Народный комиссар внутренних дел Советского Союза Николай Ежов не чурался применять насилие к женщинам в рабочих целях. Так, для добычи компромата с целью дискредитации наркома обороны Климента Ворошилова он внедрил в секретариат маршала Надежду Тузову. Предварительно он изнасиловал девушку, подсадив ее, как ему казалось, на крючок. Отныне Тузова должна была три раза в месяц доносить на своего нового шефа, а также в прямом смысле залезать к нему в постель. Задание было выполнено на «отлично». Более того, Ворошилову она весьма приглянулась, военачальник одаривал любовницу золотом и бриллиантами. Время спустя преемник Ежова на посту главы НКВД Лаврентий Берия вернул Тузову в свое распоряжение. Нетрудно догадаться, в чем заключалась ее деятельность на новом-старом месте.
Окончательно Ежов слетел катушек после смерти жены.
Что случилось с Евгенией Хаютиной на самом деле, так и осталось тайной.
Яркая представительница советской богемы, во второй половине 1930-х она испытывала проблемы с психикой, а 17 ноября 1938-го – после ареста своих лучших подруг – была обнаружена в бессознательном состоянии из-за отравления люминалом. Так и не придя в себя, два дня спустя Хаютина скончалась. Поговаривали, что она сознательно свела счеты с жизнью, оказавшись не в силах терпеть творившийся вокруг ужас. Другие намекали, что к смерти супруги приложил руку Ежов: она якобы сильно мешала ему своим разнузданным поведением, особенно острыми высказываниями, которые могли быть расценены как посягающие на советский строй. Ей также приписывали интимные отношения с представителями элиты СССР – писателем Исааком Бабелем, исследователем Отто Шмидтом и другими. Есть версия, что после случившегося нарком якобы обронил следующие слова:
«Пришлось принести жертву ради своего спасения».
«Евгения была женщина эксцентричная, распущенная – это активно обсуждали в московских кругах, — отмечал историк Рой Медведев. – Конечно, Ежов был не слишком завидным мужем: маленького роста, практически карлик, некрасивый. Глядя на него, думаю, все понимали, что ее брак с ним был явно основан на расчете. И она часто пользовалась своим положением жены Ежова, порой и в интимных целях. Евгения вынудила Михаила Шолохова стать ее любовником – инициатива свидания в гостинице всегда исходила от нее».
Как бы то ни было, хозяин Лубянки беспробудно пьянствовал, пребывал во взвинченном состоянии из-за боязни ареста и даже пытался застрелиться, но у него отобрали пистолет. Этот период жизни наркома позже описывал в своих показаниях его знакомый, политработник РККА в звании дивизионного комиссара Владимир Константинов. В настоящей заметке эта история, примерно в одном виде встречающаяся в нескольких источниках, приводится по книге историка Никиты Петрова «Сталинский питомец» — Николай Ежов».
Если верить Константинову, на которого ссылается автор материала, с октября по декабрь 1938 года Ежов постоянно зазывал комиссара выпить в своей кремлевской квартире. В один из дней шеф НКВД попросил Константинова явиться с женой Катериной, а затем усердно спаивал их крепкими алкогольными напитками. Напившись, гость заснул на диване. Ежов воспользовался моментом и затащил женщину в спальню.
Потом он «напоил ее и изнасиловал, порвав на ней белье».
Около двух часов ночи Константинов проснулся. Вскоре Катерина вышла вся растрепанная, молча взяла супруга за руку, и они ушли домой. Оставшись наедине, Константинова заплакала и призналась обманутому мужу, что Ежов «вел себя как свинья».
На следующий вечер ситуация повторилась. Ежов опять позвал Константинова выпить и как бы между делом признался ему: «Я с твоей Катюхой все-таки переночевал, и она, хотя и старенькая, но неплохая женщина». Константинов, испытывавший страх перед Ежовым, проглотил обиду.
