В минувшем году отдел науки «Газеты.Ru» активно освещал проблемы с выплатами средств по грантам Минобрнауки, в частности открытое письмо молодых ученых – лауреатов грантов президенту РФ Владимиру Путину, в котором говорилось об отсутствии финансирования вследствие бюрократических неувязок.
По некоторым проектам финансирование за 2012 год не пришло до сих пор.
Опросить всех лауреатов грантов президента (их не одна сотня) не представляется возможным, но представленными в данной заметке комментариями отдел науки постарался продемонстрировать весь спектр мнений, существующих в научном сообществе.
Всем участникам опроса «Газета.Ru» задала следующие вопросы:
1) Подписывали ли вы открытое письмо В. В. Путину о задержке финансирования по грантам президента РФ в 2012 год? Почему?
2) В каком месяце вы получили средства по грантам президента? Какую часть из них вы смогли реализовать?
3) Какие вы, основываясь на своем опыте, могли бы выделить преимущества и недостатки системы организации научных исследований в России?
Надежда Белякова, научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук (ИВИ РАН)
1) Я подписывала письмо президенту, поскольку финансирование по гранту не было начато, что поставило меня в весьма затруднительное положение. Например, условием гранта являлось наличие соисполнителя из аспирантов или студентов. Моя соисполнительница в течение года получала от меня технические задания в рамках проведения нами масштабного исследования в фондах ГА РФ; отчитывалась мне о проделанной работе; однако заплатить ей обещанную сумму я пока так и не смогла. Кроме того, мы не смогли приобрести необходимое оборудование, оплатить изготовление копий архивных документов; остались неоплаченными и командировки.
Дело в том, что мое исследование предполагает работу в региональных архивах и сбор интервью в республиках бывшего СССР — Украине, Белоруссии, прибалтийских республиках. Получив сообщение о поддержке моего проекта, я запланировала и осуществила ряд командировок для архивной работы, участия в конференциях и т. д.
Я потратила в 2012 году деньги из семейного бюджета на работу по поддержанному президентским советом проекту, а в итоге не могу получить даже компенсации моих личных расходов.
2) Я не получила по гранту еще ни копейки, и мне ни одна инстанция не может (или не считает нужным) дать ответ на вопрос, когда же я их получу. По последней версии, полученной мною из бухгалтерии ИВИ, сейчас РАН и казначейство договариваются о том, по какой статье провести деньги.
3) Безусловным преимуществом системы организации научных исследований в России является наличие академических исследовательских институтов, в которых мы пользуемся уникальными возможностями для проведения исследовательской работы, по крайней мере в гуманитарной сфере. Как показал мой опыт работы в ИВИ РАН, руководство Института всегда поддерживает исследовательские инициативы самых разных форматов. Грант президентского совета РФ не первый грант в моей жизни; я уже получала поддержку и от российских, и от зарубежных фондов, например вполне четко функционируют грантовые программы президиума и отделений РАН.
Однако впервые я сталкиваюсь с такой фантастически забюрократизированной системой, в которой невозможно найти концов и которая не в состоянии ответить на вопрос, почему выделенные деньги не доходят до реальных исполнителей проекта.
Денис Голдобин, научный сотрудник Института механики сплошных сред Уральского отделения Российской академии наук (ИМСС УрО РАН)
1) Я не подписывал то письмо. Сбор подписей прошел мимо меня — я только в последние месяцы года следил за перепиской грантополучателей. Я знал о проблеме с переводом средств, но не следил за ней, поскольку знал, что ей занимаются, и мне, с одной стороны, было достаточно того, что деньги переведут в итоге, а с другой стороны — я был сильно занят. С обоими аспирантами было проще и быстрее выдавать им из своего кармана деньги, чтобы они потом отдали, чем разбираться с этим. Это не значит, что ситуация рассматривалась мной как нормальная, но было сильно не до того.
2) В декабре. В первых числах декабря мне позвонили из бухгалтерии моего института и сказали, чтобы я готовил все закупки оборудования, поскольку с приходом денег остались только процедурные вещи и все будет в известные сроки. Реализовал все средства.
3) Полный ответ на этот вопрос — многостраничная статья, в которой будет полно пунктов «но, на самом деле, непонятно, что хуже, поскольку...» Я имею опыт работы в Германии и Англии, причем с разнообразной грантовой деятельностью и личный, и по общению со знакомыми, и потому имею некоторые разносторонние представления. Сразу оговорюсь, что есть вещь, с которой я могу полагаться только на сведения из вторых рук, — это процедура рассмотрения грантовых заявок. Потому я не буду ее комментировать, чтобы не впадать в спекуляции.
Коротко могу сказать одно: данная система грантов президента соответствует моим представлениям о правильной (в широком смысле) организации грантов. По моему личному мнению, единственная в России.
Александр Макаров, научный сотрудник НИИ Арктики и Антарктики (ФГБУ ААНИИ).
1) Я подписал открытое письмо. Есть задержки с переводом средств грантодержателям. Открытое письмо — одна из возможностей сообщить о возникших сложностях.
2) Деньги пришли 29 декабря.
3) Это очень сложный вопрос. Я ограничусь комментарием по гранту молодых исследователей, о котором шла речь в письме. Основной недостаток — это поздний перевод средств на счет грантодержателя.
Иван Оселедец, старший научный сотрудник Института вычислительной математики РАН (ИВМ РАН)
1) Не подписывал.
