105 лет назад в Галиции произошел знаменитый бой у Ярославиц, который считается первым крупным кавалерийским сражением Первой мировой войны и одновременно – последней битвой конницы в мировой истории. 4-й кавалерийской дивизии армии Австро-Венгрии под командованием генерала Эдмунда фон Заремба противостояла русская 10-я кавалерийская дивизия графа Федора Келлера – это был знаменитый на всю страну вояка по прозвищу «Первая шашка России». Впоследствии он станет ключевой фигурой Белого движения в Киеве и будет убит петлюровцами выстрелом в спину.
Предвоенные планы Генерального штаба Русской императорской армии подразумевали взятие австро-венгерских сил в двойные клещи в Галиции – исторической местности, которую в Петрограде намеревались отвоевать и включить в состав Российской империи, восстановив тем самым «историческую справедливость». Для безопасного развертывания 3-й армии генерала Николая Рузского из конницы были созданы отряды завесы, в задачу которых входила разведка и прикрытие сосредоточения основных русских сил. Наступление русской кавалерии было так искусно замаскировано конной разведкой, что австрийцы не имели представления о направлении движения неприятеля.
Ранним утром 21 августа 1914 года русские разъезды засекли сосредоточение австрийцев.
Ввиду приближения неприятеля, Келлеру нужно было выиграть время для подтягивания основных войск. Он приказал атаковать противника силами Оренбургского казачьего полка и 3-го Донского артиллерийского дивизиона, рассчитывая при этом на подход остальных частей. Приказ о начале боя был отдан, несмотря на двукратное преимущество австрийцев в численности и их более выгодной позиции, на которую русские были вынуждены наступать снизу вверх.
Генерал Келлер вместе со своим штабом и конвоем ехал в голове колонны сразу за боевыми разведчиками. Поднявшись на холм лощины, командующий увидел на вершине противоположного склона австрийских кавалеристов в парадных мундирах, которые готовились к схватке в развернутом строю.
Сражение стартовало с атаки русских конников. Их полки выстроили фронт и вышли галопом в одну линию. Драгуны и уланы наступали справа от холма, где был расположен штаб Келлера, гусары — слева. Русские начали спуск в лощину под огнем австрийских пулеметов, которые не смогли сдержать наступавших. Все время, пока кавалеристы Келлера пересекали лощину, австрийская конница оставалась неподвижной и двинулась вниз лишь тогда, когда уже поднимавшиеся к австрийскому холму русские оказались в 300 метрах от вершины.
В момент столкновения 10-я дивизия использовала против вражеской кавалерии пики, подняв в воздух и смяв первую линию австрийцев. Далее началась беспощадная сеча, в которой рубились с обеих сторон более 2500 всадников.
Следующая фаза сражения поставила русских в критическое положение: скрыв за гребнем свои подлинные, вдвое превосходившие силы, австрийцы нанесли еще два последовательных мощных удара. Атака австрийцев получилась настолько мощной, что русские драгуны и уланы начали сдавать. Преследуя отступающую русскую кавалерию, в тыл пронесся целый австрийский эскадрон, прошедший в интервал между русскими войсками.
«В этот критический момент граф Келлер бросил на весы победы и поражения последнюю, остававшуюся в его руках, маленькую гирю. Это было единственное еще возможное в подобных обстоятельствах решение, — вспоминал участник сражения, старший адъютант штаба 10-й кавалерийской дивизии Александр Сливинский. — Штаб и конвой как бы ждали это приказание и с места понеслись во фланг проходившему мимо нас эскадрону. Начальник конвоя сотник Цензин, скакавший рядом со мной, выхватил из кобуры револьвер, прицелился и выстрелил.
Несшийся впереди австрийского эскадрона командир его — польский граф — замертво свалился с лошади, сраженный его пулей.
Эскадрон не выдержал нашей атаки; исполнив заезд «по-взводно налево», он стал быстро уходить с поля сражения на север. За ним потянулись беспорядочные группы всадников. Австрийцы дрогнули!»
Судьбу боя решил атаковавший, согласно инструкции командира дивизии, на уступе слева 10-й гусарский Ингерманландский полк. Подразделение полковника Александра Богородского подошло к месту боя как раз в момент, когда вела наступление третья, последняя линия австрийских кавалеристов, атаковав и смяв четыре австрийских эскадрона и предотвратив катастрофический удар по отступавшим русским полкам, начинавшим это сражение.
