В июне «Газета.Ru» опубликовала рецензию на книгу «Ближний Восток, арабское пробуждение и Россия: что дальше?». Рецензенту книжка, кажется, понравилась, но не очень — по крайней мере, недостатков он в ней нашел больше, чем достоинств. Мне, как автору и одному из ответственных редакторов, понятное дело, обидно. Согласиться с самим наличием недостатков я вполне готов, но списки у нас с рецензентом получаются разные. Более того, то, что он посчитал за недостатки, на мой взгляд, составляет как раз главные достоинства книги.
Во-первых, у автора рецензии возникают «странные мысли» в связи с презентацией сборника в гостинице «Рэдиссон Славянская». Во-вторых, с его точки зрения, некоторые статьи сборника «носят открыто ненаучный и банально описательный характер, а другие... попросту выбиваются из общей канвы повествования». В-третьих, в книге слишком мало прогнозов. В-четвертых, сборник «фривольно обходится с принятыми... академическими стандартами». Наконец, категорически не нравится часть, посвященная России, поскольку в ней рассказывается «о таинственном внешнем враге, успехах российской науки и мифическом диалоге цивилизаций».
Не согласен ни с чем — от «странности» мыслей до «мифичности» диалога.
Когда мы с коллегами придумывали эту книгу, то ставили перед собой две главные задачи. Прежде всего, этот сборник должен был стать самым полным из существовавших тогда в России (да и не только в ней одной) исследований феномена арабского пробуждения.
Понятно, что ни на момент написания текста, ни на момент его издания, ни сегодня пробуждение еще не завершилось и один Аллах знает, сколько еще лет арабский мир будет выходить из спячки. Соответственно, об окончательном вердикте речь не шла: все, на что мы претендовали, — это некая фиксация ситуации на определенный момент времени. Необходимость же фиксации среди прочего была связана со второй задачей, лишь отчасти имеющей отношение к арабскому миру.
Помните, что все сказали, когда началась революция в Тунисе? «Надо же! Кто бы мог подумать?». А в Египте? «Это было ожидаемо, но Мубарак не Бен Али!» А в Ливии? «Каддафи расстреляет полстраны, но выдюжит!» Так говорили не только у нас, но и на Западе. Так говорили и сами арабы.
Да, мы все давно ждали перемен в арабском мире, все ждали прихода исламистов, но никто не думал, что это случится именно так и тогда. Почему же мы проглядели? Чтобы понять почему, нужно было понять, в каком состоянии находится наша наука: действительно ли, пока арабский мир переживает свою весну, нам надо готовиться к зиме или дело в другом?
Именно поэтому нам хотелось, чтобы книга, которую мы издадим, стала важным историографическим фактом, чтобы лет этак через пятьдесят какой-нибудь профессор какого-нибудь университета попросил бы студента-первокурсника подготовить работу о состоянии и тенденциях развития ближневосточных исследований десятых годов XXI века по материалам этого сборника.
С этой задачей, как мне представляется, мы справились если и не на 100%, то на 80—90 наверняка. Представленные в книге статьи написаны (о чем говорится даже в аннотации) учеными и дипломатами-ближневосточниками, принадлежащими к разным институциям и поколениям и придерживающимися разных точек зрения на арабское пробуждение. Подчас их взгляды противоположны, подчас просто малосочетаемы, но именно их многообразие я бы считал главным достоинством книги.
Основные противоречия между авторами связаны с тремя кругами проблем: оценками внешнего фактора в революционных событиях; целей, задач и методов работы исламистских организаций; интересами России в регионе и мотивацией ее политики на Ближнем Востоке — все представленные точки зрения по этим вопросам находят свои, пусть и не буквальные, соответствия и в иностранной историографии. При этом, как ни странно, выраженные позиции почти никак не связаны с возрастом аналитиков, зато зачастую (хотя и не всегда) соотносятся с их профессиональной принадлежностью: академические ученые, как правило, придерживаются более либеральных взглядов, чем их коллеги-практики (сравните, например, статьи Олега Павлова и Георгия Мирского; Ирины Звягельской и Вениамина Попова).
Если само существование широкой палитры взглядов стоит рассматривать как показатель большого потенциала нашей аналитики, то довольно очевидная их корреляция с профессиональной принадлежностью авторов наводит на размышления.
Дело, понятно, не в уровне компетентности. Дипломаты, писавшие для этой книги, проработали в арабских странах не по одному десятку лет.
Вениамин Попов — первый посол РФ при Организации Исламская конференция (ныне — Организация исламского сотрудничества); Андрей Бакланов — бывший спецпредставитель РФ на Ближнем Востоке, много лет ведший многосторонние переговоры по созданию региональной системы безопасности; Олег Павлов — действующий дипломат, проведший в арабских странах уже три десятка лет, и т.д.
Эти люди — не бывшие театральные режиссеры, вдруг сделавшиеся политическими аналитиками, не металлурги или выпускники МАИ, рассуждающие о Ближнем Востоке, все они профессионалы высочайшего класса, знающие регион изнутри.
Не менее профессиональны и академические ученые — имена Георгия Мирского, Виталия Наумкина, Ирины Звягельской, Александра Филоника, Марии Видясовой говорят сами за себя.
Но если и те, и другие компетентны и обладают примерно одинаковым набором исходных данных, то почему же столь разительно различаются их анализ и выводы?
