В событиях апреля 1814 года невозможно переоценить роль, которую сыграл в них Шарль Морис де Талейран-Перигор — бывший министр иностранных дел при Директории, Консульстве и Империи, который был отстранен Наполеоном от всех дел вскоре после Тильзитского мира 1807 года.
Оставаясь при этом одним из верховных сановников империи, он занимал должность вице-электора, Талейран имел влияние на внутриполитические дела.
Бонапарт много раз хотел подвергнуть его аресту, но в январе 1814 года, отправляясь к армии, даже назначил Талейрана членом регентского совета.
Когда в конце апреля союзные армии неожиданно для Наполеона, пренебрегая угрозами своим коммуникациям, бросились к столице Франции,
император даже заметил, что он не знает ни одного генерала у союзников, кто мог бы решиться на такой гениальный шахматный ход.
Наполеон поспешил на помощь Парижу, но сам опоздал на один день, а его войска все еще подтягивались. Накануне он распорядился, чтобы императрица с наследником, а также весь регентский совет покинули столицу и уехали в Блуа. Наступал критический момент, но мало кто это осознавал. Одним из немногих был Талейран.
Наполеон еще надеялся, собрав войска, выбить союзников из Парижа, маршалы были в сомнениях относительно перспектив битвы на улицах огромного города, правительство покидало столицу. Союзные монархи еще не только не согласовали между собой свои позиции относительно дальнейшей формы правления во Франции, но даже не сформулировали эти позиции для себя. Было лишь понятно, что
Россия и Пруссия стремились ликвидировать наполеоновскую империю как фактор европейской политики, но могли и сохранить сам институт империи или даже преобразовать Францию в республику.
Австрия желала вернуть утраченные земли, ее больше всего устроило бы воцарение на французском престоле малолетнего Наполеона II, приходившегося австрийскому императору внуком, а регентшей при нем Марии-Луизы, жены Наполеона и дочери этого самого австрийского императора. Англию больше всего волновало ослабление мощи политического и экономического конкурента.
Таким образом, никто не был напрямую заинтересован в восстановлении старой французской королевской династии Бурбонов, мало того, царь Александр, игравший в коалиции первостепенную роль, считал, что Бурбоны вряд ли могут быть приняты новой Францией по прошествии последних столь бурных 25 лет.
Талейран предвидел, что режим в стране поменяется, но как именно, не мог предугадать даже он. В это же время поступило распоряжение Наполеона покинуть столицу всему регентскому совету. Что делать? Ведь если бы он подчинился и покинул Париж, то при смене режима был бы в стороне от решающих событий, а если остался бы, то неподчинение приказу Наполеона могло бы дорого обойтись в случае сохранения империи, даже и с малолетним Наполеоном II на троне.
Хитрый ход, который придумал Талейран в этот момент, когда и уехать нельзя, и остаться опасно, делает честь его изобретательности.
Он действительно собрал свои вещи в открытом экипаже и направился к городской заставе, демонстрируя всем свое намерение покинуть столицу. Но на самой заставе он был «неожиданно» остановлен солдатами парижской национальной гвардии, которые не позволили ему уехать: Талейран был «вынужден» вернуться в свой особняк. Нет нужды говорить, что вся история с его задержанием и «вынужденным возвращением» была заранее спланированной акцией, призванной обезопасить его в случае непредвиденного развития событий.
Комбинация, которую задумал Талейран, повторилась затем не единожды в мировой истории. Видный деятель одного режима при очевидной смене власти старается подороже продать свое влияние одной из группировок, чтобы в дальнейшем получить от нее награду за оказанные услуги.
Выбор у Талейрана был небольшой. Сторонников республики было немного, здесь мало на что можно было рассчитывать в случае успеха. Сторонников сохранения империи было большинство, но в этом деле заслуги Талейрана были бы минимальны, а риски больше. Оставались Бурбоны. Им Талейран и предложил свои услуги, рассчитывая на немалую награду с их стороны. Впрочем, те не слишком впоследствии жаловали Талейрана, порой презирали и ненавидели его за политику, проводимую им в первые годы революции, а также при Наполеоне.
Они считали себя единственно законной властью, не представляли себе, как можно рассматривать другие варианты, и в поступках Талейрана видели всего лишь исполнение долга по отношению к ним. Но в апреле 1814 года он рассчитывал на их благодарность и делал все возможное для восстановления старой династии на французском престоле.
Во время сражения под стенами Парижа солдаты союзных армий повязали себе на рукав белые повязки, чтобы отличать своих от чужих: нелишняя предосторожность в армии, состоящей из представителей нескольких стран.
Но парижане восприняли этот знак как символ династии Бурбонов: при Старом порядке именно белая кокарда и белое знамя были символами королевской власти. В такой ситуации немудрено, что роялисты в Париже активизировались, чувствуя поддержку союзнических армий. Впрочем, надо сказать, что вступление их в Париж не было оккупацией в современном понимании. В начале XIX века войны воспринимались как частное дело государей и государств, которые касаются в первую очередь армий, но не касаются населения.
