«Душа солдата в письмах дышит»

Историк рассказывает о роли фронтовых писем в научных исследованиях

Галина Белоглазова
В День Победы директор Музея истории Алтайской государственной академии культуры и искусств, автор сборника «Письма с фронта любимым…» Галина Белоглазова рассуждает о письмах с фронта как эпистолярном источнике времен ВОВ и его использовании в научных исследованиях.

Эпистолярный жанр занимает особое место в пространстве бытовой письменности. Традиционно к нему относят тексты, имеющие форму письма, открытки. На протяжении тысячелетий переписка была единственным средством общения людей на расстоянии. С распространением грамотности письмо перестает быть прерогативой светского общества и распространяется во всех слоях населения. Фронтовое письмо как одна из форм эпистолярного жанра — специфический феномен отечественной письменной культуры военного времени, в научной среде изученный в настоящее время весьма фрагментарно.

В 2007 году вышел в свет сборник «Письма с фронта любимым...», который представляет собой в основном подборку писем о любви.

Помимо писем участников военных событий XX века — жителей Алтайского края в этом сборнике представлены воспоминания их современников, очерки, дневники, интервью, стихи, фотографии, репродукции картин.

Изучение фронтовых писем помогает понять многие аспекты фронтовой жизни участников событий, раскрывают историю взаимоотношений фронтовиков и тех, кто остался далеко в тылу.
Фронтовые письма можно систематизировать по группам: семейные письма, письма о любви, письма учителю, письма, отражающие фронтовую повседневность; письма, содержащие информацию о ценах на продукты питания в военное время; письма, отражающие психологическое состояние солдат; письма, дневники и открытки, содержащие солдатский фольклор; письма, содержащие интересные исторические факты, не описанные исследователями ранее; письма патриотического содержания; письма, раскрывающие моральные устои солдат на фронте, и письма, повествующие о неординарных людских судьбах.

Содержание писем с фронта тщательно проверялось и контролировалось военными цензорами. Еще до начала войны были приняты меры по усилению военной цезуры в Советском Союзе, «исходя из требований современной обстановки». Проект постановления ЦК ВКП(б) об утверждении положения о главном военном цензоре при СНК СССР датирован 2 июня 1941 года. Проект предусматривал новые правила почтово-телеграфной цензуры; штат цензоров предполагалось увеличить на 41 351 единицу (из расчета на одного цензора — 150 писем или 600 телеграмм в день).

Письма, относящиеся к любой группе, крайне редко несли в себе, по мнению цензоров, секретную информацию, например, местонахождение в данный момент солдата, а если встречались названия населенных пунктов, то, как правило, они были тщательно затушеваны.

В изученных письмах упоминаний о цензуре не встречается, но цензурные правки встречаются в письмах повсеместно. Например, в своем письме жене Лине от 20 января 1944 года Константин Коваленко пишет:

«Родная моя! Прости — долго не писал: долгое время мы были на марше из-под Орши. Сейчас пишу в пока ещё узком прорыве (далее полная строчка в письме затушёвана цензорами). Несколько дней идут тяжелые бои <…>».

Крайне редко в письмах встречается информация о дислокации войск, о положении на фронте. Из письма Михаила Фридмана сестре Еве от 25.11.1942 г.:

«<…> Ты, конечно, знаешь об успехах наших войск, в особенности под Сталинградом. Когда я пишу эти строки, мы уже знаем о том, что под Сталинградом наши войска захватили 34 000 пленников, свыше тысячи орудий и прочие трофеи. <…>».

Анализируя письменные источники, относящиеся к группе «семейные письма», можно проследить, как меняется отношение солдата к дорогим ему людям, оставшимся далеко в тылу. Степан Андреевич Агеев пишет своей жене в июле 1941 года:

«<…> Здравствуй, дорогая Дуся <…>».

В январе 1942 года тон его писем меняется:

«<…>Моя дорогая Евдокия Гавриловна <…>».

В письмах солдаты беспокоятся, как семья подготовилась к зиме, сколько заготовили дров, сколько смогли припасти овощей и хлеба. Шестаков Александр Никифорович не только обсуждает в письме проблему «неполучения семьей хлеба», но и обещает заняться ею, если проблема не решится.

Как правило, фронтовики часто дают родным наставления, как распорядиться вещами, если не хватает продуктов, дают совет бережно относиться к семенному материалу, чтобы весной можно было засадить огород, и тогда еда будет. Часто в письмах встречается информация о получении денежных аттестатов и отправке их родителям. Постников Геннадий Федорович пишет родителям, что за хорошую учебу брату надо бы сшить или купить новый костюм и рубашку.

