16 мая 1954 года в Степном лагере в центральном Казахстане произошло одно из самых резонансных и одновременно трагических восстаний в истории ГУЛАГа. В третьем лагерном отделении, расположенном в поселке Кенгир, взбунтовались свыше 5 тыс. заключенных.
Мужчины и женщины сформировали собственные органы управления и 40 дней удерживали зону под своим контролем, пока власти не решились на штурм. В результате спецоперации с участием солдат и с применением танков и конвойно-караульных собак были убиты от нескольких десятков (по официальным советским данным) до нескольких сотен (по свидетельствам выживших участников) зэков. Кенгирская история нашла отражение в «Архипелаге ГУЛАГ» Александра Солженицына.
Драматические события разыгрались в одном из самых многонациональных исправительных лагерей Советского Союза.
В Степлаге содержались представители примерно 50 национальностей, а численное большинство составляли украинцы, многие из которых являлись убежденными противниками советской власти, националистами и бывшими бойцами Украинской повстанческой армии (организация запрещена в России) – то есть, теми, кого традиционно называют бандеровцами. Как и «лесным братьям» из Прибалтики, отправленным в лагеря после Великой Отечественной войны, в массе своей им было практически нечего терять: этих людей «пачками» приговаривали к 25-летним срокам за контрреволюционную деятельность. Иными словами, подавляющему большинству в силу возраста было суждено выйти на свободу, в самом лучшем случае, глубокими стариками.
Зеков русского происхождения в Степлаге оказалось чуть более 10% от общего количества. Среди них хватало людей с богатым армейским опытом: бывшие военные, попавшие в плен и осужденные за «измену Родине», либо перешедшие на сторону Гитлера и продолжившие службу в так называемой Русской освободительной армии (РОА). По имени одного из командующих Андрея Власова для коллаборационистов из этого вооруженного формирования в СССР использовали наименование «власовцы».
Почти все заключенные Степлага получили свои приговоры по различным пунктам 58-й статьи УК РСФСР, а потому считались «политическими».
Чтобы «разбавить» контингент, сдержать поползновения к неповиновению, начальство периодически забрасывало в зону этапы с уголовниками, которые, по задумке, должны были помогать администрации подавлять наиболее активных. Однако в Кенгирском восстании, напротив, так называемая черная масть сыграла достаточно заметную роль.
Мятеж в третьем отделении Степлага явился следствием совокупности факторов. В ту пору, когда заключенные всех исправительно-трудовых лагерей СССР ждали смягчения режима после смерти Иосифа Сталина, и в некоторых местах курс на либерализацию действительно проглядывался, в Кенгире, наоборот, руководство отличалось особой жестокостью. Нормой для этого ИТЛ были немотивированные издевательства над зеками, иногда перераставшие в зверские расправы.
«После важных событий 1953 года обстановка в лагерях несколько смягчилась: ввели хозрасчет, начали выплачивать символическую зарплату, зеки уже получили возможность кое-что купить в организованных ларьках, — писал в автобиографической повести «Развороты судьбы» бывший узник Степлага Павел Стефановский, во время войны служивший в Абвере. — Но лагерное офицерство во многом было ущемлено: была снята вторая зарплата (за звездочки), что, несомненно, повлияло на настроение легко живущих, по сути не работающих, ленивых, безграмотных воспитателей зеков. Ущемление коснулось вертухаев и охранников, так как было ясно, что подтверждение носящихся в воздухе слухов о возможном сокращении лагерей и освобождении какой-то категории зеков невольно вызовет безработицу среди лагерных деятелей.
Отношение к зекам стало более суровое, наглое и подчас преступное.
Если раньше твердо было установлено, что стрелять по зекам в зону не разрешалось, то теперь такие случаи стрельбы по зекам в зоне участились безо всяких на то причин, а иногда и провоцировали зеков на какой-либо проступок.
Охраннику, который застрелит зека за попытку к бегству, давали отпуск и премию, а попыткой считалось если зек подойдет к проволочному заграждению и тронет его хоть и нечаянно».
В начале 1954 года охрана неоднократно открывала огонь по содержавшимся под стражей, застрелив несколько человек. По словам Стефановского, «чуть больше полугода Кенгирский конвой систематически, неоднократно стрелял по невинным одиночкам, а когда открыта была стрельба по колонне из обогатительной фабрики и несколько человек было убито, а около двадцати пяти ранено, их на руках принесли в зону, лагерь заволновался».
Например, на Пасху мужчины-украинцы приветствовали возвращавшуюся с ночной смены на кирпичном заводе колонну женщин обращением «Христос воскрес!», на что получили стандартный ответ «Воістину воскрес!» Один из конвоиров моментально полоснул по строю автоматной очередью.
