В июне 1919 года исход Гражданской войны в России еще далеко не был предопределен. Вооруженные силы Юга России (ВСЮР) контролировали обширные территории Северного Кавказа, бывшей Черноморской губернии, Кубани и Донского края. Последние успехи вкупе с неудачами красных, налаженные поставки снабжения из Англии, а также пополнение кадрового состава войск позволяли ВСЮР вести наступление сразу на нескольких направлениях. Десант под командованием генерала Якова Слащева 25 июня заканчивал операцию по овладению Крымом, Кавказская армия генерала Петра Врангеля стояла под Царицыном, готовясь к намеченному на 29 июня штурму, а Добровольческая армия генерала Владимира Май-Маевского после взятия Белгорода углублялась на Украину. Перед ней стоял Харьков – исключительно важный узел сопротивления большевиков.
Взятие столицы Советской Украины открывало белым путь как на Киев, так и на Москву, куда стремился главнокомандующий ВСЮР генерал Антон Деникин.
Как отмечал он в своих «Очерках русской смуты», еще к середине мая на Северном фронте установилось благоприятное для белых соотношение сил: против 50,5 тыс. войск ВСЮР сражались «всего лишь» 95-105 тыс. красных, тогда как прежде превосходство противника часто бывало троекратным.
«С мая 1919 года развилось широко наступление армий Юга. Войска Северного Кавказа выделили отряд для движения на Астрахань. Кавказской армии поставлена была задача — взять Царицын, Донской — разбить донецкую группу противника и, наступая на линию Поворино — Лиски, очистить север области от большевиков, войти в связь с восставшими и отрезать Царицын от Поворина, — писал генерал. — Добровольческой армии, отбрасывая 14-ю советскую армию к низовьям Днепра, разбить 13-ю и часть 8-й армии на путях к Харькову, 3-й армейский корпус с Ак-Манайских позиций был двинут в наступление для освобождения Крыма, в то время как особый отряд Добровольческой армии, направленный к перешейкам, должен был отрезать большевикам выход из Крымского полуострова».
Деникин не без удовольствия констатировал, что, поскольку на сопротивление 13-й советской армии у Реввоенсовета уже не было никаких надежд, «советское командование с лихорадочным напряжением формировало новые центры обороны в Харькове и Екатеринославе».
«Туда стягивались подкрепления, отборные матросские коммунистические части и красные курсанты. Бронштейн (Лев Троцкий. – «Газета.Ru») со свойственной ему экспансивностью «пред лицом пролетариата Харькова» свидетельствовал о «жестокой опасности», призывал рабочий класс к поголовному вооружению и клялся, что «Харькова мы ни в коем случае не сдадим», — резюмировал главнокомандующий ВСЮР.
Тем не менее, после пятидневных боев на подступах к Харькову части 1-го армейского корпуса Добровольческой армии, которые вел в бой один из самых успешных белых генералов Гражданской войны Александр Кутепов, ворвались в городскую черту и завязали ожесточенные бои на улицах. Избавление от красных, учинивших в Харькове настоящий террор, придало военачальнику значительную популярность. Кутепова чествовали на парадах, в его честь проводились молебны. За боевые отличия в ходе Харьковской операции Деникин произвел своего подчиненного в генерал-лейтенанты. Однако в Харькове нашлись и недовольные жесткими методами Кутепова по наведению порядка.
Решающую роль при взятии Харькова сыграл 1-й батальон Дроздовского полка 1-го армейского корпуса, которым командовал полковник Антон Туркул. Вот как он описывал события 25 июня 1919 года в своей книге «Дроздовцы в огне»:
«Это было прекрасное утро, легкое и прозрачное. Батальон пошел в атаку так стремительно, будто его понес прозрачный сильный ветер.
Наша атака мгновенно опрокинула красных, сбила, погнала до вокзала Основа, под самым Харьковом. Красные нигде не могли зацепиться. У вокзала они перешли в контратаку, но батальон погнал их снова. 1-я батарея выкатила пушки впереди цепей, расстреливая бегущих в упор. Красные толпами кинулись в город. На плечах бегущих мы ворвались в Харьков. Уже мелькают бедные вывески, низкие дома, пыльная мостовая окраины, а люди в порыве атаки все еще не замечают, что мы уже в Харькове. Большой город вырастал перед нами в мареве. Почерневшие от загара, иссохшие, в пыли катились мы по улицам. Мы ворвались в Харьков так внезапно, порывом, что на окраине, у казарм, захватили с разбега в плен батальон красных в полном составе: они как раз выбегали строиться на плац».
Харьковский гарнизон под руководством известного большевика Александра Пархоменко дрогнул. По словам Туркула, последним препятствием для белых перед окончательной победой стал броневик красных «Товарищ Артем», который «с рычанием вылетел из-за угла» и открыл огонь по батальону у электрической станции.