В некотором отношении фронтовые письма представляют собой особый эпистолярный тип. Это обусловлено тематикой письма и специфической ситуацией, в которой на данный момент находится автор письма: адресат находится далеко за пределами привычного ему и его семье мирного домашнего пространства. Он воюет, ежедневно рискуя своей жизнью. Именно оттуда, где четко прослеживается связь между «тем» и «этим» светом, солдат пишет своим родным. Алекимов Семен Павлович в письме девушке Кате рассуждает о войне:

«<…> Многому научила нас война. Она выявила наши ошибки, допущенные нами в жизни. Только здесь человек понял цену жизни и прелести её, только здесь он познал сущность дружбы и потребность в близком человеке <…>».

Важная особенность писем с фронта состоит в том, что они очень отличаются друг от друга и по содержанию, и по форме. Анализ эпистолярных источников дает представление об образовательном уровне фронтовиков, зачастую это письма с большим количеством ошибок. Но повсеместно письма написаны красивым ровным почерком, очень часто встречаются письма, написанные стихами. Ни в одном письме не было встречено строк с нецензурной бранью.

В письмах повествование об организации быта солдат на фронте встречается нечасто. Информация такого рода тщательно убиралась из текстов цензурой и все же просачивалась сквозь цензурные рамки. По скудной информации из писем можно сделать определенные выводы о том, как были одеты-обуты солдаты, как их кормили, обеспечивали необходимым. В своем письме от 17.11.1942 родителям Геннадий Терещенко перечисляет полученное перед отправкой на фронт обмундирование:

«<…> белье холодное, белье фланелевое теплое, шерстяной свитер, шерстяная гимнастерка, стеженые ватные брюки, меховой жилет (сверх гимнастерки под шинель), шинель, шапка, рукавицы, сапоги, которые скоро заменят валенками, три пары теплых портянок, вещевой мешок и другое. И все это с иголочки. Ходишь как туз!».

В своих письмах родителям Геннадий описывает жизнь на фронте, свободную от боев, с легкостью и некоей бравадой, рассказывает, что, мол, тут от скуки даже блины начали печь.

В письме от 14.01.1942 маме на Алтай Ангелина Островская повествует о меню в офицерской столовой:

«<…> В столовой нас кормят козлом (диким), он свежий и вкусный, но приходится определять на каждом кусочке, какого цвета был козел — черный или белый. Определяем по цвету шерстинок, прилипших к мясу. <…>».

Но не всегда информация по обеспечению солдат на фронте продуктами питания и обмундированием была позитивной. Из письма Михаила Чернова жене Пане от 20.01.1942.

«<…> Я живу, с одной стороны хорошо, а с другой — плохо. С хорошей стороны, ты знаешь, что я на фронте. А с другой стороны, что хлеба мне не хватает, суп неважный, обмундирование свое — и одежда и обувь. <…>».

Его же письмо адресовано председателю колхоза села Куяган от 25.01.1942.

«<…> Я к вам с просьбой, хотя и будет позорно. Прошу весь актив колхоза, тружеников колхозного строя, чтоб дали мне, как защитнику Родины-Матери, посылку продуктов. <…>».

В дневнике Деомида Матвеевича Кожуховского читаем его воспоминания о 1941 годе. Запись от 08.05.1945 г.

«<…> В конце августа разгрузились на станции Поло, в восемнадцати километрах от города Кирова. <…> Записано коротко, но было переносить очень трудно и томительно. По четверо суток не пили и не ели, на морозе, мокрые, а пережили. Все ели дохлятину конскую и в мешках молотили рожь и парили в котлах. Многие поумирали от дизентерии и обмораживались. Соли не было около двух месяцев. <…>».

Тот же Деомид Матвеевич подробно описывает в дневнике обустройство солдатской землянки, запись от 04.06.1945:

«<…> Землянка на метр вкопана в землю и по-амбарному закрыта частично плащ-палаткой и дерном, по стенам койки, сделанные из первоклассной древесины. Свисают бумажные трофейные мешки для защиты от осыпающегося песка. Место угадали песчаное, и от малейшего стука стены обваливаются. Над печкой на проволочных крючках висят два алюминиевых котла и грязное полотенце. Окно сделано из досок ящика патронного и вставлено пять штук бутылок. Над дверью окно из просаленной бумаги, пол цементный, вернее, только что заготовленный для цементирования, засыпают природным щебнем. Лежат книги: «Два наставления о стрелковом деле» и «Краткий курс ВКП(б)» и несколько пустых консервных банок со всякой дребеденью: пуговицы, крючки и всякая другая мелочь <…>».

