У 13-го по старшинству ребенка мордовского крестьянина было трудное детство и не менее сложная юность. Проблемы с советской властью случились у него задолго до Великой Отечественной войны. В пожилом возрасте Михаил Девятаев признался «Татарской газете», что в поле зрения НКВД попал еще в 1934 году. Вместе с друзьями он насобирал колосков с убранного поля. В то время как раз вышел соответствующий указ, прозванный в народе «законом о трех колосках». Кто-то донес на Девятаева, и его задержали прямо на «месте преступления» — в доме варилась каша из свежей ржи. Опасаясь уголовного преследования за расхищение колхозной собственности, он сбежал из дома в Казань. Там окончил техникум, работал помощником капитана баркаса на Волге и занимался в аэроклубе.
Как инструктор-общественник Девятаев участвовал в переписи населения.
В процессе он поссорился со своей напарницей, которая донесла на него в НКВД. Молодого человека арестовали и полгода продержали в тюрьме.
В 1938 года Девятаева призвали в Красную армию. Он отучился в авиационном училище, где смог раскрыть свой талант летчика. В воздушных боях с немцами офицер участвовал с первых дней войны. 24 июня 1941 года он сбил под Минском пикирующий бомбардировщик Junkers Ju 87, а 10 сентября — Ju-88 севернее города Ромны.
«С первых дней Великой Отечественной войны проявил себя храбрым летчиком-истребителем, несколько раз был ранен, — отмечается в книге военного историка Вячеслава Звягинцева «Трибунал для героев». — После одного из воздушных вылетов под Тулой он совершил вынужденную посадку на поврежденном самолете и оказался в госпитале. Однако до конца не долечился и сбежал на фронт, в свой родной полк. В сентябре 1941 года получил в бою ранение в левую ногу и по решению военно-врачебной комиссии был определен в «тихоходную» санитарную авиацию.
Только в мае 1944 года, после встречи с Александром Покрышкиным, вновь стал боевым летчиком, командиром звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка.
К этому времени он имел на счету девять сбитых вражеских самолетов, четыре раза сбивали его самого. Вечером 13 июля 1944 года Девятаев вылетел в составе группы истребителей Р-39 на задание. Отражая налет вражеской авиации в районе Львова, был в очередной раз подбит и ранен в правую ногу. В последний момент он покинул горящий истребитель с парашютом и оказался в плену».
Считается, что при эвакуации из кабины Девятаев ударился головой и приземлился в бессознательном состоянии, чем воспользовались немцы. Однако потеря сознания, как утверждают исследователи, могла быть придумана самим летчиком с целью избежать последствий своего плена: во время войны за сдачу могли расстрелять.
Девятаеву довелось пройти несколько лагерей для военнопленных. Он совершил неудачную попытку побега из лагеря под Кенигсбергом: сделал подкоп, но по доносу предателя был схвачен и приговорен к смерти. В концлагере «Заксенхаузен», куда отправляли обреченных на погибель, Девятаев выжил благодаря заключенному-парикмахеру, который подменил его бирку смертника на бирку штрафника. Позже при помощи подпольщиков его перевели из штрафного барака в обычный.
В конце октября 1944 года Девятаева в составе группы из примерно 1,5 тыс. узников отправили работать на секретный полигон Пенемюнде, расположенный на острове Узедом. Там немцы разрабатывали секретное оружие — крылатые ракеты «Фау-1» и баллистические ракеты «Фау-2». Это означало, что по окончании испытаний всех свидетелей ждала неминуемая смерть.
«Во время приездов специалистов на аэродром и интенсивных испытаний ракет я и мои товарищи заметили, что в небо поднимался один и тот же самолет, стоявший в крайнем, ближайшем к нам капонире, — рассказывал Девятаев в своей книге «Полет к солнцу». — Новый двухмоторный «хейнкель» был всегда аккуратно зачехлен, около него возилось и околачивалось больше народу, чем возле других.
Нетрудно было догадаться, что этот самолет был связан с испытаниями ракет.
Все это происходило неподалеку от места нашей работы, и мы, хоть и копались в снегу, но все видели и запоминали. Вечером, как обычно, разговоры вертелись вокруг дневных наблюдений. И вот единогласно мы сошлись на том, что надо захватить именно этот, всегда заправленный, с утра прогретый «хейнкель».
По словам Девятаева, решение о побеге было принято в январе 1945 года. Остальное время заняла подготовка, распределение ролей среди участников акции и выжидание наиболее подходящего момента. Помимо главного организатора, в группу вошли еще девять человек из числа советских военнопленных. За несколько дней до побега у Девятаева произошел конфликт с уголовниками, которые вынесли ему отсроченный смертный приговор («десять дней жизни»), что вынудило его ускорить подготовку побега.
