10 декабря в Стокгольме проходит церемония вручения Нобелевских премий. Победители во всех трех естественно-научных номинациях ответили на набор из шести вопросов разной степени странности: про детство, разговоры с мертвыми гениями, нарушение законов природы и вопросы супермозгу.
1. Было ли какое-нибудь переломное событие в детстве или юности, после которого вы заинтересовались наукой?
2. Есть анекдотические истории про школьных учителей Эйнштейна и Эдисона, которые предсказывали будущим гениям один сплошной провал. Что-нибудь подобное с вами случалось?
3. Думали ли вы, что именно эта работа принесет вам Нобелевскую премию?
4. Представьте, что у вас есть возможность рассказать о своем открытии одному из ученых или философов прошлого. Кого бы вы выбрали?
5. Есть ли такой закон природы, который вы считаете нелогичным и хотели бы отменить?
6. Если бы вы могли задать Богу, супермозгу или любой другой сверхъестественной силе один вопрос про науку, о чем бы вы спросили?
Уильям И. Мёрнер, премия по химии // Стэнфордский университет, США
1. Когда я был совсем маленьким, отец вручил мне книгу «Элементы радио». Схемы модуляции, принципы радиосвязи — всякое такое.
Еще я баловался химией: позади нашего дома стоял сарай, который назывался «клубное здание», и там я ставил свои опыты. Поджигал, допустим, пирофорный порошок железа — тот искрился и вспыхивал.
Но книга про радио увлекла меня все-таки больше: я с головой ушел в электронику. Соорудил генератор высокого напряжения на два киловольта. Получил лицензию радиолюбителя. Стал студентом-физиком. Ну и так далее. А интерес к биологии у меня недавний, я вечный студент.
2. Не помню, чтобы мои учителя говорили что-нибудь в этом духе. Правда, уже в университете мне заявили, что физик-теоретик из меня не получится. Но это ничего не значило: к тому моменту я уже подался в экспериментаторы.
3. Не скажу, что я прямо так и подумал: «Вау, а ведь это верный «Нобель»!» Скорее: «Не исключено. Очень даже может быть». Я действительно ощущал, что этот эксперимент важнее всего, над чем я когда-либо работал. Однако я и представить не мог, как далеко все зайдет.
4. Выбираю Эрвина Шредингера. Почему? Это великий физик-теоретик и один из основателей квантовой механики.
В 1952 году в книге «Квантовые прыжки» он заявил: «Мы никогда не ставим опыты над одним электроном, атомом или молекулой. В мысленных экспериментах мы время от времени допускаем такую возможность. Это неизбежно приводит к смехотворным выводам. С отдельными частицами не экспериментируют, а ихтиозавров не выращивают в зоопарке».
Я был бы рад рассказать ему, как мы наблюдаем одиночные молекулы.
5. Странный вопрос. Природу нельзя изменить. В частности, дифракционный предел Аббе после наших открытий никуда не делся. Мы просто нашли обходной путь.
А что касается других законов природы… Как насчет пуассоновской статистики? Она описывает, как фотоны рождаются и регистрируются приборами. Это касается глубинных свойств вакуума и возможности понять, как электромагнитный вакуум устроен. Если бы с пуассоновской статистикой можно было что-нибудь поделать, было бы неплохо.
6. Без идей.
Хироси Амано, премия по физике // Нагойский университет, Япония
1. В старших классах физика давалась мне тяжело, и только в университете я начал ее понимать. Я не физик, я инженер. И работаю на факультете электротехники и компьютерных наук, а не на физическом факультете.
Когда я выбирал тему для работы в аспирантуре, то решил, что голубые светодиоды — это очень легко, их будет несложно сконструировать.
2. —
3. Никогда. Я никогда не думал, что стану нобелевским лауреатом.
4. Профессора Эрвина Шредингера. Причина — в его уравнении, которым мы пользуемся. Оно крайне важно для понимания физики полупроводников. Вот так.
5. Нет.
6. Когда люди смогут предсказывать землетрясения? Может быть, у вас в стране ситуация другая, а в Японии с землетрясениями все очень серьезно. Людям нужно знать, где и когда тряхнет в следующий раз.
