— Что вам напоминает текущая ситуация в России?
— Страна переживает сегодня экономический и социальный кризис. Экономика России напрямую зависит от мировых цен на энергоносители; по своему месту на мировом рынке она почти моноотраслевая. Такая зависимость в истории страны уже была, и ничем хорошим это не закончилось. Собственно, Советский Союз прикончило падение цен на нефть, ведь именно ее вывоз за рубеж являлся основой экспорта к концу советского периода. Подобная ситуация начала складываться в начале 1970-х — тогда ОПЕК попыталась ввести свои «санкции» против Запада посредством нефтяного эмбарго. Тогда цены на энергоносители подскочили, и на этой волне СССР держался почти до середины 1980-х годов.
Экспорт нефти был главным источником валютных поступлений и помогал поддерживать то, что можно назвать советским вариантом социального государства. А когда цены пошли вниз, власти и решились проводить перестройку, потому что ситуация стала тупиковой. Сейчас экономика России еще больше зависит от экспорта энергоносителей, чем в последние десятилетия существования СССР. Надо было проводить диверсификацию хозяйства, пока ценовая ситуация была благоприятной, но этого сделано не было.
Как говорится, кто сидит на трубе, тому рано или поздно будет труба.
Когда некоторые политики или оппозиционеры говорят, что все это — результат ссоры с Западом, а экономические проблемы России — всего лишь результат санкций, то это выглядит смешно. Санкции лишь усугубили общую экономическую ситуацию. Российским ура-патриотам сложно с этим смириться, ведь им хочется считать, что любимая страна находится в центре мира, а все остальные только и мечтают о том, чтобы навредить. Однако российская экономика в мире занимает далеко не ведущее место и не столь уж заботит конкурентов на мировом рынке.
— Откуда взялся феномен ура-патриотизма?
— Это старая история! Я придерживаюсь концепции, которую с некоторой условностью можно назвать «Российский Веймар». При всей условности аналогий, стоит сравнить общественные настроения в современной России с теми, что существовали в Германии после Первой мировой войны. Тогда речь также шла о том, что существует злой заговор мировых сил против несчастной страны, которую все ненавидят и пытаются унизить. В этом заговоре обвиняют отдельные страны, отдельные народы, отдельных предателей. Ответом на это должно быть национальное возрождение, понимание того, что страна находится в состоянии вражды со всем остальным миром.
Внутри страны это предполагает мобилизацию, борьбу с предателями и жесткое подчинение иерархиям и приоритету национальных ценностей. Абсолютно такие же аргументы выдвигались в период Веймарской Германии.
Тогда считали, что Германию предали. А кто ее предал? Согласно «легенде об ударе ножом в спину», это сделали оппозиционные элементы, революционеры, либералы, сторонники Антанты и евреи. Это называли предательством антинациональных сил, ответом на которое должна была стать национальная революция.
— Как проявляются националистические настроения внутри России?
— По-разному. Эти настроения сегодня крайне сильны. Достаточно взять опросы общественного мнения и посмотреть на то, как в них отражаются ценности и приоритеты людей. Во внешнеполитической сфере мы обнаружим ощущения недоверия к «загранице», которая только и мечтает навредить России. В плане внутренней ситуации это выражается в ксенофобии. Вот, к примеру, пресловутая проблема мигрантов. У нее масса разных аспектов, однако если сопоставить статистику национально-этнического состава Москвы начала 1990-х с цифрами сегодняшних дней, то принципиальных изменений не произошло. В любом случае, сдвиги носят количественный, а не качественный характер.
Неожиданно появились новые проблемы? Нет, изменилось отношение.
Большое количество межкультурных проблем пытаются выдать за этнические. А зачастую это просто проблемы на тему «город — деревня» или «центр — периферия». В силу того что многие из тех, кто приезжает в Москву из российских регионов или стран СНГ, не являются изначально жителями крупных городов, образ жизни мегаполиса для них непривычен. Такое было и раньше, в том числе в Москве. Однако никогда на это не реагировали так истерически. И далеко не всегда эти вопросы переводились в «национальное» русло. Теперь же все это воспринимается как проблема, за счет которой политики набирают очки. Идет систематическая антимигрантская кампания, и она только способствует росту ксенофобии. К этому добавляются две войны в Чечне и та общественная истерика, которая на фоне этих войн разворачивалась в обществе. Возникал комплекс недоверия к людям, которые выглядят иначе. В результате формировался образ врага — «кавказца» или «мигранта».
— А если подойти к общественному мнению с другой стороны. Что заставляло людей выходить на улицы раньше?
— Движения во время перестройки были движениями надежды. Однако, хотя большинство людей выступало за перемены, у них не было четкого представления о том, какой характер эти перемены должны носить. Люди понимали, чего они не хотят, однако вопрос о том, чем все это заменить, понимался расплывчато и нечетко.
Даже если выступали за то, чтобы было как на Западе, этот Запад был воображаемым — реального они не знали и никогда не бывали там.