«Я прижался к стене, вся моя связь попрыгала с набережной под откос, к речке, точно провалилась сквозь землю, — вспоминал он. — В батальоне наши артиллеристы заметили меня у броневика и не открыли стрельбы. Если бы у «Товарища Артема» был боковой наблюдатель, меня мгновенно смело бы огнем. Я стал пробираться вдоль домов, ища какой-нибудь подворотни, выступа, угла, где укрыться. Дверь одного подъезда поддалась под рукой, приоткрылась, но на задвижку накинута цепочка. Я перебил цепочку выстрелом из маузера, вошел в подъезд. Все живое кинулось от меня в ужасе. Обитатели квартиры лежали ничком на полу. На улице гремел «Товарищ Артем». Мне некогда было успокаивать жильцов. Я пробежал по каким-то комнатам, что-то опрокинул, поднялся по лестнице на второй этаж и там открыл окно. Наконец-то с этой наблюдательной вышли я увидел всю свою связь, восемь дроздовцев, залегших под откосом на набережной. И они увидели меня.
Разгоряченный подпрапорщик Сорока, замечательный боец, литой воин, махнул мне малиновой фуражкой и вдруг со связкой ручных гранат стал подниматься по насыпи к броневику. Не скрою, у меня замерло сердце.
Сорока выбрался на набережную, стал бросать в броневик гранаты, метя в колеса. Вокруг «Товарища Артема» поднялись такая грохотня и столбы взрывов, что броневик струхнул, дал задний ход и с рычанием умчался по Старомосковской».
Операция продолжилась. Против броневика выкатили четыре пушки. Белым удалось обездвижить и захватить машину, которая сразу же была переименована в «Полковника Туцевича». Команда пыталась спрятаться на чердаке, однако местный житель, некий старый еврей, выдал Туркулу их местонахождение.
«Это были отчаянные ребята, матросы в тельниках и кожаных куртках, черные от копоти и машинного масла, один в крови, — отмечал офицер. — Мне сказали, что начальник броневика, коренастый, с кривыми ногами, страшно сильный матрос, был ближайшим помощником харьковского палача, председателя чека Саенко. С жадностью толпа кричала нам, чтобы мы прикончили матросню на месте, что мы не смеем уводить их, зверей, чекистов, мучителей. Какой-то старик тряс мне руки с рыданием:
— Куда вы их ведете, расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына, дочь! Они не солдаты, они палачи!
Но для нас они были пленные солдаты. Проверка и допрос установили, что эти отчаянные ребята действительно все до одного были чекистами, все зверствовали в Харькове. Их расстреляли. Так был взят Харьков. Всю ночь на Николаевской площади не расходилась толпа, и я не раз просыпался от глухих раскатов «ура».
Сам Деникин прибыл в Харьков через три дня. Был дан парад на Николаевской площади, от города генералу поднесли икону и хлеб-соль. Церемониальным маршем перед главнокомандующим прошли Дроздовские офицерские и Белозерский полки. После формирования новых органов власти в городе начала работу Особая следственная комиссия по расследованию злодеяний большевиков. Деникинским следователям открылись страшные факты бессудных убийств местных жителей красными.
«Нормальная жизнь в Святогорском Успенском монастыре, известном не только в Харьковской губернии, но и по всей России, была нарушена в 1918 году, — так начиналось дело №51. – С февраля начинаются многочисленные обыски, всякий раз сопровождаемые грабежом.
Уже 15 февраля в монастырь врывается вооруженная шайка человек в 15, как говорили местные крестьяне, преимущественно из изюмских милиционеров.
26 марта вновь появилась партия большевиков. Под предлогом отыскания оружия большевики направились в пещерные храмы, где вели себя кощунственно, входя в храмы в шапках, куря папиросы, переворачивая престолы и сквернословя. К началу апреля относится зверское убийство монаха Ипатия, вышедшего за монастырские стены. По-видимому, он был ограблен и зарублен шашками бродячими большевистскими шайками. В июне в скит при деревне Горожовке явились вооруженные грабители и потребовали от монаха Онуфрия выдачи денег. Его вывели за ограду и тут же у ворот расстреляли. Другой монах по имени Израиль убит при попытке к бегству».
Членам комиссии удалось установить, что «бродившие все время в окрестностях шайки большевиков» именовались в народе «лесовиками». В октябре 1918 года произошло убийство нескольких лиц из духовенства Святогорской обители.
«Из села в село переносилась особо чтимая в местности икона Святогорской Божьей Матери, — следовало из материалов дела. – Крестный ход остановился на ночлег в селе Байрачек. Здесь на помещение напала разбойничья шайка, взломала двери и выстрелами убила иеромонахов Модеста и Иринарха, иеродиакона Федота, проживавшего в том же доме псаломщика местной церкви, хозяина дома и его дочь.
Пять трупов лежало у подножия иконы, стоявшей в луже крови.
Денег у монахов не оказалось. Но не один мотив грабежа руководил разбойниками, судя по словам одного из них во время убийства: «Вы молитесь, чтобы бог наказал большевиков».
Помимо свидетельств тяжких преступлений в руки белых попали значительные трофеи: бронеавтомобили, бронепоезда, пулеметы, амуниция, боеприпасы. К их услугам теперь была развитая промышленность Харькова. Ровно через неделю вдохновленный успехом Деникин объявит о начале легендарного похода на Москву, который, однако, завершится полным провалом и приведет к отставке генерала с должности главкома ВСЮР.