Подоплека нацистского внутрипартийного конфликта предельно прозрачна: двум вождям – Адольфу Гитлеру от политического блока и Эрнсту Рему от силового – в какой-то момент стало тесно в одной берлоге. Будущий фюрер привел НСДАП к власти в Германии, опираясь на широкие плечи штурмовиков в коричневых рубашках. Однако, «сделав дело», Рем стал ему не выгоден и даже опасен как конкурент в борьбе за единоличное лидерство. Штурмовики внушали страх и многим другим, как из числа ближайших соратников Гитлера, так и среди армейских начальников, не связанных с нацистами.
Кроме того, имелось соперничество за право считаться главным ударным ядром и в самой НСДАП. Эсэсовцы Генриха Гиммлера отличались от штурмовиков черными галстуками, черными фуражками с изображением черепа и безграничной преданностью вместе со своим шефом лично Гитлеру. Собственно, члены СС составляли личную гвардию канцлера. В событиях «Ночи длинных ножей» они примут самое активное участие, после чего займут место главной боевой силы НСДАП, оттеснив СА на второй план.
Несмотря на то, что власть Гитлера к 1934 году стала почти абсолютной, его прилично беспокоил радикализм штурмовиков.
Их жестокость, которую лидер НСДАП поощрял раньше, теперь стала помехой. Чтобы завоевать доверие немцев и склонить на свою сторону мировую общественность, отныне требовалось действовать не силой, а внешне законными методами. В свою очередь, штурмовики полагали, что Гитлер недостаточно вознаградил их за помощь в процессе прихода к власти. Все больше говорилось о предательстве Гитлера и необходимости второй, «истинно национал-социалистической» революции под руководством Грегора Штрассера и Эрнста Рема, который желал объединить СА и рейхсвер под своим командованием. Это намерение весьма беспокоило самих военных и министра обороны Вернера фон Бломберга.
«В апреле Гитлер и Бломберг заключили тайный пакт, — отмечал известный британский историк Руперт Колли в своем труде «Нацистская Германия». – Гитлер обещал Бломбергу и его штабу полный контроль над армией (в этой схеме штурмовикам Рема места не было), а Бломберг в ответ гарантировал поддержку, когда Гитлер станет претендовать на должность президента – 86-летний Пауль фон Гинденбург был уже очень плох. Гиммлер, глава СС и Герман Геринг также опасались Рема. Они состряпали «доказательства» того, что Рем планирует свергнуть Гитлера. Пропаганда СА начала подрывать стабильность страны, и Гинденбург пригрозил ввести военное положение, если Гитлер не возьмет ситуацию под контроль. Другими словами – если не разберется с Ремом и штурмовиками».
Подготовка к расправе над руководством штурмовиков началась еще в конце апреля 1934 года. В то время как Гиммлер объезжал подразделения СС и морально готовил личный состав к грядущему противостоянию, начальник гестапо Рейнхард Гейдрих собирал информацию, которая могла бы доказать Гитлеру и германскому генералитету «преступные замыслы» Рема.
Будущий разгром руководства СА должен был выглядеть как реакция на антиправительственное выступление самих штурмовиков. Однако Рем не планировал устраивать путч, в чем его пытались уличить гитлеровцы. Выступая с речами о новой революции, он скорее преследовал цель оказать давление на Гитлера, необходимое для проведения в жизнь собственных намерений.
«Начальник штаба СА Рем всегда смотрел на свою организацию как на ядро новой армии, бахвалился своей «армией», не замечая того факта, что кадровые офицеры относились к нему с неприязнью и даже брезгливо, — отмечается в книге немецкого историка, участника Второй мировой войны Хайнца Хене. – Президент Гинденбург не подавал ему руки.
Фельдмаршалу он внушал подозрения и как гомосексуалист, и как военный бунтарь.
А Рем, еще будучи полевым командиром, понимал, что старая прусская военная система не отвечает требованиям современной войны. Было у него смутное ощущение – и он когда-то делился с Гитлером, — что «надо бы нам изобрести что-то новенькое, другую дисциплину, другие принципы организации».