Мне кажется, есть две причины — фундаментальная и конъюнктурная. Фундаментальная состоит в разнице оптики.
Оптика, которой пользуется академический ученый, создана им по рецептам коллег и учителей для себя одного.
Отсюда его индивидуализм. На какую бы институцию ни работал ученый и каких бы методологических взглядов ни придерживался (от неопозитивизма до постпостмодернизма), он работает ради внеположенной текущему моменту и чьим-либо интересам относительно объективной (или интерсубъективной) истины, а не в интересах конкретного правительства или государства. Иначе он просто не ученый. Отсюда его стремление к объективности, подчас читающееся как либерализм.
Оптика дипломата всегда системна, конкретна и относительна. Она изготовлена поколениями людей, работавших не только на российское государство, но и ради него.
Дипломат, даже будучи наблюдателем и аналитиком, всегда остается вовлечен в текущий процесс, причем на стороне вполне определенного игрока, чьи интересы он выражает (или думает, что выражает). Он обязан быть пристрастным государственником. Иначе он просто не дипломат.
Что же касается конъюнктурной причины, то она связана со спецификой функционирования нашего экспертного сообщества. Так получилось, что
за последние пару десятилетий у нас была практически утрачена традиция взаимодействия академических экспертов и дипломатов-практиков, — думается, что в определенной степени совместные проекты, вроде этой книги, могут помочь исправить ситуацию.
Разница в бэкграунде авторов сборника и в источниках, к которым они обращались, предопределила отчасти и стилистические различия текстов, которые почему-то были приняты рецензентом за ненаучность.
Мемуарный элемент, на наличие которого он сетует, не лишает статью научной ценности, а только повышает ее.
А вот наличие ссылок само по себе еще ни одному тексту научной значимости не придало — достаточно привести в пример, возможно, наиболее авторитетный из отечественных политологических журналов — «Россия в глобальной политике» и, скажем, вестник какого-нибудь третьеразрядного университета (где ссылки есть), чтобы в этом удостовериться.
Конечно, в книге много описательности, но, как наставлял меня мой учитель Исаак Моисеевич Фильштинский, каждый хороший гуманитарный текст должен быть понятен любому человеку с высшим образованием. При всем уважении к российскому читателю я вовсе не уверен, что он обязан настолько разбираться в ситуации в арабском мире, чтобы вовсе не нуждаться в нарративе.
Наука не может быть обращена исключительно к научному сообществу — она в таком случае превращается в игру в бисер, красивую и бессмысленную.
Все это показывает, на мой взгляд, что рецензируемый сборник вовсе не говорит об осени отечественного востоковедения. Напротив, демонстрируя его слабости, он одновременно раскрывает и большой потенциал развития. Может быть, именно благодаря таким книгам в нашей науке наконец наступит весна.
Что же до прогнозов, или, лучше сказать, предсказаний, то их мы действительно старались избежать — не только в вопросе о Сирии, но и в целом: не тот формат. Подготовка книги, включая издательский цикл, занимает приблизительно год, что само собой делает невозможными прогнозы на ближайшую перспективу в «горячей» ситуации.
Поскольку любая книга пишется не на год и не на два года, то и среднесрочные прогнозы отпадают (хотя авторы сборника делают их в других изданиях).
Что же касается долгосрочного прогнозирования, то и оно мне представляется сегодня относительно бесполезным (хотя бывшие театральные режиссеры его обожают). Арабское пробуждение — это процесс, который будет тянуться не меньше десятилетия, и тот, кто говорит, что знает, каким мы увидим Ближний Восток на его исходе, — просто шарлатан. С ходу я могу предложить по крайней мере шесть сценариев, каждый из которых в той или иной степени вероятен.
1. Установление баланса между светскостью и исламизмом, создание демократических политических систем с ориентацией на местные традиционные ценности, решение экономических проблем при помощи иностранных партнеров и арабской диаспоры на Западе, быстрая и гармоничная модернизация.
2. Восстановление светских авторитарных режимов, возрастание роли силовых структур, отток активного населения, то есть в конечном счете — восстановление дореволюционной ситуации, но с новыми политическими элитами.
3. Установление национальных разной степени умеренности исламистских режимов и постепенная исламизация всего политического пространства, отток населения, медленная архаизация общества, экономическая стагнация или (в некоторых случаях) развитие ресурсной экономики.
4. Установление панисламистских радикальных режимов, ставящих себе задачей политическую интеграцию региона, создание суннитского халифата.
5. Развитие шиитско-суннитского конфликта, создание двух противостоящих друг другу блоков государств или интеграционных объединений.
6. Распад государств региона, его «сомализация» при сохранении островков стабильности.
При более детальном описании эти шесть сценариев легко превращаются в шестьдесят, шестьсот и шесть тысяч, но все это относится скорее к области политологического фантазирования, забавного и интересного, но совершенно точно мало соотносящегося с академическими стандартами, за которые так ратует автор рецензии.
И последнее. По поводу гостиницы «Рэдиссон Славянская». Как оказалось, это замечательное место для презентаций книг перед отечественным и зарубежным дипломатическим корпусом. Надеюсь, что, когда в отечественной науке наступит лето, а книги по арабистике будут издаваться многотысячными тиражами, автор рецензии пригласит меня туда и на презентацию его собственного сочинения.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции