— Вы получили Нобелевскую премию за открытие фуллеренов. Расскажите читателям «Газеты.Ru», что это?
— Фуллерен, по сути, одна из форм соединений углерода. Всего форм три — алмазная, графитная и молекулярная, которая как раз и называется фуллерен. Самый знаменитый фуллерен имеет 60 атомов углерода в своей структуре и визуально похож на футбольный мяч. Он был открыт мной и двумя моими коллегами в 1985 году во время опытов по созданию условий в углеродных звездах — небесных телах, где углерод создается путем синтезирования.
Кстати, весь углерод, содержащийся в наших телах, такой же, как в звездах.
В процессе экспериментов по испарению графита мы обнаружили, что фуллерены принимают такую форму абсолютно спонтанно. Кроме того, оказалось, что фуллерены обладают удивительной особенностью захватывать электроны. Ранее возможность их существования предсказали японские и советские ученые в 1970 и 1972 годах соответственно. И наконец, в 1990 году мы получили то, что хотели, и химия фуллеренов стала реальной. Шесть лет спустя мы с коллегами Керлом и Смолли получили за свое открытие Нобелевскую премию, поскольку это открытие ознаменовало создание новой области химии.
— Удалось ли найти прикладное применение фуллеренам?
— Мне сложно сказать, потому что я работаю в фундаментальной науке. Я работаю над тем, что интересно мне, вне зависимости от того, как и где можно применять мои разработки и открытия. Мне интересно то, что нас окружает.
Я больше не работаю в области исследований фуллеренов, но я убежден, что им найдут применение при создании солнечных батарей и фотоэлементов нового поколения.
В целом знания о фуллеренах пригодятся при конструировании любого электронного или квантового прибора либо элемента. Кроме того, перспективы применения я вижу в медицине. Фуллерены могут быть полезны при создании противораковых препаратов. Уникальное свойство захвата электронов может быть применимо при лучевой терапии, а именно при детоксикации организма. Если захватить радиоактивный элемент в клетку фуллерена, то вполне можно снизить его пагубное влияние на организм или вообще вывести наружу.
— Над какими проектами вы работаете сейчас?
— Сейчас я завершаю работу над всеми своими исследованиями и в ближайшее время планирую уйти из науки. Я слишком долго работал, и у меня есть планы личного характера. Однако сейчас я все еще увлечен вопросом формирования той самой кристаллической решетки фуллерена — углерода-60. Каким образом она формируется, все еще непонятно, и вообще ее открытие было для нас полным сюрпризом.
В теорию мы заложили, что фуллерен формируется спонтанно, но я считаю, что это неочевидно.
Над этим вопросом я работаю в Университете Флориды с моими коллегами Аланом Маршаллом и очень способным студентом Полом Данком. Мы установили, что решетки фуллеренов состоят из более маленьких углеродных соединений. Моя задача состоит в определении того, как именно формируются молекулярные ячейки углерода. Мне кажется, меня еще ждет сюрприз.
— Вы приезжали на крупную конференцию по наноматериалам «Нано-2014», которая прошла в Московском государственном университете. Вы впервые в России?
— Я был у вас до этого всего трижды и все три раза на большой конференции по фуллеренам в Санкт-Петербурге. Я впервые в Москве, и по мне, это фантастический город с не менее фантастическими, благородными и интеллигентными людьми, но с невыносимой кучей пробок.
— Как ученый, работающий в фундаментальной науке, можете оценить, насколько сильна российская наука?
— Фундаментальная наука в России на очень хорошем уровне, но и тут существует проблема, которая так или иначе возникает у ученых по всему миру: от нас требуют открытий. Я, как ученый-фундаменталист, борюсь с этим давлением изо всех сил и поддерживаю тех, кому интересно заниматься наукой как таковой.
На фундаментальные исследования приходится всего 20% общего мирового бюджета, выделяемого странами на науку, при этом их вклад неоценим.
Проблема фундаментальной науки в том, что ученый никогда не сможет предсказать, пойдет ли эксперимент так, как говорит выстроенная им теория. Всегда нужно оставлять место сюрпризу, который может целиком перевернуть представление об исследовании и изменить правила игры.
— Видите ли вы пагубное влияние санкций в адрес России на науку?
— Я думаю, что то, что происходит, очень плохо. Во всех странах существуют экономические проблемы, и тем более когда экономика не очень сильна, как, например, в США или Великобритании, подобные санкции оказывают давление на обычных людей, требуя от них срочной демонстрации каких-то полезных результатов.
Существование науки в условиях санкций серьезно усложняется, поскольку, как я уже говорил, открытия происходят порой случайно.
— В январе вы вместе с актером Иэном Маккелленом выступили инициаторами отправки коллективного письма Владимиру Путину с требованием отмены закона, ущемляющего права членов ЛГБТ-сообщества. Почему вы?
— Вы тоже об этом знаете? Это хорошо. Так вот мой друг Иэн Маккеллен — очень известный актер, с которым мы вместе учились в школе. Он считает важным общаться с молодыми людьми на эту острую тему. Когда он приехал к нам в Университет Флориды, мы обсуждали это, и самое интересное, что мне запомнилось после его визита, так это то, как он смог снизить уровень агрессии молодых ребят — не только по отношению к геям, а агрессии в целом. Меня это потрясло. Когда мы обратились к вашему президенту с коллективным письмом, мы хотели проявить солидарность с ЛГБТ-сообществом. Отношение к сексуальным меньшинствам не должно быть продиктовано законом, догмой или религией, ведь у некоторых из них это может быть генетическим сбоем, который от них не зависит. Необходимо объяснить, что это люди и отношение к ним должно стать ответственностью каждого человека. Россия не Уганда, где могут казнить за однополую связь. Ваша страна породила множество талантливых музыкантов, писателей, философов и ученых, и я очень разочарован, что уровень толерантности в России отстает от мирового.
Если вы хотите развить хорошую науку, вы должны рационально мыслить, если вы хотите вести успешную социальную политику, вы должны также мыслить рационально.
Одно без другого существовать не может.