8 февраля 1945 года заговорщики приступили к реализации своего плана. Артиллерист Владимир Соколов осмотрелся и убедился, что поблизости нет посторонних, а лейтенант пехоты Иван Кривоногов по сигналу Девятаева убил конвоира, ударив его заранее заготовленной заточкой в голову. Кривоногов забрал винтовку немца, а Девятаев объявил тем, кто еще не был осведомлен, что «сейчас полетим на Родину». Заговорщики захватили немецкий бомбардировщик Heinkel He 111 H-22, к которому давно присматривалось. Уже в кабине выяснилось, что самолет не готов к полету. Устранять неполадки пришлось в спешном порядке.
«Когда мне оставалось два «дня жизни», мы смогли осуществить свой план — в обеденный перерыв убили конвоира, забрали его винтовку, с большими трудностями, но запустили двигатели, — вспоминал Девятаев годы спустя. — Я разделся по пояс, чтобы никто не видел полосатой одежды, загнал ребят в фюзеляж и попытался взлететь. Самолет почему-то не поднимался, взлететь не удалось, в конце полосы, когда я развернул самолет обратно, мы едва не свалились в море. Зенитчики побежали к нам, солдаты, офицеры, отовсюду. Наверное, думали, что один из их летчиков сошел с ума, тем более, что сидит голым. Меня осенило, что самолет не взлетает из-за того, что триммеры на посадочном положении. Навалились, все-таки три человека, пересилили. И только так, почти чудом, взлетели».
Немцы выслали вдогонку истребитель, пилотируемый Гюнтером Хобомом, однако без знания курса бомбардировщика найти его было можно только случайно. Зато Heinkel обнаружил полковник Вальтер Даль, возвращавшийся с задания.
Выполнить приказ командования и сбить борт с беглецами он не смог из-за отсутствия боеприпасов.
В своей автобиографии «Побег из ада», изданной в 1988 году, Девятаев признавался, что мог и не долететь до расположения советских войск:
«Полет продолжался в самых неблагоприятных условиях. Еще больше усложняло его мое незнание чужой машины. Ведь мне нужно было не только вести самолет, не сбиваясь с курса, но и изучать машину в полете, выяснять, какая кнопка на приборном щитке для чего предназначена
Все это каждую секунду грозило непоправимой катастрофой. Все зависело от моей выдержки, собранности, сметки и догадливости.
В то время как «экипаж», которому дела нет до того, какие неимоверные трудности стоят передо мной, пел «Интернационал», а Соколов и Кривоногов вдохновенно дирижировали, штурвал еще быстрее, чем при взлете, начал переходить в положение резкого набора высоты, огромная тяжесть навалилась мне на грудь. Создалась серьезная опасность свалиться в штопор».
В районе линии фронта самолет обстреляли советские зенитные орудия, поэтому Девятаеву пришлось идти на вынужденную посадку. Пролетев чуть более 300 км, он доставил командованию стратегически важные сведения о засекреченном центре на Узедоме. Эти данные обеспечили успех воздушной атаки на полигон.
«Я чудом посадил самолет, прямо воткнул его, аж шасси обломились. Скоро начали подбегать наши солдаты: «Фрицы, сдавайтесь!» Мы выпрыгнули из самолета, наши, как увидели полосатых, одни кости, никакого оружия, нас сразу стали качать, понесли на руках. Я тогда весил меньше 39 килограммов», — писал Девятаев.
Однако старшего лейтенанта поначалу не признали героем. Для проверки обстоятельств пленения и побега его поместили в фильтрационный лагерь НКВД. Семь других участников после лечения были зачислены в части РККА и вернулись на фронт. Лишь в сентябре 1945 года, когда Девятаева нашел Сергей Королев, в жизни офицера произошли позитивные изменения. Ученый, назначенный руководителем советской программы по освоению немецкой ракетной техники, принял от Девятаева ценные сведения и поучаствовал в его судьбе.
Заведующий музеем ВОВ в Казанском кремле Михаил Черепанов в своей статье, опубликованной в газете «Вечерняя Казань» в 2008 году, выделял следующие достижения старшего лейтенанта:
«Во-первых, он пригнал именно тот самолет, на котором было оборудование по сопровождению «Фау-2» в воздухе. Это подтверждается воспоминаниями бывшего наблюдателя Пенемюнде Курта Шанпа; во-вторых, Девятаев указал координаты ракетных установок с точностью до десятка метров, что позволило их уничтожить тогда же, в марте 1945 года; в-третьих, помог Королеву собрать необходимые узлы и детали ракеты для ее скорейшего восстановления».
Впоследствии он работал капитаном речных судов, участвовал в испытаниях новых моделей. Неоднократно посещал остров Узедом и встречался с другими участниками побега. Девятаев дожил до 85 лет. В 2002-м, в год своей кончины, он пообщался с немцем Хобомом, который должен был догнать и сбить узнанный Heinkel, но не нашел его в небе.