В тот раз хозяин квартиры перепил даже по собственным меркам. Собутыльники слушали граммофон, а после ужина легли спать. О том, что случилось следом, комиссар Красной армии рассказывал следователю: «Едва я разделся и лег в кровать, смотрю, Ежов лезет ко мне и предлагает заняться педерастией. Меня это ошеломило, и я его оттолкнул, он перекатился на свою кровать. Только я уснул, как что-то почувствовал во рту. Открыв глаза, вижу: Ежов сует мне в рот член. Я вскочил, обругал его и с силой отшвырнул от себя, но он снова полез ко мне с гнусными предложениями».
Несмотря на гомосексуальные наклонности, Ежов продолжал интимные отношения и с женщинами.
«С конца 1938 года его племянник Анатолий приводил к нему «девушек» на ночь: сотрудницу наркомата внешней торговли Татьяну Петрову, за которой Ежов ухаживал еще в 1934 году, работницу станкостроительного завода имени Серго Орджоникидзе Валентину Шарикову (под новый 1939 год) и сотрудницу наркомата водного транспорта Екатерину Сычеву (в конце февраля 1939 года)», — отмечается в книге историка Петрова.
Во второй половине 1938 года первым заместителем Ежова по НКВД и начальником управления госбезопасности назначили Берию. С негласного одобрения Сталина стартовал процесс передачи новому управленцу дел, подконтрольных попавшему в опалу руководителю. Осознавая неотвратимость дальнейших событий, Ежов как мог оттягивал свою отставку. В интернете доступен текст специального сообщения Берии лично Сталину с приложением протокола допроса Анатолия Бабулина – инженера Центрального научно-исследовательского института авиационного моторостроения и племянника Ежова, которого дядя не стеснялся использовать для различных поручений. Вот что рассказывал Бабулин о своем родственнике:
«В декабре 1938 года, когда была создана комиссия для сдачи дел Наркомвнудела, Ежов систематически уклонялся от участия в работе комиссии, звонил по телефону в ЦК и Берии, заявляя, что он болен и поэтому не может явиться для сдачи дел. В действительности же он был совершенно здоров и каждый раз, когда ему нужно было выезжать на заседание комиссии, нервничал, ругался похабной бранью,
оттягивал выезд и в конце концов оставался дома, отдавая все свободное время пьянству и разврату с разными женщинами легкого поведения».
Тотальное пьянство и разврат, в котором погряз Ежов, в конце концов разозлили даже Сталина, который своему наркому изначально всячески покровительствовал. Падение чекиста с вершины получилось еще более оглушительным, чем его возвышение. Хотя Ежову предоставляли шанс «одуматься». После Лубянки он год проработал в должности наркома водного транспорта, что было малопрестижно, но все-таки не фатально.
Знаменитый авиаконструктор Александр Яковлев, один из немногих, кому безоговорочно верил и кого искренне уважал Сталин, так передавал гневную речь вождя на одном из кремлевских ужинов:
«Ежов — мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек.
Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли».
С собой на дно Ежов утащил многих: пострадали те, кого он хорош знал и оговорил на бесчисленных допросах. Так, по вине свергнутого главы НКВД окончили свои дни у стенки один из организаторов убийства семьи Николая II – Филипп Голощекин, тот самый комиссар-собутыльник Константинов и многие другие. Всех их Ежов назвал своими «гомосексуальными партнерами».
В обвинительном заключении отмечалось, что зловещий чекист совершал акты мужеложества, «действуя в антисоветских и корыстных целях».
Сколько в его признаниях было правды, а сколько оговора, — наверное, уже никогда не будет установлено. По крайней мере, у Ежова имелся резон брать на себя лишнее. Как признался он в своем последнем слове на суде, Берия обещал сохранить ему жизнь в случае, если Ежов «сознается и расскажет все по-честному». Смерти экс-шеф Лубянки очень боялся, о чем можно судить по многим его высказываниям.
К слову, преемник учел момент с обвинениями предшественника в гомосексуализме – и спал только с женщинами. От обвинения в изнасиловании, впрочем, его это годы спустя не спасло.