А когда люди объединяются на основе того, против чего они выступают, а не на основе какой-то альтернативы, ими очень легко манипулировать политикам. Борис Ельцин обещал, что ляжет на рельсы. И где они, эти рельсы?
Элиты используют массовые выступления для легитимации, это азы политики. Однако с тех пор общественные настроения менялись. После того как демократическая фракция номенклатуры пришла к власти, она попыталась сделать вид, что не имеет никакого отношения к старому режиму. Но в действительности это были во многом те же слои или даже те же самые лица, которые изображали собой некую принципиально новую силу, якобы никак не ответственную за острые социальные проблемы.
Между тем люди «внизу» увидели, что их положение только ухудшилось. И вот после надежд наступила колоссальная фрустрация — население, что называется, «обломалось». Люди ощутили, что от них ничего не зависит и ничего изменить они не могут. Одно лишь право свободно говорить не поможет прожить от зарплаты до зарплаты.
— В чем же проявлялась эта фрустрация?
— Ситуация была настолько суровой, а вера в возможность что-то сделать вместе настолько испарилась, что возобладали настроения «каждый за себя»: ориентация на индивидуальное выживание в пресловутой «войне всех против всех». Я выкручусь, а до остальных мне дела нет. К тому же под флагом обличения советского «коллективизма» отовсюду неслась пропаганда самого неприкрытого эгоизма. Мы получили самое что ни на есть «рыночное общество».
К тому же имели место известные события 1993 года. До этого люди верили, что власть по протестующим стрелять не будет. А тут выяснилось, что будет.
Даже 20 лет спустя после 1993 года многие люди рассказывают об этом так, словно это было вчера. Короче говоря, в силу фрустрации, эгоизма и страха общество в 1990-х годах как бы оцепенело и застыло. Возникло даже ощущение того, что люди в России вообще уже не способны к коллективному действию. Каких-либо действительно крупных и масштабных протестных движений не было до появления «белоленточного» движения. Конечно, были и исключения: например, выступления против монетизации льгот в 2005 году, когда властям даже пришлось пойти на уступки протестному движению. Или движение против «точечной» застройки...
— Чем характеризуются современные российские протесты?
— Как я уже сказал, общество успело пройти через самые разные этапы смены настроений, пережило фрустрацию. Теперь протестовать вышли совершенно другие люди, в том числе и в социальном отношении. Мы имеем дело прежде всего с протестным движением части жителей крупных городов, причем тон задают скорее люди, обеспеченные в материальном плане. Иными словами, это движение меньшинства.
В многомиллионном городе на улицы выйдет больше людей, чем в небольшом. Это понятно даже арифметически.
Речь идет не об этом, а именно о том, какой процент населения охватывает протест. Насколько широко это движение захватывает население той территории, на которой оно происходит? Если взять этот критерий, то окажется, что везде, за исключением Москвы, Санкт-Петербурга и нескольких крупнейших городов, на улицы вышли не столько «обычные» люди, сколько партийно-политические активисты. Объяснение такой низкой поддержки протеста в регионах мне видится в том, что это было движение, участники которого не выступали за социальные, общественные перемены. Не было выдвинуто никаких альтернативных моделей политики или экономики, никаких социальных требований или предложений. Не был поставлен даже вопрос об изменении Конституции, скажем, о переходе от президентской системы к парламентской. Речь однозначно не шла о смене системы или модели.
Речь шла просто о смене лиц: уберем этих — поставим других. Возникал вопрос: а для чего?
Этот протест оказался не в состоянии мобилизовать широкие массы за пределами двух столиц и еще нескольких крупных городов.
— Почему?
— Именно потому, что мы живем в богато-бедной стране. О некоторых странах третьего мира говорят: нищий на золотом троне. Это относится и к России. С одной стороны, страна богата ресурсами, Пользуясь ими, некоторые могут делать здесь миллиардные состояния. Но в целом народ живет на уровне страны третьего мира.
Как выживают люди в регионах при существующих зарплатах и ценах — великая загадка. В такой ситуации людям все равно, кто ими управляет, раз ничего не меняется и никто не собирается ничего менять. Сама по себе смена политических лиц их совершенно не волнует.
Лозунг «у нас украли выборы» им безынтересен.
— В чем же может выражаться протест таких людей?
— Это серьезный вопрос. Заставить протестовать может кризис, но и он сам по себе не обязательно ведет к протестам. На кризис люди могут реагировать бунтом, а могут — еще большей фрустрацией.
Думаете, российская деревня спилась от хорошей жизни?
Мужик может схватиться за вилы, а может запить горькую и умереть. Это тоже будет протест, только самоубийственный. Так что возникнет ли протест, и если да, то каким он будет, предсказать почти невозможно. Как правильно сказал Кропоткин, «революцию делают не от отчаяния, революцию делают от надежды». А где она, надежда?
Материал подготовлен «Газетой.Ru» в рамках информационного партнерства с конференцией «Власть и насилие в незападных обществах: проблемы теоретического осмысления и опыт практического изучения».