К 1934 году численность штурмовиков приближалась к 3 млн, в то время как рейсхвер по условиям Версальского мирного договора не мог иметь больше 100 тыс. кадровых военных. Войско НСДАП было организовано по армейскому принципу. Все важные должности в штабе занимали бывшие офицеры. Устав СА также был списан с армейского, и каждый полк штурмовиков имел номер в соответствии с порядком в старой кайзеровской армии. В свою очередь, генералы рейхсвера видели в СА потенциальный источник живой силы, дожидаясь момента прекращения действия условий Версаля.
Гитлер нанес удар в ночь с субботы на воскресенье, 1 июля. Отряды СС ворвались в гостиницу в деревне Бад-Висзее, где собрались лидеры штурмовиков, чтобы, по формулировке Колли, «устроить на выходных гомосексуальную оргию». Рема и его свиту выдернули в буквальном смысле из постелей и арестовали. Часть людей была расстреляна без суда. Застигнутый врасплох, Рем, всегда называвший себя солдатом, а не политиком, даже не оказал сопротивления. Ему предъявили обвинения в организации заговора.
Вот как описывал арест один из высокопоставленных штурмовиков Виктор Лютце, который перешел на сторону Гитлера и после ликвидации шефа занял место начальника штаба СА:
«Гитлер стоял у двери комнаты Рема. Один из полицейских постучал и попросил открыть по срочному делу.
Через некоторое время дверь приоткрылась и сразу же была широко распахнута. В дверь прошел фюрер с пистолетом в руке и назвал Рема предателем. Приказав тому одеться, объявил об аресте».
Незадолго до отъезда Гитлера произошла кульминация операции: из Мюнхена прибыл грузовик с вооруженной охраной Рема — штабсвахе, и бойцы были готовы защищать своего руководителя любой ценой. Штурмовики вылезли из грузовика и в недоумении встали перед гостиницей. Тогда Гитлер вышел вперед и приказал: «Я ваш фюрер, вы подчиняетесь мне, возвращайтесь и ждите дальнейших указаний». Штурмовики отъехали, но остановились недалеко от озера, так как им показалось странным появление самого рейхсканцлера в окружении солдат из СС, да еще и в столь ранний час. Поэтому Гитлеру пришлось добираться в Мюнхен окружным путем через Роттах-Эгерн и Тегернзее.
На следующий день Гитлер распорядился принести в тюремную камеру Рема свежий выпуск газеты, где сообщалось о разоблачении и казни его сподвижников, а также пистолет с одним патроном. Расчет был понятен, однако Рем не решился уйти из жизни добровольно. Примерно через 15 минут в помещение вошли бригаденфюрер СС Теодор Эйке и его адъютант штурмбаннфюрер Михель Липперт.
Существует несколько версий того, что случилось дальше. Если верить дневниковой записи Эйке, сам он остался стоять в дверях, в то время как Липперт выстрелил Рему сначала в грудь, а затем в голову. В том же источнике указывается, что последними словами побежденного штурмовика были: «Пусть Адольф лично стреляет в меня!»
Если верить другим сведениям, Рем, поняв намерения гостей, отложил газету, повернулся лицом к двери и, вскинув правую руку в нацистском приветствии, крикнул: «Славься, мой фюрер!» После этого каждый из эсэсовцев произвел по два выстрела в область торса.
Гитлер использовал представившуюся возможность для того, чтобы расправиться со всеми, кого не любил, и кто перешел ему дорогу в прошлом. Были убиты не имевшие отношения к СА один из основателей НСДАП Штрассер, последний глава правительства Веймарской республики, предшественник Гитлера на посту рейхсканцлера Курт фон Шлейхер, бывший глава абвера Фердинанд фон Бредов, которого похитили из собственного дома.
За одни сутки в Мюнхене и Берлине гитлеровцами, помимо Рема, были расстреляны обергруппенфюрер Восточной Германии Эдмунд Гейнес, главный начальник берлинских штурмовиков Карл Эрнст, десятки их друзей и сторонников. Все нацистское движение было охвачено крайней тревогой и страхом. «Ночь длинных ножей» унесла более 200 жизней. Точное количество погибших неизвестно.