Обратные примеры, как во Франции в начале Революции, в Испании в 1808–1813 годах, в России в 1812 году и Пруссии в 1813 году были скорее исключением. Тем более что не только обыватели, но и монархи в 1814-м воспринимали это как отклонение от нормы, ведь вооружение неподконтрольных власти народных отрядов может быть опасно для стабильности и самой власти.
Даже сам Наполеон в 1814 году отказался поднять нацию, как в 1793-м, назвав эти идеи химерой, хотя, возможно, это было единственным способом спасти свой трон.
Поэтому национальная гвардия Парижа при вступлении союзников в город не была ликвидирована, напротив, они продолжали патрулировать улицы и поддерживать порядок в столице совместно с русскими патрулями. Точно так же, как это было в Берлине в 1806 и Вене в 1805 и 1809 годах.
Талейран был очень нужен и союзникам. Ведь занять город — это одно, а сменить власть во Франции — совсем другая задача, требующая более тонких инструментов. Без риска для стабильности нельзя просто поменять режим в стране силой штыков иностранных армий, нужно соблюсти видимость законности хотя бы при соблюдении форм. Ведь всякая власть базируется не только и не столько на самой себе и инструментах подавления, сколько на консенсусе общества в справедливости и законности этой власти. Поэтому новый режим во Франции должен был приобрести хотя бы видимость законности. И Талейран обещал Александру такую законность обеспечить.
Сначала 31 марта Александр подписал декларацию, составленную Талейраном и статс-секретарем русского императора Нессельроде, в которой отказывался вести переговоры с Наполеоном и выражал готовность признать то правительство, которое изберет себе французская нация. В принципе обычный способ организовать нужную тебе смену власти: занять территорию войсками, а потом, прикрываясь изъявлением воли народа, поставить тот режим, который будет соответствовать собственным интересам. Но Александр все еще колебался, какой же режим «изберет» себе французская нация.
Приняв у себя в особняке русского царя и прусского короля, Талейран убеждал их, что стране нужен именно Людовик XVIII.
На следующий день Талейран собрал сенаторов, которые еще оставались в Париже, и те провозгласили создание временного правительства во главе с Талейраном, призванного выработать новую конституцию страны. Сенат во Франции в это время был верховным судебным органом, который имел право даже вносить изменения в конституцию страны — именно постановлением сената в 1804 году Французская республика была фактически преобразована в монархию с наследственной формой правления (хотя формально республика сохранялась, в документе тогда прямо было сказано, что «управление республикой вверяется императору»).
При Империи этот орган послушно исполнял волю Наполеона, утверждая любые нужные ему положения. И на этот раз он также послушно вотировал учреждение нового временного правительства во главе с Талейраном, а через несколько дней проголосовал за отрешение от власти Наполеона и освободил от присяги государственных служащих и армию.
В эти дни произошло еще одно важное событие: маршал Мармон во главе своего корпуса покинул расположение наполеоновских войск и перешел в Версаль, признав таким образом власть Временного правительства.
Союзные монархи, считавшие, что армия полностью предана Наполеону, поняли вдруг, что это не так, и он потерял в их глазах последний козырь.
Отныне его судьба была решена. 6 апреля Наполеон подписал отречение от трона за себя и своих наследников, в тот же день сенат провозгласил восстановление Бурбонов на троне и сохранение конституции. Однако Людовик XVIII не спешил признать эту конституцию, рассматривая лишь себя законным государем, а этот документ — как следствие смуты. Но Александр заявил ему, что не впустит его в Париж до тех пор, пока тот не признает эту конституцию, что новый король и сделал в составленной опять же Талейраном Сент-Уанской декларации.
3 мая Людовик XVIII торжественно въехал в столицу, с конституцией был найден компромисс: король даровал стране конституцию особой Королевской хартией, подписанной 27 мая и обнародованной 4 июня.
В соответствии с этой хартией в стране учреждалась конституционная монархия, провозглашались равенство перед законом всех французов, свобода вероисповедания и свобода печати, разделение властей.
Понадобилось 25 лет революции и войн, чтобы Бурбоны согласились на это, и то только под давлением союзных монархов.
«Они ничего не забыли и ничему не научились», — сказал про них Талейран. Действительно, меньше чем через год Наполеон только одним своим появлением прогнал их с трона, а когда их снова привезли в Париж «в фургонах оккупантов», то через 15 лет Июльская революция навсегда уже прогнала их, ликвидировав тысячелетнюю монархию.
Данная серия публикаций является продолжением проекта, посвященного Отечественной войне 1812 года. Цикл подготовлен совместно с историческим проектом «Руниверс».