1. Думаю, я интересовался наукой с самого детства. Читал про динозавров, про вулканы, про планеты и Вселенную. Абсолютно все казалось очень занимательным.
Так что в том, что я стал нейробиологом, есть элемент случайности. Собирался изучать ядерную физику. Или физику элементарных частиц. Рассматривал вариант, что займусь биохимией, но курс общей химии показался мне очень скучным. Потом увлекся психологией и в конце концов переключился на нейронауку, на которой та основывается.
2. Я в этом смысле не похож на Эйнштейна.
3. В 2004 году мы выяснили, что в зоне мозга под названием энторинальная кора есть клетки, которые реагируют на положение животного в пространстве: конкретная клетка вспыхивает (возбуждается) сразу во многих точках доступной крысе территории. В течение полугода стало ясно, что эти точки образуют периодическую решетку и что эта шестиугольная решетка покрывает все пространство.
Была, конечно, умозрительная возможность, что все обернется Нобелевской премией, но об этом я подумал далеко не в первую очередь.
4. Иммануила Канта. Он объявил пространство… не скажу, что врожденной идеей, но чем-то вроде. Нейроны места, которые открыл О'Киф (третий лауреат и учитель Мозера. — «Газета.Ru»), и нейроны координатной сетки, открытые нами, — часть системы, которая заставляет мозг воспринимать пространство.
Несколько лет назад мы стали проверять, есть ли эта система у новорожденных детенышей животных. К моменту, когда те начинают ползать, система уже сформирована. Чтобы развиться, ей не нужен накопленный опыт.
5. В мозгу, на мой взгляд, нет ничего, что следовало бы устроить иначе, чем есть сейчас. Наоборот, меня удивляет тот факт, что мозг в ходе эволюции достиг такого совершенства. Но, конечно, есть такие функции, которые хотелось бы лучше контролировать.
6. Мне любопытно, с чего все началось. Знаете, много ученых работает над проблемой рождения Вселенной: Большой взрыв, космическая инфляция, все такое. Особо меня занимает вопрос, было ли у Вселенной начало или все-таки она существовала всегда. Не знаю, самый ли это важный вопрос на свете. Еще подумаю.
1. Я рос в шестидесятые, и меня потрясли полеты в космос.
Но это все-таки не наука. В третьем классе у меня появился друг, чей отец был профессором в Университете Мичигана. Этот друг меня в науку и втянул — и мир перевернулся.
2. Скорее нет. Тот особый жук, который распространяет научную заразу, не кусал меня лет до восьми. А с тех пор как укусил, учителя и друзья меня только поддерживали.
3. Едва ли я заходил в своих мыслях так далеко. В 1995 году, когда идея только пришла мне в голову, я радовался несколько месяцев.
Но и тогда про Нобелевскую премию думал едва ли. Пока был молодым и кипел энтузиазмом, я успел приложить руку ко многим технологиям и… Это как завести ребенка. Сперва думаешь: да этот малыш запросто может стать президентом! А потом радуешься уже тому, что он не угодил в тюрьму.
4. Роберт Гук. Его история во многом перекликается с моей. Он не делал различий между фундаментальной наукой и прикладной, инженерной. Поэтому смог бы оценить то, что мы соорудили.
Еще я вроде как похож на него в том смысле, что Гука когда-то надолго забыли. Из-за его ссоры с Ньютоном.Эдвард Мозер (Edvard Moser), премия по физиологии и медицине // Институт системной неврологии Кавли, Норвегия
Эрик Бетциг, премия по химии // Медицинский институт Говарда Хьюза, США
Родись тот позже или раньше, Гук был бы куда известней. Меня тоже редко оставляло ощущение, что мои работы почти наверняка забудут. В общем, он мне близок.
5. Ну, это совсем просто. Если что-то в природе менять, так это скорость света. Людям рано или поздно все равно придется выбираться с уютной Земли. В Солнечной системе довольно тесно. Кто придумает, как преодолеть скорость света, даст человечеству шанс выжить в масштабах миллионов лет.
6. Есть ли предел тому, что мы можем узнать? Узнаем ли мы когда-нибудь вообще все или непознанного всегда будет оставаться бесконечно много?
Данный текст опубликован в «Газете.Ru» в рамках информационного партнерства с журналом «Кот Шредингера».