День битвы совпал с полным солнечным затмением. Капитан Сливинский не забыл рассказать об уникальном природном явлении в своих мемуарах, связав его с переломным моментом боя: если верить офицеру, темнота опустилась над полем ровно тогда, когда австрийские кавалеристы дрогнули под натиском подошедших на подмогу своим русских конников.
«На этом участке победа была в буквальном смысле слова вырвана из их рук. В это же самое время с неба на землю спускалась желтая мгла. Солнце покрывалось полупрозрачным диском, окаймленным серебряным сиянием. Наступало полное затмение солнца. Генерал Келлер с небольшой группой штаба, собравшегося возле него после атаки, поскакал через лощину. Было около 12 часов дня», — отмечал Сливинский.
Героем ключевой фазы боя стал еще один прославившийся несколько лет спустя как крупный белогвардейский военачальник Иван Барбович. Будущий генерал, а тогда ротмистр во главе своего эскадрона атаковал и захватил австрийскую артиллерию, заняв стратегически важную опушку, где она была дислоцирована. В ноябре 1920 года именно кавалеристы Барбовича последними сдерживали натиск советских войск на крымских перешейках и отступили в порты для эвакуации лишь после окончательного прорыва обороны в разы превосходящими силами. Сам генерал скончался в эмиграции после Второй мировой войны.
Итак, после маневра эскадрона Барбовича преследование и рубка смятой австрийской кавалерии продолжались столько, сколько выдерживали лошади русских конников.
Отступавшим австрийцам последний путь отхода перекрыла сотня Оренбургского казачьего полка, занявшая единственную переправу в тыл изначальному расположению противника через реку Стрыпу.
«Отрезанные от переправы, австрийцы метались в разные стороны. Началось ужасное избиение, — штабист Сливинский весьма атмосферно описал происходившее после боя. — Кто мог, спасался конным или пешим через реку вброд. Груды трупов валялись у самой переправы, занятой казаками. Все, что доскакало до переправы, погибло под ударами шашек или пик, или сраженное пулей. С высоты, на которой находился штаб дивизии, было видно, как противник уходил в беспорядке, без дорог на север в направлении деревни Нушче. По полю носились во все стороны обезумевшие от страха и потерявшие всадников, кони. Здесь и там стояли группы пленных.
Закрытое еще темной пеленой солнце тускло светило; столбы неулегшейся пыли, перевитые желтыми лучами, мрачными тенями гуляли по полю.
Желтый ковер недавно сжатой пшеницы был усыпан красными и голубыми цветами-маками и васильками: то были тела убитых и раненых австрийцев. Между ними, но значительно реже попадались cеpo-желтые пятна — тела погибших и раненых русских».
Потери австрийцев составили 969 всадников убитыми и ранеными. Еще 250 кавалеристов и 400 пехотинцев сдались в плен. В качестве трофеев дивизия Келлера захватила 300 лошадей, восемь орудий, пулеметы, боезапас и штабные документы. Разгром австро-венгров 10-й кавалерийской дивизией стал одним из наиболее громких успехов Русской армии на ранней стадии войны. Однако, как констатировали военные историки, штаб 3-й армии не сумел использовать триумф келлеровцев в должной мере. Один из своих козырей – сильную и обученную кавалерию – русские войска больше не задействовали, как могли бы.
В Петроград и Москву весть о победе в бою у Ярославиц пришла время спустя. Но тот день хорошо запомнился современникам из-за солнечного затмения, которое особенно хорошо наблюдалось в средних широтах Северного полушария, проходя через Ригу, Минск, Киев и восточный Крым. Событие настолько впечатлило Николая II, что он сделал в своем дневнике соответствующую запись:
«В 12 с половиной часов покинули Москву и поехали в Троице-Сергиевскую лавру. На пути было затмение солнца».
Журнал «Нива» в августе 1914 года провел параллели между сражением дивизии Келлера и Куликовской битвой, во время которой также случилось солнечное затмение.
«Знамения небесные были нам во благо в самые трудные моменты нашей исторической жизни», — патриотично заключала редакция издания.
Художник Аполлинарий Васнецов следил за солнцем на астрономическом пункте под Феодосией вместе со своим сыном, будущим советским полярником Всеволодом.
«Постепенно смеркалось. За темной тенью скрывался диск солнца. Освещение окружающего ландшафта быстро приобретало какой-то странный, неземной оттенок, вселяя чувство тревоги. Как-то совсем внезапно засветилась солнечная корона. Одновременно кругом по всему горизонту вспыхнула заря. Продолжалось это странное освещение считанные минуты. А отец смотрел, зарисовывал, запоминал, быстро наносил краски на полотно», — рассказывал позднее Васнецов-младший.