«Мне осточертел микроскоп, за который я получил «Нобеля»

Лауреат Нобелевской премии 2014 года по химии рассказал о своем новом прорыве

Владимир Корягин
Лауреат Нобелевской премии по химии 2014 года Эрик Бетциг рассказал «Газете.Ru» о своем прорыве, открывающем новую страницу в флуоресцентной микроскопии высокого разрешения.

Спустя две недели после того, как Эрик Бетциг вместе с двумя своими коллегами получил Нобелевскую премию по химии, стало известно о новом прорыве исследователя. Отец флуоресцентной микроскопии высокого разрешения создал новый микроскоп, который по возможностям намного превосходит предыдущую модель (PALM), за которую, собственно, Бетцигу и была вручена премия.

Об устройстве рассказывается в статье, которая вышла в научном журнале Science.

<4>

«Газете.Ru» удалось побеседовать с ученым и из первых рук узнать об особенностях разработанного им устройства:

— В чем прелесть нового микроскопа? Он действительно превосходит предыдущую модель?

— Конечно! С его помощью можно наблюдать отдельные клетки в полном 3D, при этом не нанося им абсолютно никаких повреждений. Можно наблюдать и за движущимися объектами!

— И долго вы эту новинку разрабатывали?

— Примерно пять лет, может, чуть больше.

Я начал думать над созданием микроскопа с тех пор, как мне осточертел старый. Тот самый, за который мне присудили Нобелевскую премию. Я осознал, насколько он примитивен.

Главной проблемой, с которой я столкнулся, было сохранение пространственного разрешения и скорости на высоком уровне. При этом необходимо было добиться и того, чтобы рассматриваемая клетка не получала никаких повреждений. И этого удалось добиться: достаточно было изменить конструкцию, сделав так, чтобы свет подавался с боковой стороны устройства.

— Что значит флуоресцентная микроскопия для науки?

— В последние лет десять флуоресцентная микроскопия высокого разрешения переживает своего рода ренессанс. Созданы микроскопы с суперразрешением, с помощью которых можно рассматривать отдельные молекулы, двухфотонные лазерные микроскопы, позволяющие наблюдать живые ткани.

А нынешние разработки в области флуоресцентной микроскопии позволяют рассматривать отдельные белки и даже единичные нейроны в мозге.

Жду, когда мы сможем заглянуть внутрь наблюдаемых клеток и тканей. Вот тогда я успокоюсь!

— С российскими учеными сотрудничаете?

— В данный момент нет. Вообще работаю с выходцем из России — есть такой исследователь Глеб Штенгель.

— Какие у вас планы на ближайшее будущее?

— Вернуться в лабораторию и наконец-то поработать.

С момента обнародования информации о присуждении Нобелевской премии мне этого сделать не удается. А хотелось бы.

— Гордитесь ли вы тем, какое влияние оказали ваши изобретения на современную науку?

— Конечно! Но я бы не был так категоричен — пока еще рано говорить о том, какое влияние на науку я оказал. Надеюсь, что это лишь начало моего пути.

Честно говоря, мое влияние вообще ничтожно, если сравнивать его с изысканиями, вылившимся в выделение зеленого флуоресцентного белка.

— А как вы пришли к тому, что хотите стать ученым?

— В детстве я хотел стать астронавтом.

И именно поэтому начал плотно заниматься физикой.

К четвертому классу я с ума по ней сходил. Знаете, именно тогда сформулировали Стандартную модель, многое было написано про кварки!

— Как к этому отнеслись ваши родители?

— Моя семья положительно отнеслась к тому, что я очень интересуюсь наукой и хочу активно в этой области работать. Вообще мои родители не ученые. Наверняка они обрадовались бы еще больше, если бы я проявил себя в какой-то другой сфере.