8 августа 1945 года добавляет:

«<…> Стоим на границе. Как бы хорошо ни жилось, взор всегда обращён на русскую землю, которая находится за заливом. Хорошо видно, что высятся русские постройки рабочего района Никеля. Здесь долго жить не будем, самое большое — ещё пятидневку, а то, может быть, уедем раньше. Землянки отделали хорошо, внутренние стены обшиты дранкой норвежской сосны <…>».

С присущим ему юмором описывает наряды местных жителей — девушек норвежек, запись от 12.08.1945:

«<…> По тракту разгуливают норвежцы, это является для них развлечением. Вот сейчас идут по тракту три пары, посмотрел я на них — что доходяги, до основания тонкие, длинные, у одной ноги как спички, платье короткое, выше колен. Одеты: белые чулки и под коленками сбоку болтаются кисточки, как у трёхлетнего ребёнка. <…>».

20.08.1945 добавляет рассуждения:

«<…> Вечером ходил на танцевальную площадку, много было норвежек. Посмотрел на них, как баран на новые ворота, поговорил с одной на пальцах. Дал определение такое, что она по-русски плакать не умеет и разговора с ней не может быть никакого. <…>»

Встречаются письма, написанные специально для публичного прочтения и адресованные в трудовые коллективы, колхозы. Зачастую письма такого плана писались политруками, комсомольскими вожаками, а солдаты их просто переписывали и отправляли адресату от своего имени. Примером такого обращения из исследуемых писем могут служить письма политработника Сунцова Василия Владимировича сестре Надежде от 16 июня 1944 года:

«<…> Настроение бодрое. Работать продолжаю на политработе. Работы много. Сама знаешь, Надя, обстановку, в которой находимся. Сейчас каждый гражданин СССР, который любит свою Родину, не жалея ничего, работает так, как требует этого дело победы. А тем более мы, воины, перед которыми т. Сталин поставил ответственнейшую задачу в приказе № 195: «Подготовить себя к решающим сражениям, чтобы вместе с нашими союзниками стереть с лица земли то зло, которое приносит человечеству кровь, слезы, лишения», — это немецко-итальянский фашизм. И мы это сделаем, можете быть уверены, что с честью выполним приказ т. Сталина. Мы готовы к решающему сражению. Идя в решительную схватку, мы будем помнить о вас, о своих семьях, отцах, матерях, женах, детях, братьях и сёстрах. И мы знаем, что в этой борьбе мы не одни, с нами весь Советский народ, с нами все прогрессивное человечество. И не страшно умирать, когда ты знаешь свою цель, знаешь, что ты борешься за правое дело, когда борешься за честь, свободу и независимость миллионов людей.

Часто в своих воспоминаниях тыловики говорят о том, что письма, пришедшие с фронта, даже сугубо личные, были достоянием не только семьи, но и соседей, читались коллективно, а письма патриотического характера выносились для обсуждения на собраниях трудового коллектива, на собраниях колхозников. Примером красивых, трогательных писем служат письмо Василия Михайлюка жене Мотеньке. Письмо от 12.12.1943:

«<…> Голубка моя, нас только двое. Ты и я — это одно, не так ли? Взял бы я тебя за подбородок, посмотрел бы в твои ясные очи, душа моя… <…> Ты не можешь себе представить, как скучает сердце о тебе, как хочется быть с тобою рядом! И чем больше становится разлука наша, тем больше страсти и любви набирается в груди…<…>».

Письма военных лет играют огромную роль в изучении жизни советского солдата в условиях фронта, они позволяют составить представление не только о бытовых моментах, но и о моральном и психологическом состоянии солдат, позволяют проследить, как трансформируется это состояние от начала войны к ее завершению, что особенно важно в рамках цивилизационного подхода. В письмах с фронта прослеживается живая история повседневности того времени, уважительное, доброе отношение к матери, женщине, подруге. Через эти отношения солдаты показывают свое отношение к Родине, так как для них самое главное и ценное, за что они воюют, — это их близкие. Будут они живы и здоровы — будет жива и Родина.