Выдающийся русский летчик Петр Нестеров, отец «мертвой петли», отправился в расположение Юго-Западного фронта, едва только грянули первые выстрелы Первой мировой войны. Штабс-капитан Русской императорской армии (РИА) был уже хорошо известен во всем мире как основоположник высшего пилотажа. Во Франции Нестерову посвящали заметки в газетах, восторгаясь мастерством авиатора, которому не было еще и 30 лет, а в Австро-Венгрии после первых воздушных сражений объявили награду за его голову.
В составе 11-го авиаотряда Нестеров принял активное участие в боях за Львов,
осуществляя воздушную разведку и выполнив одну из первых в РИА бомбардировок наземной цели приспособленными для этого артиллерийскими снарядами. К 8 сентября (26 августа по юлианскому календарю) уроженец Нижнего Новгорода совершил уже 28 успешных боевых и разведывательных вылетов в Галиции.
В ту пору становления военной авиации самолеты стран Антанты и Тройственного союза, кроме русского «Ильи Муромца», еще не были оснащены пулеметами. Считалось, что основной задачей летчиков является разведка. Оружие на борту, по мнению командования, неизбежно отвлекало бы экипаж от выполнения наблюдательной миссии. Поэтому первые воздушные бои велись при помощи карабинов и револьверов. Наиболее эффективным способом сбить вражеский аэроплан являлся таран.
Именно об этом и подумал Нестеров, когда увидел в небе над Жолквой (ныне райцентр в Львовской области, в 1951-1992 годах назывался Нестеров) австрийский самолет-разведчик с Францем Малиной и бароном Фридрихом фон Розенталем на борту: они вели слежку за передвижением частей РИА.
Тяжелый и маломаневренный истребитель «Альбатрос» был недосягаем для выстрелов с земли, так что Нестеров бросился ему наперерез на своем легком и быстроходном «Моране».
Австрийцы попытались уйти от столкновения, однако русский штабс-капитан догнал их и попытался нанести шасси своего аэроплана удар по краю корпуса противника. Существует мнение, что из-за крайнего переутомления Нестеров ошибся с расчетами. Вместо намеченной цели удар пришелся в середину «Альбатроса», колеса «Морана» попали под верхнюю плоскость, а винт и мотор ударили по ней сверху.
Тонкостенный вал, на котором держался ротативный двигатель «Гном», переломился. Мотор оторвался от самолета Нестерова и упал отдельно. «Моран» стал неуправляемо планировать — по-видимому, при столкновении летчика бросило вперед и он погиб, ударившись виском о ветровое стекло. Следом упал «Альбатрос». Оба австрийца разбились насмерть при ударе о землю.
Русские газеты, поместившие некролог в память о Нестерове, сообщали о том, что экипаж «Альбатроса» не просто вел разведку, а готовился к бомбардировке русских позиций.
«Увидев в районе Желтиева, в Галиции, летящий над нашим расположением австрийский аэроплан, собиравшийся бросить бомбы, Нестеров взлетел на воздух, атаковал неприятеля и протаранил неприятельский аппарат, предотвратив жертвы в наших войсках. Сам Нестеров при этом погиб смертью героя. По словам доставленных в Киев пленных австрийских офицеров, всей неприятельской армии хорошо известно имя Нестерова.
Во время воздушных разведок русских авиаторов австрийцы всегда безошибочно определяли, каким аппаратом управлял Нестеров.
Когда показывался аэроплан-птица, красиво и вольно паривший в воздухе, австрийцы указывали:— Das ist Nesteroff! Австрийцы боялись покойного, и все их усилия были направлены к прекращению его деятельности», — резюмировало одно из изданий.
После крушения мертвого Нестерова ограбили мародеры. У 27-летнего героя остались трехлетний сын и пятилетняя дочь.
В последующие годы нестеровский таран стал предметом для спекуляций. Все причастные к военной авиации спорили, являлась ли атака Нестерова над Жолквой тараном в правильном понимании. Например, одни утверждали, что летчик на самом деле пытался совершить рискованный маневр, но случайно столкнулся с австрийским самолетом-разведчиком.
Ряд медиков уверяли, что во время атаки на «Альбатрос» у Нестерова случилась гипоксия мозга, и он потерял пространственную ориентацию.
Впрочем, из рассказа очевидца воздушного боя летчика Виктора Соколова напрашивается вывод, что действия штабс-капитана были более чем продуманными.
«Ближе к обеденному времени в воздухе вновь показался австрийский самолет. Было видно, как он, сделав круг, шел над городом прямо на запад, слегка набирая высоту. А Нестеров обходил город с южной стороны и, быстро поднимаясь, шел наперерез противнику, заметно догоняя его. Было ясно, что скорость «Морана» Нестерова намного выше скорости «Альбатроса», — воспоминания Соколова были впервые напечатаны в 1920-е годы в Париже в эмигрантской прессе, а в этой заметке приводятся по книге Сергея Степанова (признан в РФ иностранным агентом)-Прошельцева «Война... Как много в этом звуке!». — Австриец заметил появление страшного врага, видно было, как аэроплан начал снижаться на полном газу. Но уйти от быстроходного «Морана» нельзя.
Нестеров зашел сзади, догнал врага, и как сокол бьет неуклюжую цаплю, так и он ударил противника.
Сверкнули на солнце серебристые крылья «Морана», и он врезался в австрийский аэроплан. После удара «Моран» на мгновение как бы остановился в воздухе, а потом начал падать носом вниз, медленно кружась вокруг продольной оси. Для меня было ясно, что аэроплан не управляется и это падение смертельно. Австриец же после удара какой-то момент еще держался в воздухе и летел прямо.
«Неужели напрасная жертва?» — мелькнуло у меня в голове.
Но вот и громоздкий «Альбатрос» медленно повалился на левый бок, потом повернулся носом вниз и стал стремительно падать».
Изучение фактов позволило понять, что Нестеров не собирался ликвидировать противника ценой собственной жизни. Следствие пришло к выводу, что летчик давно готовился к подобной атаке на вражескую цель. В «Акте расследования по обстоятельствам геройской кончины начальника 11-го корпусного авиационного отряда штабс-капитана Нестерова» указывалось:
«Штабс-капитан Нестеров уже давно выражал мнение, что является возможным сбить неприятельский воздушный аппарат ударами сверху колесами собственной машины по поддерживающим поверхностям неприятельского аппарата, причем допускал возможность благополучного исхода для таранящего летчика».
18 марта 1915 года младший летчик 4-го корпусного авиационного отряда поручик Александр Казаков стал вторым человеком в истории, применившим воздушный таран. В районе усадьбы Воля-Шидловская он сбил германский аэроплан типа «Альбатрос» и, в отличие от Нестерова, благополучно приземлился, за что был пожалован Георгиевским оружием. Всего же русские летчики уничтожили за годы Первой мировой войны порядка 250 вражеских самолетов. 17 из них записал на свой счет Казаков, дослужившийся до звания подполковника и должности командира 19-го корпусного авиационного отряда. Еще 15 самолетов были сбиты при его непосредственном участии в групповых боях. Казаков признан самым результативным русским летчиком-истребителем Первой мировой.
25 лет спустя, 5 августа 1939 года, военный летчик Михаил Ююкин в разгар боев с японцами на Халхин-Голе первым в мире применил таран самолетом против наземной цели — так называемый огненный таран. Во время Великой Отечественной войны этот прием использовали и другие советские асы, чьи воздушные машины подбили враги.