу Лоренцу. В книге Джеймса О'Доннелла выказывается основанное на сравнении сочинений Гитлера и Йозефа Геббельса предположение, что последний как минимум частично имел отношение к написанию формулировок в тексте.
В первой части политического завещания Гитлер подводил итоги своей жизни и деятельности, а также рассуждал о причинах начала Второй мировой войны, возложив вину за нее на иностранных политиков, «которые либо сами были еврейского происхождения, либо действовали в интересах евреев». Если верить тексту, ни сам Гитлер, ни кто-либо другой в Германии не хотел войны в 1939 году.
«Я сделал слишком много предложений по сокращению и ограничению вооружений, которые потомство никогда не посмеет отрицать, чтобы ответственность за эту войну можно было возложить на меня. Кроме того, я никогда не хотел, чтобы после первой злосчастной мировой войны возникла вторая — против Англии и даже Америки. Еще за три дня до начала немецко-польской войны я предложил британскому послу в Берлине решение немецко-польских проблем, подобное решению Саарского вопроса под международным контролем. Но оно было отвергнуто, так как круги, задающие тон в английской политике, желали войны, частично из-за выгодных сделок, частично подгоняемые организованной международным еврейством пропагандой. Но у меня не оставалось никакого сомнения в том, что если народы Европы будут опять рассматриваться только как пакеты акций этих денежных и финансовых заговорщиков, то тогда к ответу будет привлечен также и тот народ, который является истинным виновником этой убийственной войны: еврейство!» — говорилось в завещании.
Гитлер признавался, что не хочет попасть в руки врагов, которые «для увеселения своих подстрекаемых масс нуждаются в инсценированном евреями зрелище».
Поэтому, писал Гитлер, он решил остаться в Берлине и добровольно принять смерть. Фюрер собирался умереть «с радостным сердцем» перед лицом осознанных им «неизмеримых подвигов и достижений» немецких солдат на фронте.
Во второй части политического завещания Гитлер подверг жесткой критике, «изгнал» из НСДАП и снял со всех государственных постов Германа Геринга и Генриха Гиммлера. Своим ближайшим соратникам фюрер поставил в вину попытку захвата власти и переговоры с противником.
«Геринг и Гиммлер своими тайными переговорами с врагом, которые они вели без моего ведома и против моей воли, а также своей попыткой, вопреки закону, захватить власть в государстве в свои руки, причинили стране и всему народу неизмеримый ущерб, не говоря уже об измене по отношению ко мне лично», — отмечал Гитлер.
Напротив, Мартина Бормана и Йозефа Геббельса он в своем финальном послании счел нужным похвалить. Им он доверил роль свидетелей на своей свадьбе. Кроме того, он благодарил их за верную службу и призывал не кончать самоубийством. После нескольких исправлений в завещании появился новый состав правительства, состоящий «из честных людей, которые выполнят обязательство дальше продолжать войну всеми средствами». Так, рейхсканцлером вместо Гитлера становился Геббельс, а рейхспрезидентом – гросс-адмирал Карл Дениц. Ему же фюрер поручил принять командование вермахтом. Должности Гиммлера поделили Карл Ганке и Пауль Гизлер: первый занял пост рейхсфюрера СС и начальника немецкой полиции, второй получил мандат рейхсминистра внутренних дел. Бормана его многолетний шеф видел рейхсминистром по делам партии.
«Хотя некоторое число этих людей, таких как Борман, доктор Геббельс, включая их жен, примкнули ко мне по доброй воле и ни при каких обстоятельствах не хотят покинуть столицу рейха, а готовы погибнуть вместе со мной, я должен их все же просить подчиниться моим требованиям и в данном случае поставить интересы нации над своими собственными чувствами. Как товарищи они после смерти будут стоять ко мне так же близко, как и мой дух будет пребывать среди них и постоянно их сопровождать. Пусть они, наконец, осознают, что наша задача построения национал-социалистического государства представляет собой труд будущих поколений, который обязывает каждого отдельного человека всегда служить общему делу и в соответствии с ним отодвигать назад свои собственные выгоды», — констатировал Гитлер.
Напоследок нацистский лидер обязывал руководство нации и подчиненных к «неукоснительному соблюдению расовых законов и к беспощадному сопротивлению мировому отравителю всех народов — международному еврейству».
В качестве свидетелей документ подписали, помимо Геббельса и Бормана, генералы Вильгельм Бургдорф и Ганс Кребс.
Трое из них в следующие дни покончили с собой, а Борман, вероятно, погиб при попытке бежать из Берлина.
«Мне подумалось, что я стану первым человеком на земле, кто узнает, отчего же все это произошло, — писала в мемуарах Юнге. — Он скажет что-то такое, что все объяснит, научит нас чему-то, оставит нас с чем-то. Но потом, по мере того, как он диктовал, боже мой, этот длиннющий список министров, которых он так абсурдно назначал в свое правительство, я подумала: как же это все недостойно. Всего лишь те же самые фразы, тем же тихим голосом, а затем, в самом конце, такие ужасные слова о евреях. После стольких терзаний и мучений — ни слова сожаления, ни слова сострадания. Я помню, как подумала, что он оставил нас ни с чем».
Месяцы спустя текст завещания был опубликован в британской и американской прессе, однако из-за опасения придания документу сакрального смысла сторонниками фюрера министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин в дальнейшем распорядился ограничить к нему доступ. Публикации прекратились, но один из вариантов завещания, а также свидетельство о браке Гитлера и Браун были выставлены на всеобщее обозрение в Национальном архиве в Вашингтоне. Сегодня документы содержатся в архивном хранилище.