Непосредственным поводом к восстанию послужил очередной эпизод 15 мая, когда часовой убил из автомата 13 зеков и тяжело ранил еще три с лишним десятка. Другие подверглись избиениям и получили серьезные травмы.
На следующий день заключенные-мужчины разрушили ограждение и совершили прорыв в женскую зону, на несколько часов соединив две части лагерного отделения. По их возвращении администрация объявила о создании между пунктами огневых точек, поскольку «рейд» якобы сопровождался грабежами и изнасилованиями. Опять случилась стрельба и появились жертвы.
Уже 18 мая свыше 3 тыс. человек не вышли на обязательные работы и установили контроль над зоной. Надзирателям пришлось спасаться бегством, укрывшись в административных зданиях. Восставшие захватили вещевой и продовольственный склады, мастерские и кузницу, а также освободили 252 зеков, содержавшихся в следственном изоляторе и в штрафном бараке. Среди них оказался бывший подполковник Красной армии Капитон Кузнецов, перешедший во время войны на сторону немцев и служивший комендантом лагеря военнопленных в Перемышле. Его избрали председателем «комиссии», в которую вошли по два представителя от трех лагпунктов – женского и двух мужских.
«Все отделения лагеря (около 10 тысяч зеков), в том числе и женское, находились в руках зеков, — рассказывал Стефановский в своей книге. — Ни одного вертухая-надзирателя, конвоира, офицера в лагере не было. Всех выгнали. Всю власть в лагере осуществляли зеки. В хоздворе продсклады охраняли сами зеки. Продукты по установленным нормам выписывали зеки. Столовая работала.
Людей кормили, причем кормили лучше по тем же нормам, но никто теперь не воровал, блатные не присылали посыльных за «усиленным» питанием, лагерные придурки не получали лишних черпаков.
Из той же нормы еды стало больше. Командовал мятежом-восстанием бывший полковник Капитон Кузнецов (выпускник Фрунзенской академии Генштаба, командовал полком в Германии). В штаб Кузнецова входили разные отделы: технический, оперативный, вещевой-продовольственный, военный, агитации и пропаганды, внутренней безопасности».
«Разведку» и «контрразведку» возглавил бывший лейтенант РККА и подпрапорщик РОА Глеб Слученков, представлявший зеков-уголовников. Руководство «отделом пропаганды» принял Юрий Кнопмус, не сумевший мобилизоваться на фронт из-за частично немецкого происхождения и во время оккупации служивший у немцев сельским старостой. Еще одним руководителем восстания был активный член Организации украинских националистов (ОУН, запрещена в России) Михайло Сорока. В общей сложности он провел в советских лагерях более 30 лет, а во время Кенгирских событий написал гимн восстания – «У гарячих степах Казахстану…».
Из наиболее радикально настроенных украинских националистов и уголовников формировались боевые отряды, вооружавшиеся заостренными пиками, самодельными гранатами из бутылок с горючей смесью, самодельными пистолетами, заточками и железными прутьями. Пытавшихся покинуть зону и перейти на сторону администрации зеков они самовольно убивали или сажали под арест.
Если верить содержанию материалов украинской журналистки Светланы Орел, написанных в 2009 году со слов активного участника событий экс-бойца УПА Владимира Караташа, «за все 40 дней восстания не было ни одного случая грабежа, насилия, воровства, межконфессиональных или межнациональных конфликтов». Восставшие выпускали стенгазеты, плакаты, листовки, составляли воззвания к солдатам и офицерам дивизии, окружившей «свободную территорию».
Свои обращения к жителям Кенгира они по ночам рассыпали в жилых кварталах с помощью воздушных змеев.
Как утверждал Караташ, украинцами являлись не менее 3/4 мятежников. А единственной группой, изначально отказавшейся от любого противодействия властям, стали 80 свитедетей Иеговы (запрещены в России) из Молдавии и Бессарабии. «Поразительное спокойствие» этих людей в самый горячий период произвело сильное впечатление на некоторых других узников, в результате чего после восстания свидетели смогли пополнить свои ряды.
«Утром 17 мая возле нашего барака начались волнения — трем ребятам как-то удалось бежать за зону тюрьмы, их, конечно же, догоняла охрана, — рассказывала украинка Анна Людкевич, содержавшаяся в Степлаге вместе с сестрой и впоследствии ставшая женой Караташа. — Девчата быстренько сориентировались и сделали живую ограду, взявшись под руки, а на груди — ладони в замок. Чекисты приказали разойтись. Увидев, что мы не слушаемся, гадко матерились и стращали, что будут стрелять. Мы стояли.
Охранники начали стрелять поверх голов. Стало страшно, но мы не отступили.