Гитлер в своей речи в рейхстаге признал казнь 58 и смерть 19 человек. В опубликованной в Париже «Белой книге» приводились данные о 401 жертве.
В своем выступлении 14 июля 1934 года Гитлер оправдывал расправу над верхушкой СА тем, что Рем, сотрудничая с генералом Шлейхером и Штрассером, якобы сам хотел его устранить. Другая «вина» убитого штурмовика, по убеждению фюрера, состояла в намерении Рема объединить СА и рейхсвер под своим руководством. Убитые Шлейхер и Бредов были связаны с заграницей, подчеркивал глава НСДАП. Согласно доктору исторических наук Олегу Пленкову, «обвинения Гитлера были совершенно голословными, никаких доказательств он не приводил».
Действия нацистского лидера приветствовали и престарелый президент Гинденбург, Бломберг, аплодировавший «солдатскому напору и беспримерной храбрости» Гитлера. Министр обороны всячески пытался оправдать действия фюрера в деле уничтожения «предателей». В приказе по армии выражалась благодарность Гитлеру и готовность следовать ему во всем. Пленков в своей книге «Третий рейх: война до критической черты» уточняет, что Бломберг отклонил протесты отдельных офицеров, недовольных убийством в одно время с руководителями СА нескольких генералов рейхсвера. По словам министра, проведение акции было «абсолютно необходимым делом».
Единственным откликом на события 30 июня в армии стала речь пожилого фельдмаршала Августа фон Маккензена. В феврале следующего года на юбилейном заседании Союза членов бывшего Генштаба, в который входили убитые генералы Шлейхер и Бредов, Маккензен призвал почтить их память, но в остальном текст заявления был составлен в верноподданнических выражениях.
Кровавые события в Германии заметили и в Советском Союзе.
1 июля «Правда» и другие газеты опубликовали статьи Григория Зиновьева и Карла Радека, в которых разгром СА расценивался как конвульсия фашистского режима, предвещающая его неизбежный крах.
Впрочем, высокопоставленный сотрудник органов госбезопасности Вальтер Кривицкий, в то время служивший в разведуправлении Генштаба Красной армии в Москве, а в 1937 году бежавший на Запад на фоне репрессий, в своей книге «Я был агентом Сталина» уверял, что произошедшее в Германии убедило советское руководство в целесообразности сотрудничества с Гитлером.
«В ночь на 30 июня 1934 года, когда Гитлер устроил свою первую кровавую чистку, как раз в самый разгар ее Сталин созвал в Кремле внеочередное заседание Политбюро. Еще до того как мир узнал о гитлеровской расправе, Сталин уже принял решение, каким будет его следующий шаг в отношении к нацистскому режиму, — писал Кривицкий. — Гитлеровская кровавая чистка 30 июня немедленно подняла его в глазах Сталина.
Гитлер впервые продемонстрировал Кремлю, что он сосредоточил власть в своих руках, что он диктатор не на словах, а на деле.
Если у Сталина и были какие-то сомнения насчет способности Гитлера править железной рукой, то теперь эти сомнения рассеялись. С этого момента Сталин признал в Гитлере хозяина, который способен подкрепить делом свой вызов всему миру. Этим и ничем другим объясняется решение, принятое Сталиным ночью 30 июня, — заручиться любой ценой взаимопониманием с нацистским режимом».
В благодарность за службу Гитлер одарил эсэсовцев целым рядом привилегий. Уже 20 июля фюрер получил согласие Гинденбурга на формирование первых частей Ваффен-СС, превратившихся впоследствии в конкурентов армии. Штурмовики при Лютце, которому от Рема не перешел ранг министра без портфеля, отошли в сторону, ограничиваясь вспомогательными задачами. Их лучшие представители плавно мигрировали в регулярные войска. СА «поставили» вермахту 60% рядового состава и 80% командиров. Во время Второй мировой войны 80 тыс. штурмовиков находились в личном распоряжении гауляйтеров на случай беспорядков или восстаний пригнанных в Германию из-за границы рабочих или военнопленных.