2) В декабре удалось реализовать 100% (были выплачены деньги за командировки в течение года + зарплата).
3) Недостатки известны — сроки выплат (лучше в начале года), странная отчетность по многим источникам финансирования.
Среди достоинств: финансирование растет, появляются разные гранты, немножко улучшается сознательность как грантодавателей, так и грантодержателей.
В принципе по поводу отчетности решить достаточно несложно: взять готовую систему отчетности по грантам президента (НИИ РИНКЦЭ) и использовать ее по ФЦП и остальным грантам — она очень солидная и простая.
Игорь Чилингарян, ведущий научный сотрудник Государственного астрономического института имени П. К. Штернберга Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова (ГАИШ МГУ), астроном Гарвард-Смитсонианского астрофизического центра (США)
1) Да, подписывал. Более того, я был одним из авторов этого письма. Ответ на вопрос «почему?» содержится в тексте письма и в сопроводительной записке.
2) Во второй половине декабря. Поскольку уже в конце лета нам было понятно, что ничего хорошего в плане сроков финансирования нам не светит, мы решили все деньги расписать на командировки, за которые расплачивались из собственного кармана и которые оформлялись в институте с формулировкой «оплата по мере поступления средств». Поэтому к моменту получения денег мы их успели полностью потратить и ничего не потеряли. Но из-за всех этих задержек у нас сорвалась часть запланированных в гранте проектов. Мы рассчитываем наверстать упущенное в 2013 году, если финансирование опять не придется ждать до декабря.
3) Я думаю, преимущество можно назвать только одно: поскольку все сидят на квазипостоянных ставках до пенсии, можно работать над какими-то долгосрочными проектами, которые занимают десятилетия, но не требуют особенных материальных ресурсов для поддержания.
А вот недостатков много.
Главный — отсутствие позитивной селекции при продвижении людей по карьерной лестнице и, как следствие, отсутствие мотивации к продуктивной работе. На Западе система напоминает пирамиду, в нижней части которой находятся аспиранты, затем идут постдоки (обычно низкооплачиваемые научные сотрудники с ученой степенью PhD, аналог кандидата наук в России, на временных контрактах: на этой стадии люди сидят от трех до семи лет, меняя два-три места работы, хотя кто-то и дольше), затем tenure-track — более длительный контракт типа assistant professor (аналог доцента) на пять-семь лет, по результатам которого человек либо получает tenure (постоянный пожизненный контракт «профессора»), либо не получает, в зависимости от достигнутых результатов, объемов привлеченного финансирования по грантам, контрактам и т. п. На каждом из этапов работает жесткий фильтр — выживают сильнейшие. Поэтому постоянно нужно очень активно работать — не «для галочки», а на результат. Те, кто отсеиваются, либо уходят в индустрию, либо в менеджмент, либо работать учителями в школах, либо на инженерные должности, связанные с наукой. Из защитившихся аспирантов (в астрономии) не более половины находят постдок. А из постдоков около трети оказываются в ситуации tenure track, откуда около половины получают tenure.
Перемножаем дроби и получаем 1/12, т. е. только восемь-девять человек из ста получивших степень PhD станут профессорами. Так вот, в России ничего подобного нет.
Постоянные (а на самом деле пятилетние обновляемые) ставки люди получают сразу после аспирантуры, в возрасте 26–28 лет, после чего можно практически ничего не делать и получать зарплату: если нет конфликта с руководством института, то никто не уволит. Несколько схожая система сложилась и в некоторых странах Европы (Италия, Франция, Испания). Но там все-таки количество постоянных ставок сравнительно мало, поэтому «селекция» как-то работает до возраста научных сотрудников 32–36 лет, но, к сожалению, далеко не всегда научные успехи играют роль, зачастую гораздо важнее оказываются связи с нужными людьми и политическое положение того или иного кандидата, для получения постоянного контракта (а конкурсы там порядка 30–40 человек на место в астрономии и 200–300 человек в биологии и медицине).
Ну и теперь что касается финансирования.
В России практически невозможно получить серьезный грант ($100 000 и более) без связей с нужными людьми (обычно академиками РАН).
И даже связи не всегда помогают (см. публикацию в «Троицком Варианте» о грантах РФФИ для молодых ученых мол_а_вед). Я не буду жаловаться на бюрократию, поскольку в США, например, с этим все обстоит намного хуже. Но вот объемы финансирования оставляют желать много лучшего. Получение денег на покупку серьезного оборудования возможно только по «специальным» проектам (например, Программа развития МГУ), в которых нет реального конкурсного отбора, но к которым большинство «обычных» исследователей доступа не имеют. Обычные гранты РФФИ — это капля в море. Зарплаты — тут стоит отметить, что в большинстве стран мира (может быть, кроме США, Великобритании, Швейцарии, Австралии, Канады и Китая) профессора в университетах получают меньше, чем люди, работающие в коммерческих компаниях. Но нигде, кроме России и некоторых стран бывшего СССР, ставка профессора в ведущем университете страны (30–35 тысяч рублей в месяц в МГУ без учета надбавок со своих грантов, которые профессор сам себе может заплатить при наличии этих самых грантов) не бывает меньше, чем зарплата водителя автобуса, на котором этот самый профессор каждый день ездит на работу.
P. S. Накануне на сайте Минобрнауки было опубликовано сообщение о том, что в нынешнем году передача финансовых средств по грантам президента РФ в ведомства будет осуществлена до 1 марта 2013 года.