Тогда приехали пожарные и начали из брандспойтов поливать нас холодной водой. Спустя какое-то время автоматчики и пожарные отступили. Эта наша маленькая победа придала сил и надежды, еще больше сплотила девчат».
Кенгирское восстание осталось единственным в истории, когда мужская и женская зоны слились в единое целое – женщин оказалось чуть менее половины от поддержавших акцию заключенных. Восставшие несколько раз вступали в переговоры с властями, которых на первом этапе представляли замначальника ГУЛАГа и представители силовых ведомств Казахстанской ССР.
Общими у разных категорий мятежников были следующие требования: расследовать и привлечь к ответственности виновников применения оружия 17 мая; разрешить заключенным в порядке колонизации свободное проживание в местах работы вместе с семьями; разрешить свободное общение с женской зоной; сократить сроки для 25-летников; два раза в неделю выпускать зеков в город и так далее. Многократно зеки просили пригласить для общения члена Президиума ЦК КПСС.
В «комиссии заключенных» начались разногласия по поводу переговорного процесса: украинцы и литовцы настаивали на максимально жестком характере взаимоотношений, в то время как Кузнецов предлагал выполнять уже достигнутые договоренности и планомерно двигаться дальше.
Действия советского руководства дают основания предполагать, что в течение значительного времени конфликт планировалось погасить мирным путем. Из Москвы за ситуацией следили глава МВД Сергей Круглов, председатель КГБ Иван Серов и генеральный прокурор Роман Руденко, а непосредственно на место происшествия 25 мая прибыла внушительная делегация в составе замминистра внутренних дел Сергей Егоров, начальника ГУЛАГа Иван Долгих, прокурорских и милицейских работников.
«На «Дугласах» прилетели более важные генералы (казахстанские ничего не смогли добиться). Результатов никаких, — иронизировал Стефановский в своем труде. — Когда один из генералов как-то обронил о врагах здесь, Слученков звонко ответил: «А кто из вас не оказался враг? Ягода — враг, Ежов — враг, Абакумов — враг, Берия — враг. Откуда мы знаем, что Круглов лучше?»
Сломить сопротивление планировалось путем разложения атмосферы среди заключенных. По радио регулярно транслировался призыв Долгих прекратить восстание, арестовать организаторов и выйти на работу.
Хрупкое равновесие нарушило совместное обращение министра строительства предприятий металлургической и химической промышленности СССР Давида Райзера и министра цветной металлургии Петра Ломако в Совмин с выражением недовольства из-за срывов плана по добыче ружы Джезказганским рудником. Министры просили главу правительства Георгия Маленкова обязать МВД навести порядок в лагере в десятидневный срок. Тот поручил Круглову «принять необходимые меры».
В половину четвертого утра 26 июня на территорию зоны ворвались танки. Часть зеков оказала ожесточенное сопротивление.
«Бился 3-й лагпункт — тот, который и начал (он был из двадцатипятилетников, с большим перевесом бандеровцев). Они швыряли камнями в автоматчиков и надзирателей, наверно, и серными угольниками в танки. О толченом стекле никто и не вспомнил. Какой-то барак два раза с «ура» ходил в контратаку, — писал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». — В небе развернулись ракеты на парашютах, ракеты взвились и с вышек — и наблюдатели на крышах бараков не пикнули, снятые пулями снайперов. Ударили пушечные выстрелы! Самолеты полетели над лагерем бреюще, нагоняя ужас.
Прославленные танки Т-34, занявшие исходные позиции под маскировочный рев тракторов, со всех сторон теперь двинулись в проломы.
За собой одни танки тащили цепи колючей проволоки на козлах, чтобы сразу же разделять зону. За другими бежали штурмовики с автоматами в касках (и автоматчики, и танкисты получили водку перед тем. Какие б ни были спецвойска, а все же давить безоружных спящих легче в пьяном виде). С наступающими цепями шли радисты с рациями. Генералы поднялись на вышки стрелков и оттуда при дневном свете ракет подавали команды: «Берите такой-то барак! Кузнецов находится там-то!»
Как указывал Солженицын со слов участников восстания, «танки давили всех попадавшихся по дороге, притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц», а также били внутрь бараков холостыми пушечными выстрелами.
К 5 утра основная фаза операции завершилась. Потерь у военных не оказалось. Порядка 40 солдат получили легкие травмы и ушибы.
Участники вооруженного сопротивления, равно как и поддерживавшие их, были отправлены в другие лагеря. Достоверно известно, что казнены были Слученков и Кнопмус и воевавший в УПА еврей Гирш Келлер. Остальным руководителям восстания смертные приговоры, скорее всего, были заменены на тюремное заключение. Так, Кузнецову добавили 25 лет, а Сорока дожил в советских лагерях до 1971 года.